Линда Фэйрстайн - Мертвечина
Иногда оперативники оставляют после себя еще большую разруху, чем преступники.
— Убийца все перевернул вверх дном. Домовладелец дал нам еще неделю, после чего соберет весь этот скарб и выбросит на улицу. Женщина, которая занималась финансами Куини, говорит, что где-то в Джорджии у нее есть две племянницы. Они могут появиться здесь в качестве наследниц и забрать семейные альбомы или что-нибудь из мебели.
В небольшой комнате стояли два кресла, диван, телевизор, приставной столик со старым проигрывателем и пачкой виниловых дисков. Майк включил проигрыватель и поставил иглу на пластинку — скорей всего, последнюю, какую довелось услышать Куини.
— Эдвард Кеннеди Эллингтон. Дюк, — сказал Майк. — Вполне в духе Куини.
Композиция называлась «Ночное создание». Звуки классического джаза наполнили комнату и слегка развеяли гнетущую атмосферу, воцарившуюся в ней после смерти хозяйки.
Фотографии на стенах гостиной выглядели сдержаннее той, что висела над кроватью Куини. На многих была сама Куини. На других она позировала вместе с друзьями и семьей.
— А это, наверно, ее сын. — Я показала Майку один из снимков.
На нем Куини в светлом костюме, длинной узкой юбке до лодыжек, в шляпке «Мами Эйзенхауэр» и с дамской сумочкой в том же стиле стояла у подножия мемориала Вашингтона, обнимая за плечи мальчика, который выглядел моложе Даллеса Триппинга.
— По-твоему, он похож на афроамериканца? — спросил Майк, глядя на светлокожего ребенка с рыжеватыми волосами.
— Сама Куини тоже довольно светлая. Возможно, его отец был белым.
— Посмотри-ка сюда. Здесь она в форме.
На этой фотографии Рэнсом тоже была на сцене, на этот раз одетая в нечто вроде армейской формы цвета хаки. Похоже, она отбивала чечетку и при этом отдавала кому-то честь, вскинув ладонь к козырьку фуражки. За ее спиной развевался флаг Объединенной службы организации досуга войск. Я сняла снимок со стены и взглянула на обратную сторону.
— Тот же год, что и на снимках из ночного клуба, которые ты принес вчера. 1942-й. Кажется, здесь она развлекает солдат.
— А вот еще одна работа Джеймса Ван дер Зее, — сказал Майк. — Впечатляет.
Перед нами был студийный портрет сногсшибательной молодой женщины, также подписанный фотографом и сделанный, вероятно, вскоре после Второй мировой войны, когда Куини еще не было тридцати.
Она стояла на фоне ложного занавеса, характерного для снимков той эпохи, прислонившись к мраморной колонне, в атласном вечернем платье и с волосами, собранными в тяжелый узел.
Портретная галерея обрывалась в дальнем конце комнаты, где стоял небольшой книжный шкаф. Все книги были сброшены на пол. Я взяла несколько томов — это оказались популярные романы пятидесятых и шестидесятых, — пролистала, но не нашла ничего интересного.
— Сколько ты мне дашь за первое издание Хемингуэя? — спросил Майк. — «По ком звонит колокол».
— 1944 года? Сегодня это стоит неплохих денег. — Он знал, что я собираю редкие книги. — В последний раз на аукционе за нее предлагали около двадцати пяти тысяч.
— А подпись автора увеличивает цену?
— Шутишь? Дай взглянуть.
Я взяла у него книгу. Суперобложка была целой, но человек, швырнувший книгу на пол, сломал ей корешок.
— «Куини, которая праздник сама по себе, от Папочки». Забери ее и выпиши расписку. Надо получше просмотреть все книги.
— Сдается мне, что она не только вскидывала ноги перед соседскими мальчишками. Скажи, будь она сейчас жива, ты бы не хотела с ней познакомиться? — спросил Майк, заменив пластинку. — Просто посидеть в этой комнате, послушать ее рассказы? Наверно, она знала много интересного.
Я перешла в спальню и включила свет.
— Здесь все можно трогать?
— Да, криминалисты уже сделали свою работу. — Майк следовал за мной.
Все ящики в комоде были выдвинуты, а содержимое вывалено на пол, как и говорил Майк. На старом кожаном футляре, где Куини хранила драгоценности, остался черный порошок для отпечатков пальцев.
— Когда ты его нашел, в нем что-нибудь было?
— То же самое, что и сейчас.
Я достала длинную нитку фальшивого жемчуга. Такие в свое время носили модницы, завязывая их на особый манер. Здесь же лежали несколько крупных брошей, вероятно, из цветного стекла, и множество разноцветных сережек из бакелита и пластмассы. Такими побрякушками торгуют продавцы на блошином рынке, никакой ценности они не представляют, и на них вряд ли позарится самый неразборчивый воришка.
Я открыла гардероб и стала перебирать вешалки.
— Никаких тебе роскошных одеяний и тиар. Носи их, пока можешь, Куп. Вот чем все это заканчивается, — сказал Майк.
В шкафу висело несколько домашних халатов в клетку и в цветочек да пара платьев, которые могли бы сойти для церкви… или похорон.
— Патологоанатомы просили тебя выбрать платье, чтобы похоронить Куини.
— А похороны состоятся?
— Да, за счет полиции. Племянниц из Джорджии разыскать не удалось, и наши ребята хотят для нее что-нибудь сделать. Церемония состоится на следующей неделе, потом я скажу тебе точное время.
В элитном отряде убойного отдела существовала неписаная традиция: если у жертвы не оказывалось родных и близких, способных обеспечить достойное погребение, детективы сами брались за дело. Куини собирались похоронить на кладбище рядом с неопознанным ребенком, прозванным «подкидышем», и бродягой по кличке Элвис, который играл на гитаре в подземке на 125-й улице и был убит за пригоршню собранных им долларов.
— А что на полу? — спросила я.
— Преступник вывалил из шкафа все, включая туфли и шляпные коробки. Он забрал все спрятанные деньги. Осталось немного мелочи.
Пол гардероба был усыпан серебряными монетками, блестевшими на фоне темного дерева. Я встала на колени и набрала полную горсть.
— Наверно, она расплачивалась ими с детьми, которые бегали для нее в магазин.
Я раздвинула пальцы, и монетки со звоном посыпались обратно на пол. Мы с Майком знали людей, которых убили за меньшую сумму, чем та, что лежала в гардеробе Куини.
— Обещай мне, что все предметы занесут в опись имущества, — сказала я. — Даже если они выглядят невзрачными, это могут быть памятные вещи, которые нельзя просто выбросить на помойку.
— Ладно, а ты пока взгляни на эти снимки. — Майк указал на стены спальни. — Ты когда-нибудь видела что-то подобное? Смахивает на памятник самой себе. Конечно, фигура у нее была роскошная, но не могли эти фотографии — и все ее прошлое — спровоцировать убийцу?
Кровать, на которой нашли тело, была мне знакома по оперативной съемке. Детективы считали, что Куини здесь и убили. Кроме висевшего в изголовье портрета работы Ван дер Зее, я увидела еще несколько фотографий, сделанных в разных местах и носивших эротический характер. На них Куини уже не танцевала и не позировала на сцене или в студии. Это были откровенно порнографические снимки.
Раньше я не сталкивалась с такими ситуациями в криминальном деле. Возможно, шестьдесят лет назад эти фотографии специально предназначались, чтобы возбуждать сексуальный интерес, но я не могла представить человека, который сегодня испытывал бы те же чувства к полупарализованной старухе.
В изножье кровати помещался туалетный столик, где справа от зеркала стояла еще одна фотография Рэнсом. Здесь она изображала Шахерезаду, в прозрачных шальварах, с вуалью на голове и кастаньетами в руках.
— Странно, — заметила я. — Что бы это значило?
Слева от зеркала находилось другое фото, на котором лицом к лицу стояли две женщины, обе в атласных платьях без бретелек и с длинными шлейфами.
— Вот еще один интересный снимок. Куини рядом с Джозефиной Бейкер. — Я узнала черную американскую певицу и танцовщицу, которая большую часть жизни провела в Париже и считалась одной из самых соблазнительных женщин своего времени.
— Давай забудем про историю, Куп. Ты ничего не чувствуешь?
— Например?
— Вибрации. — Майк присел на стул перед туалетным столиком и облокотился на металлический ходунок Куини. — Знаешь, когда сидишь один в доме жертвы, среди ее вещей, порой начинаешь понимать, кто и зачем приходил сюда перед убийством.
— Ты не думаешь, что это просто фантазии?
— Не важно. Иногда люди и вещи начинают говорить со мной, — продолжал он тихо. — Но это место сбивает меня с толку. Я хотел бы относиться к ней как к своей бабушке, но ее… ее…
— Тебя смущают эти фотографии?
— А тебя нет?
— Пожалуй, они производят впечатление. — Я потрепала его по волосам. — Это все твое пуританское воспитание, Майки.
Тишину в квартире нарушали только мелодии Эллингтона и потрескивание старого проигрывателя, когда вдруг зазвонил мой мобильный телефон.
— Алло?
— Алекс, это Мерсер.
