Грег Кайзер - Полночная чума
— Можете выключить, он мертв, — сказал Бринк.
— А вы кто?
— Я врач.
— Гордона больше нет, он сидел за первым пулеметом. Лейтенанта задело осколком, но он еще дышит.
Бринк выпрямился и сглотнул комок в горле — раз, второй.
— Покажите мне его. А еще мне нужна аптечка скорой помощи, — распорядился он.
И, стараясь сохранять равновесие на гладкой палубе, двинулся вслед за одноглазым на мостик. Ночь вновь прорезал луч прожектора, и в бело-желтом цилиндре возник еще один человек. Вытянув ноги перед собой, он сидел, прислонившись к внутренней перегородке мостика, и по его свитеру растекалось темное пятно. Судя по его виду, у раненого наступил шок. Парню лет двадцать, не больше, подумал Бринк.
Он опустился перед раненым на пол и потрогал его плечо. Впрочем, он тотчас убрал руки. Свитер парня был насквозь пропитан кровью, которая затем стекала по ногам и собиралась темной лужей на полу.
— Помогите ему, — раздался откуда-то из-за спины Бринка голос Аликс. Она стояла совсем рядом, но только в темноте. — Фрэнк, прошу вас.
Бринк нащупал рану под левой ключицей. Осколок оказался деревянным, а не куском металла, и торчал наружу на два дюйма. На какую глубину он впился в тело, сказать было невозможно, но судя по его ширине, — около дюйма, — можно было предположить, что чертова щепка была длинной.
— Ступай на корму! — приказал он Аликс, чувствуя, как между пальцами фонтаном хлещет кровь. Черт возьми, между его пальцами! Живот скрутило узлом, и Бринк испугался, что его вот-вот вырвет.
— Аптечка, сэр, — раздался рядом с ним чей-то юный голос, и на пол упал холщовый мешок.
— Выньте бинты, — приказал Бринк, — снимите с них упаковку.
По идее, он не должен трогать осколок. Неизвестно, какой вред тот причинил, когда вонзился в тело: что прорвал, что проколол, что смял. Если его вытащить, можно сделать только хуже. С другой стороны, а как наложить на рану давящую повязку, пока из нее по-прежнему торчит эта чертова щепка?
И Бринк схватился за осколок. Катер качнулся, и раненый застонал.
— Господи, господи, господи, — прошептал он еле слышно. — Кто-нибудь, возьмите меня за руку.
Аликс вряд ли поняла, что он сказал. Тем не менее она опустилась рядом с раненым лейтенантом на колени и взяла его руку в свою.
— Держись! — сказала она ему по-французски.
Парнишка вздохнул еще раз, еще раз прошептал «О господи» и притих.
— Дайте мне бинт! — приказал Бринк и быстрым движением выдернул щепку из раны. Острый кусок дерева оказался пяти дюймов в длину. Бринк отшвырнул его в сторону. Взяв бинт из рук стоявшего позади него матроса, он приложил его к ране.
— Еще.
— Он мертв, — сказала Аликс. Она все еще держала раненого лейтенанта за руку.
Прижав два скользких от крови пальца под подбородок раненому, Бринк медленно провел ими до ключичной впадины, пытаясь нащупать пульс. Увы. Ничего.
— Черт побери! — воскликнул он в сердцах и отшвырнул в темноту окровавленные бинты, которыми только что пытался остановить кровотечение.
— Фрэнк…
— Идите на корму. Я, кажется, ясно сказал, — рявкнул он по-французски.
Но Аликс даже не сдвинулась с места, а продолжала сидеть, держа за руку мертвого лейтенанта.
— Черт, что же нам теперь делать? — спросил матрос, тот самый, что держал в руках фонарик.
— Что случилось? — раздался голос Уикенса. Неожиданно на крошечном мостике стало слишком много народа.
— Лейтенант погиб. Дженнингс тоже, — ответил матрос с фонариком.
— Дженнингс? — уточнил Уикенс.
— Да, лоцман. Обгорел до углей, когда загорелась осветительная ракета.
— Что они говорят? — это вновь подала голос Аликс.
— Кто-то ведь еще может довести катер в нужное нам место, — буркнул Уикенс.
— Лейтенант, будь он жив, — ответил матрос.
— Главное, высадите нас на побережье, — сказал Уикенс.
— Послушайте, — возразил матрос. Никаких церемоний. Никакого «сэр». — Луна яркая, как днем. Фрицы, небось, сидят и ждут, когда услышат мотор. Нет, нам нужен лоцман. Или лейтенант. Только они знают тот берег. И где там у фрицев стоят пулеметы.
— Фрэнк, что они говорят? — повторила вопрос Аликс.
Бринк наклонился к ней через ноги мертвого лейтенанта и что-то прошептал на ухо.
— Я могу довести катер до Порт-ан-Бессена, — негромко сказала она. — Я знаю путь. Даже в темноте я доставлю вас туда, куда вам нужно.
— Воспользуйся картами, — рявкнул Уикенс матросу.
— Но я всего лишь матрос.
— Ты что, хочешь сказать, что не умеешь читать карту? Ты ведь можешь управлять этой чертовой посудиной?
— Я не навигатор, сэр, — сказал в свое оправдание матрос, сделав упор на последнем слове.
Бринку понадобилось лишь мгновение, чтобы обдумать.
— Нас может довезти она, — сказал он.
Уикенс его услышал.
— Что?
— Она сказала, что знает путь.
— Ты, — Уикенс повернулся к девушке, — ты доставишь нас через пролив, — сказал он по-французски.
— Да.
— Если?.. — добавил Уикенс.
Аликс на мгновение посмотрела на мертвого лейтенанта.
— Если ты отпустишь меня домой.
Уикенс почесал руку. Ту, что со шрамом.
— Или же нам придется вернуться, — добавил Бринк. Но это почти ничего не меняет. Потому что уже следующей же ночью они повторят попытку, с новым лоцманом и капитаном. Зато время будет потеряно. А время для них сейчас самое главное.
В конце концов Уикенс кивнул.
— То есть вы обещаете, что отпустите меня домой? — на всякий случай уточнила Аликс. — Джунипер, ты обещаешь мне?
— Скажи этому матросу, как подвести катер западнее гавани. Примерно, на километр. Если верить карте, там есть небольшой участок песчаного пляжа.
— Я знаю это место, — сказала Аликс, однако с места не сдвинулась.
— Обещаю, — неохотно буркнул Уикенс. — Слышишь меня, Аликс, обещаю.
С этими словами он поднялся и ушел с мостика назад на корму.
— Какая же я была дура, — негромко произнесла Аликс.
И тогда Бринк понял: она неравнодушна к англичанину.
— Может, именно поэтому он и не хочет тебя отпускать? — спросил он ее. Вдруг Уикенс тоже любит ее?
Но Аликс лишь покачала головой.
— Джунипер много чего любит. Но только не меня. Мне так кажется.
— Сэр? — подал голос за спиной Бринка матрос. — Что нам теперь делать? — с этими словами он выключил фонарик.
До Бринка дошло, что матрос обращается к нему. Нет, это какое-то безумие. Кто он такой, чтобы здесь командовать?
— Возьми карту. Покажи ей место, где мы сейчас, по-твоему, находимся. Я переведу.
— Сэр?..
— Она теперь наш новый лоцман.
— Герр доктор, — раздался из темноты голос. — К нам гости.
Волленштейн перекатился на другой бок и посмотрел на силуэт в дверном проеме.
— Который час?
Девушка рядом с ним заворочалась, зашелестели простыни.
— Почти полночь. Извините, но…
Волленштейн ребром ладони потер глаза.
— И кто это такой? — спросил он, после чего спустил ноги с кровати и босиком прошел к двери.
— Обергруппенфюрер Каммлер, герр доктор, — в голосе Пфаффа слышалась обеспокоенность. — И с ним кто-то еще.
— Кто именно? — уточнил Волленштейн, беря со стула одежду.
— Точно не скажу, — пролепетал Пфафф, — но, по-моему, это рейхсфюрер. По крайней мере, похож на того, что на фотографиях.
Это тотчас расставило все по своим местам. Волленштейн застегнул мундир и машинально потер руки. Поймав себя на этом жесте, он остановился.
— И давно он ждет? — рявкнул он на денщика.
— Пять минут, герр доктор. Не больше.
Топая сапогами по плиткам пола, Волленштейн зашагал по коридору. Поворот, затем вниз. Теперь под его подошвами был ковер. Направо, затем налево, к входной двери, что вела в просторный крестьянский дом. Заложив руки за спину, в дверях застыл Каммлер. Позади него — толстяк, даже толще, чем Пфафф. Вес как минимум килограммов сто сорок, глаза-щелочки утонули в складках жира. Тот самый, что занял собой все сиденье «хорьха» той ночью у Флера. Позади него еще двое — явно личная охрана.
Неожиданно из-за спины полного мужчины шагнул еще один. Среднего роста, довольно стройный, разве что с еле заметным брюшком. Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС и имперский министр внутренних дел.
— Доктор, как обычно, рад вас видеть, — произнес Гиммлер, выходя вперед и протягивая руку, но не в партийном салюте, а для рукопожатия. Сама учтивость.
Глаза рейхсфюрера смотрели на Волленштейна из-за очков в металлической оправе. Подбородка у рейхсфюрера практически не было, а округлое лицо казалось обманчиво-безобидным. Из-под расстегнутого пальто виднелся серый мундир, безукоризненно сшитый и столь же безукоризненно отглаженный. Гиммлер снял фуражку и вручил ее телохранителю, тому, что был выше ростом. Даже его волосы, уже начинавшие редеть, казались какими-то безжизненными.
