Жан-Мишель Тибо - Жан–Мишель Тибо Избранница богов
Они поженятся, как герои самых известных индийских сказаний.
— Ратул! — позвала Хирал.
На зов явился юноша.
— Что желает госпожа?
— Налей лучшего вина в золотой графин и скажи, чтобы приготовили праздничную трапезу. Он скоро будет дома.
Танджавур! Танджавур! Это слово отдавалось в их головах барабанным боем. Радость наполнила сердца. Мишель и Дха–ма заставили лошадей прибавить скорости, когда над лесом появились огни города. Хайдарабад, который они покинули крадучись, как воры, остался в другом мире. Здесь они были в безопасности. В городе, охраняемом Шивой, они проведут много счастливых дней.
Друзья подъехали к каналу, проходящему через древнюю полуразрушенную стену. Под аккомпанемент музыкантов здесь, рассыпая вокруг себя лепестки цветов, танцевали люди. Оглушительная какофония доносилась со всех сторон — город радостно праздновал день рождения бога со слоновьей головой. Окруженные шумной толпой, всадники поневоле спешились.
— Наконец–то! — выдохнул Дхама, подставляя голову под цветочную гирлянду, которую протянула ему какая–то девушка.
Мишель получил такую же из рук мужчины. Сердце его сжалось, когда он различил вдали силуэт дворца, их дворца. Белые камни, из которых были сложены две башни, казалось, пульсировали в отблесках ослепительных уличных огней.
Стучать не пришлось: стоило ему подойти к двустворчатой дубовой, обитой медью двери, как она, словно по волшебству, распахнулась, явив ярко освещенный коридор. Двадцать слуг с факелами поклонились Мишелю, словно самому Ганеше. Они освещали путь своей богине.
Хирал…
Глаза Блистательной сузились, остановившись на покрытом пылью всаднике, отделяя его от гудящей людскими голосами вселенной. У Мишеля перехватило дыхание. Она была еще прекраснее, чем в его воспоминаниях, еще желаннее и в то же время еще недостижимее. На Хирал было красное с золотой каймой сари. Подошвы и ладони были украшены крас-
ными узорами. Золотая цепочка соединяла левую ноздрю с левым ухом. Тяжелая, унизанная бриллиантами коса, словно толстая эбеново–черная лиана, спадала до середины бедер.
Она приближалась к нему плавной походкой, которая слугам и Дхаме показалась началом священного танца. Оказавшись перед Мишелем, она обхватила ладонями его лицо и пылколоцеловала.
За долю секунды Блистательная стерла всякое воспоминание о Саджилис, Украшенной.
— Можете идти, — бросила Хирал слугам.
Слуги с факелами удалились, служанки, хихикая, разбежались, унося с собой драгоценные блюда, которые были расставлены на ковре часом ранее. Их голоса и смех понемногу затихли. Теперь слышалось только уханье совы и отдаленное хрустальное журчание фонтанов.
Хирал прильнула к Мишелю, тот ее обнял. Прижавшись ухом к его груди, она слушала биение сердца любимого. Он гладил ее по волосам, шепча слова, которые так долго хранил в сердце. Он рассказал ей о своих приключениях, не утаив ничего. Рассказал о Саджилис и о том, какая опасность теперь нависла над ними. Она приложила палец к его губам.
— Молчи, — сказала Хирал. — Ничего не бойся. И ни в чем не сомневайся.
Его страхи и сомнения тотчас же рассеялись. Мишель почувствовал себя защищенным. Хирал воззвала к Шиве.
Амия зачарованно смотрела на красноватые зеницы костров. Вихри искр взлетали в небо и, уносимые ночным ветром с Ган–ги, осыпались мелким черным дождем на крыши городских домов. Похожие на демонов вооруженные вилами жрецы ходили вокруг костров, возвращая на место искореженные огнем тела. Стоящие тут же брахманы сеяли в пространство молитвы.
Три–Глаза первой нарушила молчание. Более четверти часа назад, когда они с Амией остановились возле слепого
садху с покрытым шрамами торсом, она приказала девочке молчать.
— Теперь пойдем в Золотой храм.
Амия кивнула. Девочка очень устала, но старуха, казалось, не замечала этого. Думая о чем–то своем, она все же ориентировалась в толпе, которая в одно мгновение оказалась охвачена истерией — люди толкались, нанося увечья и даже убивая тех, кто не успел увернуться.
Три–Глаза выбрала самую безопасную дорогу и, крепко держа девочку за руку, стала подниматься по лестнице, направляясь в город. Там они без труда влились в поток людей, двигавшихся к храму.
В Варанаси лингам был одним из наиболее почитаемых символов. Золотой фаллос располагался в центре храма под золотым же куполом. Его украшали гирлянды. Охапки цветов лежали вокруг, распространяя одуряющий аромат. Время от времени жрец приближался к лингаму и обливал его водой, чтобы тот оставался влажным. Периодически вместо воды он смачивал его молоком или смазывал коровьим маслом. Двое верующих с блаженными улыбками на лицах обмазывали священный фаллос медом.
В Индии в особенном почете были двенадцать священных лингамов. Амия смутно припомнила цифру — отец однажды рассказывал об этом за общим столом. Заметила она также и изваянную из камня вульву. Два огромных половых органа олицетворяли собой Изначальный Дух (лингам) и Великую Природу (йони). Но для Амии все это не имело никакого значения. Она ничего не знала о концепции созидания и разрушения Вселенной. Для нее это были просто мужские и женские половые органы: Три–Глаза уже рассказывала ей о них, как того требовал процесс обучения Камасутре.
Девочка вздрогнула. Однажды фаллос, такой же твердый, как и лингам Шивы, проникнет в ее тело. Она боялась этой минуты, вспоминая рассказы Хилы и Мили о пережитой боли.
Три–Глаза молилась. Амия никогда не видела, чтобы та проявляла такое благочестие и так строго следовала обычаям. Но молитва ее оказалась недолгой. Сорокалетний мужчина вошел в храм и вступил в круг молящихся, собравшихся у лингама. Его сопровождали двое внимательных слуг. Не могло быть сомнений в том, что он принадлежал к благородной и богатой семье — все^кланяясь, расступались перед ним. Одетый в шелковую рубашку с пуговицами из слоновой кости и белые дхо–ти, с украшенным серебряной брошью с тремя сапфирами тюрбаном на голове, он внушал уважение и страх. Незнакомец обошел лингам и скрылся в затененной части зала.
— Иди за мной, — шепотом приказала Три–Глаза Амии.
Колдунья направилась туда, где остановились таинственный богач и его слуги. Он не удивился, увидев перед собой старуху с девочкой.
— Да благословят и сохранят тебя боги, принц Ранга, — сказала Три–Глаза, приветствуя его согласно традиции.
Он вернул ей приветствие:
— И ты да будешь благословенна.
Взгляд принца остановился на Амии.
— Это и есть Прелестная, которую ты так расхваливала в письме? — спросил он.
— Да, принц.
— Она готова?
— Пока нет. Она не прошла инициацию. Я прошу у тебя пять месяцев для совершенствования ее знаний. Я приведу ее к тебе на праздник Холи.
— В этот день мы передадим ее гуру. Я доволен тобой, Три–Глаза. Служи мне так, как служила моему отцу, и я и впредь буду твоим покровителем.
Он отвернулся и прошел между массивными колоннами. Амия спросила себя, не во сне ли все это происходит. Слова Три–Глаза не рассеяли ее сомнений, но усугубили их:
— Если будешь делать, что я скажу, тебя ждет жизнь принцессы.
Глава 29
Хирал и Мишель влились в радостную толпу. Никто не обращал на них внимания. Оба оделись как можно проще, и было нелегко определить, что этот мужчина с загорелой кожей, резкими чертами лица и черной бородкой — француз. Мишель был очень похож на торговцев родом из северных регионов страны, которых было много на городских базарах. Как и у этих северян, на боку у него висел простой кинжал. На Хирал не было украшений, шафраново–желтый платок покрывал ее голову и плечи. Бутылочного цвета сари спадало до земли, скрывая ноги, которые она не стала раскрашивать.
Дхама же пренебрег маскировкой. Вооруженный монах держался чуть позади друга и его возлюбленной, внимательно поглядывая по сторонам. Он никак не мог избавиться от
ощущения опасности, нависшей над ними с того самого дня, как они покинули дворец раджи Кирата в Хайдарабаде.
На улицах Танджавура бояться было нечего. Худшее, что могло случиться, — это получить пару тумаков из–за всеобщей толкотни. Вскоре они уже были в центре города, запруженном тысячами людей. Из этого своеобразного котла, пронизанного воротами–отверстиями, отправлялись процессии, организованные представителями разных каст. Повернув на улицу Красильщиков, они увидели синего Ганешу, возвышающегося над людским морем. Под балдахином из желтой и оранжевой ткани, украшенным засушенными цветами, он пробирался сквозь толпу своих обожателей. На одной из узких поперечных улиц появился другой Ганеша. Колеса его повозки задевали за стены. Дома тряслись, штукатурка осыпалась, мыши и крысы в страхе разбегались. Пара десятков верующих тянула повозку, намотав веревки на руки и плечи. Кровь их смешивалась с потом и пылью, на коже оставались красные полосы — свидетельства глубины их веры.
