Грегг Гервиц - Обвинение в убийстве
Пока он складывал вещи в машину, Дрей наблюдала за ним, стоя босиком на крыльце и ежась от холода. Аромат барбекю из соседнего дома, очень домашний, с дымком, витал в воздухе. Он закончил сборы, подошел и поцеловал ее.
– Куда ты едешь? – спросила она.
– Пока не знаю. – Он с трудом прочистил горло. – На нашем счету в банке чуть больше двадцати тысяч. Возможно, пять тысяч мне придется снять. Но не волнуйся, я не буду трогать остальное, пока мы не решим, что делать дальше.
– Конечно. Как хочешь.
Он сел в машину и закрыл дверь. Часы на приборной доске показывали 12:01. Дрей постучала в окно. Она вся дрожала.
Он опустил стекло.
– Черт возьми, Тимоти. – Теперь она плакала, не таясь. – Черт возьми.
Она нагнулась, и они снова поцеловались.
Он поднял стекло, включил задний ход и выехал на улицу. И только повернув за угол, вспомнил, что сегодня День святого Валентина.
14
Тим ждал в машине с пачкой стодолларовых купюр на коленях. Управляющий прошаркал в четырехэтажное здание на углу, со связкой ключей на кольце, похожей на те, что носят тюремщики, и со стаканчиком дымящегося кофе. В рамках программы по омоложению центра города дома эконом-класса подремонтировали, и теперь район Маленького Токио стал пристанищем для художников, наркоманов и прочего люда, балансирующего на грани нищеты и рассудка. Тим мог спокойно заплатить наличными, никто бы этому не удивился. А поскольку все удобства были включены в арендную плату, оставалось меньше бумажных следов.
Номера Тим взял с разбитой в лепешку тачки во дворе пункта приема металлолома Дага Кея. За годы службы ему не раз удавалось проследить путь угнанных машин в мастерскую Кея, и он делал это так хорошо, что теперь мог за небольшую плату рассчитывать на одолжение, если запахнет жареным. Бывший владелец сменил резину, и теперь на машине стояли покрышки популярной марки «Файерстоун» – ничего особого, что можно было бы легко отследить.
В кармане рубашки лежал новый сотовый телефон. Тим только что взял его напрокат в магазине в конце улицы, где продавец с трудом говорил по-английски. Он выложил солидный залог и заплатил двести долларов наличными за месяц безлимитных местных разговоров, поэтому владелец магазина не особенно внимательно разглядывал фальшивую фамилию, которой Тим подписал контракт. Тим заблокировал международные звонки и поставил антиопределитель номера.
Он трусцой пересек улицу с охапкой одежды, и скользнул в парадную дверь. Управляющий – гей, чьи пристрастия выдавала серьга в правом ухе, раньше явно питал актерские амбиции – это было видно по его осанке и манерному поведению. Он возился с замком, стараясь не пролить кофе и не уронить пачку писем, зажатую между локтем и складкой жира на боку. Наконец он нашел нужный ключ, распахнул коленом дверь, свалил почту на стол и, задыхаясь, упал в офисное кресло с вылезшей набивкой, словно только что покорил северный склон Эвереста.
Когда Тим вошел, он смог выдавить из себя улыбку, потом убавил звук телевизора, занимавшего половину его письменного стола.
– Обожаю реальные криминальные истории, – произнес управляющий театральным шепотом, глядя на светящийся экран.
Обшарпанную комнату – по всей вероятности, бывшую каморку уборщика – оживляло несколько фотографий в рамках: зубастой Линды Эванс, горестно-серьезного Джона Риттера, еще нескольких актеров, которых Тим не знал, но которые были когда-то звездами, судя по огромному количеству в автографах восклицательных знаков и избитых призывов следовать своим мечтам и оставаться верным самому себе. Все фотографии были адресованы Джошуа.
Тим пристроил на сумку, перекинутую через плечо, ворох рубашек, которые держал в руках. Из заднего кармана высовывался провод ноутбука.
– Я видел объявление, что у вас есть свободные квартиры.
– Свободные квартиры? Ну да. Вы так официально это сказали.
Джошуа улыбнулся, и Тим понял, что тот пользуется блеском для губ.
– Я могу сдать вам однокомнатную квартиру на четвертом этаже за четыреста двадцать пять долларов в месяц. Честно говоря, ее стоило бы освежить, новый коврик положить или даже пару ковриков… Давайте остановимся на четырехстах долларах. – Он шутливо погрозил пальцем Тиму. – Но больше я цену не сброшу.
– Прекрасно.
Тим поставил на пол вещи, отсчитал тысячу двести долларов и положил на стол:
– Я полагаю, этого достаточно. Первый и последний месяцы и залог. Справедливо?
– Справедливее быть не может. Я соберу документы, займемся этим позже.
Пока Тим собирал свои пожитки, Джошуа выскользнул из-за стола:
– Я покажу вам квартиру.
– Ключа будет вполне достаточно. Почему-то мне кажется, что там нет сложной техники, которая требовала бы подробного инструктажа.
– Нет, нет, ничего такого. – Джошуа поднял голову: – А что случилось с вашим глазом?
– Наткнулся на дверь.
Джошуа благосклонно улыбнулся Тиму, потом схватил с доски ключи и протянул их через стол:
– Ваша квартира 407.
– Спасибо.
Управляющий откинулся назад, стукнув спинкой кресла по рамке с фотографией Джона Риттера, и она покривилась. Он быстро ее поправил и замер в смущении. Банка крема для бритья выпала из расстегнутой сумки Тима и покатилась по полу. Нагруженный вещами, Тим даже не пытался ее поднять.
Джошуа грустно улыбнулся:
– Так не должно было получиться, не правда ли?
– Да, – сказал Тим. – Не должно было.
Ключ подошел к одноцилиндровому замку с круглой ручкой. Задвижки не было, но Тим не возражал, потому что дверь была из цельного дерева со стальной рамой.
В квадратной комнатке оказалось только одно большое окно, которое выходило на площадку пожарной лестницы, вывеску с яркими красно-желтыми иероглифами и оживленную улицу. За исключением нескольких проплешин ковер был в удивительно хорошем состоянии. А в отгороженной кухне с отбитой зеленой плиткой Тим обнаружил узкий холодильник. В целом квартира была пустоватой и немного угрюмой, но чистой. Тим повесил свои рубашки в кладовку и бросил сумку на пол. Вынул из-за пояса пистолет и положил его на стойку в кухне, потом достал из сумки маленький ящик с инструментами.
В несколько поворотов дрели он вынул весь дверной замок. Потом убрал старый цилиндр и заменил его цилиндром Медеко. Его он тоже нарыл во дворе пункта приема металлолома. Тим предпочитал замки Медеко, потому что у них было шесть реверсивных механизмов с неравными интервалами и угловатые прорези с разной глубиной ключей. Вскрыть технически невозможно. От нового замка был только один ключ, который Тим положил себе в карман.
Потом он подсоединил ноутбук к сотовому телефону и вышел в Интернет. Он не собирался пользоваться домашним телефоном, чтобы не засвечиваться. Тим не удивился, увидев, что его пароль на сайте Министерства юстиции больше не работает. Он в любом случае не стал бы часто пользоваться этим сайтом, потому что это внимательно отслеживали и записывали. Вместо этого он набрал фамилию Рейнера в Google.
Пройдясь по ссылкам, он узнал, что Рейнер вырос в Лос-Анджелесе, учился в Принстоне и получил степень доктора психологических наук в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Он участвовал в нескольких нашумевших экспериментах. В одном из экспериментов, по изучению групповой динамики, который он проводил со студентами Калифорнийского университета во время весенних каникул 1978 года, он разделил группу на заложников и захватчиков. Псевдозахватчики так сильно вжились в роль, что начали оскорблять заложников, эмоционально и физически, и эксперимент прекратили, чтобы предотвратить драку.
Сына Рейнера, Спенсера, убили в 1986 году, тело сбросили с Пятого шоссе. Агенты ФБР, прослушивая телефон-автомат на стоянке грузовиков во время операции по выслеживанию мафии, случайно записали звонок свидетеля – водителя грузовика Вилли Маккейба, который в панике позвонил своему брату, описал убийство и спросил, сообщать ли ему в полицию о том, что он видел. Ордер на прослушивание, естественно, не распространялся на Маккейба, и эти показания в суде рассматривать не стали.
Тиму пришло в голову, что у Рейнера была сильная дополнительная мотивация не фокусироваться на Маккейбе – то, что убийца его сына разгуливал на свободе, давало ему больше материала для исследований и значительно увеличивало популярность его книг. К тому же Рейнер был публичной фигурой, и его связь с Маккейбом была общеизвестной.
После того как дело Маккейба закрыли, Рейнер сосредоточился на юридических аспектах социальной психологии. Один из журналистов даже назвал его экспертом по конституции. Рейнер и его жена, как и большинство пар, потерявших ребенка, разошлись в первый год после смерти сына. Тим не мог не заметить, как сильно его беспокоило то, что они с Дрей могут увеличить процент подобных разводов.
