Павел Астахов - Продюсер
Митя тяжело вздохнул:
— Не хочу вас огорчать, Роман, но с этими двумя есть определенные трудности. Дело в том, что я на них получил уже три заказа. И ровно на послезавтра.
Было слышно, как поперхнулся собеседник, но Митя знал, что проблем не будет: он ведь говорил чистую правду!
«Следующему скажу, что уже четыре заказа получил!» — подумал Фадеев и еще больше вспотел.
— Ах, какая досада, Дмитрий! — цокнул языком Ротман. То, как он расстроен, было слышно даже по телефону, но Ромашка никогда не отступал. — Скажите, Дмитрий, а что с гонорарами… Оплачены? Или возможно через неустоечку их перекупить?
«Хрена тебе лысого!!!» — так бы ответил Шлиц, будь он жив.
Мало того, Иосиф заставил бы всех артистов, вместо поездки на столь популярное среди медиаолигархов событие, весь вечер, а то и ночь петь себе лично, любимому. И плевал он на всех Фростов-Шмостов, Аликов-Маликов, Ротманов-Шротманов. Но это мог позволить себе только Великий и Ужасный Шлиц.
Митя вздохнул:
— Попытаться можно, Роман. По двадцатке евро даете на неустойку?
«Не отпугнуть бы!» — мелькнула мысль, но Ротман тут же буквально выкрикнул:
— Идет! О'кей! Прямо сейчас отправлю человека. Двадцать пять минут, и бабки у вас. Вот выручил, дорогой мой человек! Спасибо. По гонорару не стесняйтесь. Я знаю, чего стоят Клим и Айя. Но этот случай особый, и здесь можно удвоить ставочку. Договорились?
— Хорошо. Я жду вашего человека. Только побыстрее. Я сейчас переговорю по неустойке и все решу. Жду. Счастливо вам! — и Митя первым повесил трубку.
Его акции в его же собственных глазах росли стремительно вверх. Чуть потеряв в цене после отобранных ста тысяч, они снова рванули ввысь.
«Осталось немногое: уговорить Айю и, главное, этого паразита Клима!»
Фадеев начал набирать телефон Клима, но тот повел себя крайне странно: то вообще не было сигналов, то начинала играть музыка, а то отвечал нежный женский голос на каком-то тарабарском языке. Митя, матюгаясь в голос, убил, наверное, минут двадцать, но так и не дозвонился.
И хорошо, что с Айей все обстояло проще. Она после разговора с Медянской сидела дома и переживала. Ей нужны были деньги, а из-за недоразумения с немецкими гастролями, на гонорары от которых она рассчитывала оплатить поездку во Флоренцию и курс оперного искусства там же, бюджет певицы рушился. Мама помочь не могла, а Виктория так и не врубилась в схему оплаты. Поэтому звонок директора Фадеева, которого Айя искренне уважала, пришелся как нельзя кстати.
Надо отдать должное Мите, он честно озвучил Айе двойной гонорар, пообещав заплатить двадцать тысяч евро перед выступлением и столько же после. Ясно, что Айя подпрыгнула до потолка и немедленно собрала вещи. Фадеев же, завербовав Кисс, вздохнул легче и с удвоенной силой продолжил штурмовать телефоны Клима. А ровно через двадцать пять минут в дверь позвонили. Митя глянул на часы: ожидающий за дверями курьер прибыл тютелька в тютельку, как обещал Ротман. Он покачал головой:
— Ох уж эти радийщики, вот ведь дисциплинка. Что же, прямой эфир обязывает делить жизнь по секундам.
Фадеев побрел к двери, на ходу набирая на ноутбуке план мероприятия, чтобы отправить Айе и Климу, если, конечно, удастся его достать, а достать было необходимо во что бы то ни стало, иначе деньги пройдут мимо, но самое нежелательное — авторитет Митин среди заказчиков упадет.
Что же касается перезаказа через нескольких людей, то тут Митя осложнений не боялся. Сам он этим не злоупотреблял, но были виртуозы, исполнявшие подобные комбинации регулярно, особенно в ситуациях, когда речь шла о «музыкальных подарках».
Следует пояснить, что с недавних пор у олигархов и приравненных к ним криминальных авторитетов, являющихся питательной средой для шоу-бизнеса, появилась новая мода на подарки. Они принялись наперебой дарить друг другу музыкальные номера, выступления, мини-концерты. Кто хор Турецкого привезет или пришлет своему товарищу на очередной юбилей выхода из тюрьмы, а кто на свадьбу друга с молодой моделькой — «Бони М» в полном составе. А начинали все с цыган. И первым в этом деле был Иосиф Шлиц.
Да-да, именно Шлиц ввел эту моду, начав посылать по всей стране певцов к юбилеям, свадьбам, именинам, торжествам. И когда банкиру или бывшему валютчику, нефтянику или недавнему карточному шулеру сразу несколько человек заказывали один и тот же номер, наживались такие организаторы, как Митя. Одним выступлением семь заказов исполнялось.
Фадеев, размышляя об особенностях судьбы, отпер дверь и опешил. Вместо ожидаемого юного курьера из студентов на пороге стояли два худощавых и очень неприветливых молодых парня в строгих черных костюмах без галстуков. Судя по густейшей щетине на лицах и орлиным носам, они были посланцами Кавказа.
— Ты Мытя? — хрипло спросил первый.
— Да, — пока еще без страха ответил Фадеев.
— Харащо! Пашлы! — скомандовал второй.
— Подождите! Куда? Вы же должны мне… передать… от Ромм… — слова застряли в горле бедного менеджера.
Первый парень хищно улыбнулся и достал огромный пистолет из-за спины, — видимо, он был там заткнут за пояс. Митя такое видел только в кино про мафию.
«Вот и кончилась твоя, Дима Фадеев, карьера», — сказал ему жуткий черный ствол, и у Мити почернело в глазах.
Умник
Очнулся Митя в автомобиле. Нет, это был даже не автомобиль, а какая-то гигантская крепость на колесах. В свое время Фадеев много поездил по гастролям — и со своими артистами, и с зарубежными звездами, которых они с Иосифом привозили в страну. И всегда это были очень крутые машины. Но внутри «Роллс-Ройса Фантом» он еще не ездил, тем более в такой комплектации, когда салон больше напоминает меховую шкатулку. Пол, спинки сидений и потолок были обиты стриженой шиншиллой, а подлокотники и дверные ручки — натуральной крокодиловой кожей. Ну, а там, где требовалось установить металлическую деталь, она была выполнена из золота и перламутра.
Митя заворочался. Тихонько попробовал пошевелить всеми суставами. Вроде не болят. Не связан, не избит. Он сел на диванчик заднего сиденья и только теперь понял, почему девушки так любят меха, и особенно шиншиллу. Мягкая шкура ласкала и нежила. Митя кашлянул:
— Кхе-кхе! Простите…
Двое на переднем сиденье одновременно резко оглянулись, и Фадеев испугался, что этот чудо-автомобиль сейчас улетит с дороги в канаву.
— Эй! Дорога! Машина!
— Э-э-э, слышь, че ты ариошь? Сиды тыха!
— А куда мы едем? Я что, арестован? Что вам нужно?
— Э-э-э, ты! Многа вапросы задайошь! Слишком умний, да? Хачу всио знат, да?
— Нэт! Он, эта, умница и умники, вот!
Довольные своими шутками, оба чернокостюмника разразились клокочущими звуками, словно две огромные птицы, и Митя подумал, что лучше их ни о чем не спрашивать, тем более что именно в этот момент автомобиль снизил скорость и плавно вкатывался по булыжной дорожке в раскрытые кованые ворота какого-то особняка.
«И где это?»
Фадеев присмотрелся и увидел, что тот дом, который он принял за особняк, был всего лишь подъездом с невероятной красоты крышей, колоннами, арками, ступенями и четырьмя гранитными сфинксами, вряд ли новодельными. А вот за подъездом и над подъездом возвышался сам дворец.
Лишь сумерки скрывали всю его красоту, и Митя себя даже ущипнул. Нечто подобное он видел только в Эмиратах, когда ездил на пару дней в Абу-Даби, где шейхи выстроили дворец-отель «Эмират Палас», обошедшийся им в три с половиной миллиарда долларов и обещавший никогда не окупиться. В этом и был особый восточный шик — создавать произведения, которые не окупятся никогда. Но этот дворец стоял не в Аравийской пустыне, а на подмосковной земле. И Фадеев, глядя на вензеля, украшавшие тончайшей работы мраморные мозаичные полы, а главное — на развешанные в коридоре, которым его вели в глубь строения, портреты, уже стал догадываться, кто хозяин дворца.
На всех портретах в различных позах, за различными занятиями был изображен один и тот же человек. Он скакал на лошади во время соколиной охоты, он возлежал на высоком ложе среди наложниц в гареме, он вершил высокий суд в образе Соломона, и, конечно же, он играл на кимвале для прекрасных гурий, которые водили хоровод вокруг райского дерева.
Лицом и статью этот человек был вылитый Саддам Хусейн, только чуть моложе, но это сравнение было под запретом, ибо никогда не нравилось Алимджану Фархутдинбекову. Никто и не смел его сравнивать, а те, кто по ошибке, невоспитанности или незнанию пытались, — навсегда прикусили свои языки. Причем в прямом смысле слова.
Тем не менее портретное сходство было очевидно — Митя убедился в этом тут же. Из боковой двери в зал, где у огромного, инкрустированного жемчугом, перламутром, лазуритом, аметистами и агатами мраморного стола сидел Митя, уверенно вошел крепко и ладно сложенный мужчина. Если бы не кадры казни Хусейна, обошедшие весь мир благодаря циничным американским телевизионщикам, и не штатская одежда, Митя принял бы его за иракского лидера. Митя встал и растерянно протянул руку. Алимджан усмехнулся в усы и зыркнул огромными черными глазищами так, что Митины ноги подкосились и он присел, как подрубленный, чтобы только не упасть на прекрасный розовый пол из редкого оникса.
