Дэниел Силва - Посланник
Они прошли мимо входа в галерею Ишервуда и зашагали дальше.
– После смерти Винсента все его картины перешли в собственность Тео. Он переправил работы из Овера и оставил их на хранении у «Пэра Танги» в Париже. Тео, конечно, умер вскоре после Винсента, и картины стали собственностью Жоанны. Никто из других родственников Винсента не захотел ничего себе взять. Брат Жоанны счел их дрянью и посоветовал сжечь. – Ишервуд остановился. – Можете себе такое представить? – И снова, широко шагая, пошел. – Жоанна составила каталог и работала не покладая рук, чтобы создать хорошую репутацию Винсенту. Благодаря Жоанне Винсента Ван Гога считают теперь великим художником. Но в ее перечне известных работ есть вопиющее упущение.
– «Маргарита у своего туалетного стола».
– Совершенно верно, – сказал Ишервуд. – Было это случайно или намеренно? Этого мы, конечно, никогда не узнаем, но у меня есть теория. Я считаю, что Жоанна знала о возможной причастности картины к смерти Винсента. Как бы то ни было, она была продана за гроши со склада «Пэра Танги» через год или около того после смерти Винсента, и с тех пор никто ее никогда не видел. Вот тут в повествование вступает мой отец.
Они зашли на второй круг. Рассказывая об отце, Ишервуд зашагал медленнее.
– В душе он всегда был берлинцем. Он хотел бы всю жизнь там жить. Это, конечно, было невозможно. Мой отец увидел надвигавшиеся грозовые облака и, не теряя времени, выбрался из города. К концу тысяча девятьсот тридцать шестого года мы уехали из Берлина и перебрались в Париж. – Он посмотрел на Габриэля. – Как жаль, что ваш дед не поступил так же. Он был великий художник, ваш дед. У вас хорошая родословная, мой мальчик.
Габриэль поспешил изменить тему разговора.
– Галерея вашего отца была ведь на рю де-ля-Боэти, верно?
– Конечно, – сказал Ишервуд. – Рю де-ля-Боэти была в то время центром мира искусства. У Поля Розенберга была галерея в доме номер двадцать один. Пикассо и Ольга жили через двор в доме номер двадцать три. Жорж Вильденштайн, Поль Гийом, Жосс Хессель, Этьен Бинью – все были там. «Изящное искусство» Исаковича было рядом с галереей Поля Розенберга. Мы жили в квартире над выставочным залом. Пикассо я называл «дядя Пабло». Он разрешал мне смотреть, как он работает, а Ольга закармливала меня шоколадом до тошноты.
Ишервуд позволил себе слегка улыбнуться, но улыбка быстро исчезла, как только он заговорил о жизни отца в Париже.
– Немцы пришли в мае тысяча девятьсот сорокового года и стали все отбирать. Мой отец снимал особняк в Бордо, на Вишистской стороне, и переправил большую часть своих наиболее важных вещей туда. В сорок втором году немцы вошли в неоккупированную зону, и начались облавы и высылки. Мы очутились в западне. Мой отец заплатил двум баскам-пастухам, чтобы они переправили меня через горы в Испанию. Он дал мне с собой несколько документов, профессиональный инвентарь и пару дневников. Я видел его тогда в последний раз.
На Дьюк-стрит громко прозвучал гудок; над затемненным двором взмыла стая голубей.
– Прошли годы, прежде чем я стал читать дневники. В одном из них я обнаружил запись о картине, которую мой отец видел однажды вечером в Париже в доме человека по имени Исаак Вайнберг.
– «Маргарита Гаше у своего туалетного стола».
– Вайнберг рассказал отцу, что купил картину у Жоанны после смерти Винсента и подарил жене в день ее рождения. Миссис Вайнберг была как будто похожа на Маргариту. Мой отец спросил Исаака, не согласится ли он продать картину, и Исаак сказал, что нет. Он попросил моего отца никому не говорить про картину, и отец охотно готов был ублажить его.
У Ишервуда зазвонил мобильник, но он проигнорировал звонок.
– В начале семидесятых – как раз перед тем как встретиться с вами – я был по делам в Париже. У меня образовалось несколько свободных часов между встречами, и я решил заглянуть к Исааку Вайнбергу. Я пошел по адресу в Марэ, записанному в блокноте отца, но Вайнберга там не оказалось. Он не выжил в войне. Но я нашел его сына Марка и рассказал ему о записи в дневнике отца. Он сначала все отрицал, а потом сдался и разрешил мне посмотреть картину, предварительно заставив поклясться, что я вечно буду держать это в тайне. Картина висела в спальне его дочери. Я спросил, не заинтересован ли он расстаться с ней. Он, конечно, ответил отрицательно.
– Вы уверены, что это работа Винсента?
– Без всякого сомнения.
– И больше вы туда не возвращались?
– Мсье Вайнберг совершенно ясно дал понять, что никогда не продаст картину. Так что я не видел для этого основания. – Ишервуд остановился и повернулся лицом к Габриэлю: – Все, баловень. Я рассказал вам историю. Что, если теперь вы расскажете мне, в чем дело?
– Мне нужна эта картина Ван Гога, Джулиан.
– Зачем?
Габриэль взял Ишервуда за рукав пальто и повел к дверям галереи.
Рядом со стеклянной дверью находилась панель двусторонней связи с четырьмя кнопками и четырьмя табличками. На одной из них значилось: «ИШЕР ОО ИЗЯЩ ИС-ВО; только по договоренности».
Ишервуд открыл дверь ключом и повел Габриэля вверх по лестнице, застланной потертым коричневым ковром. На площадке было еще две двери. Слева было маленькое бюро путешествий. Владелица – старая дева по имени мисс Арчер – сидела за своим столом под плакатом, на котором счастливая пара купалась в лазурной воде. Дверь к Ишервуду была справа. Его секретарша, вечно извиняющееся существо по имени Таня, украдкой бросила взгляд на Ишервуда и Габриэля, когда они вошли.
– Это мистер Клайн, – сказал Ишервуд. – Он хочет посмотреть кое-что наверху. Пожалуйста, не мешайте ему. Будьте хорошей девочкой, милая Таня.
Они вошли в кабину лифта величиной с телефонную будку и поехали наверх, стоя так близко друг к другу, что Габриэль чувствовал в дыхании Ишервуда запах выпитого накануне кларета. Через несколько секунд лифт, содрогнувшись, остановился и дверь со скрипом отворилась. В смотровом зале Ишервуда царила полутьма – единственным освещением было послеполуденное солнце, проникавшее через слуховое окно. Ишервуд уселся на крытый бархатом диван в центре комнаты, а Габриэль стал медленно обходить помещение. Картины было почти нельзя рассмотреть в глубокой тени, но он хорошо их знал: «Венера» Луини, «Рождение Христа» Перино дель Вага, «Крещение Христа» Бордоне, «Пейзаж, освещенный солнцем» Клода.
Ишервуд открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Габриэль поднес палец к губам и достал из кармана пальто нечто, похожее на мобильный телефон «Нокия». Это и была «Нокия», но с несколькими добавками, недоступными для обычных покупателей, – такими, например, как многоцелевой фонарик и приспособление, определяющее присутствие скрытых передатчиков. Габриэль снова обошел комнату, на этот раз не отрывая взгляда от панели телефона, затем сел рядом с Ишервудом и, понизив голос, рассказал, зачем ему нужен Ван Гог.
– Для Зизи аль-Бакари? – недоверчиво спросил Ишервуд. – Этого кровавого террориста? Вы уверены?
– Он не подкладывает бомбы, Джулиан. Он даже не делает бомб. Но он оплачивает счета и использует свою деловую империю для облегчения переброски по земному шару людей и материального обеспечения. В современном мире это не менее опасно. Даже более.
– Я однажды встречался с ним, но он едва ли меня помнит. Я был на празднике в его поместье в Глостершире. Огромный праздник. Море народу. Зизи нигде не было видно. Он появился в конце, точно эдакий чертов Гэтсби. В окружении охраны – даже в собственном доме… Странный малый. При этом ненасытный коллекционер, верно? Искусство. Женщины. Все, что можно купить за деньги. Стервятник, судя по тому, что я слышал. Я, конечно, никогда не имел с ним дела. Вкусы Зизи не распространяются на Старых мастеров. Зизи привлекают импрессионисты и немного другое современное искусство. Все саудовцы такие. Им не нравятся христианские образы Старых мастеров.
Габриэль сел рядом с Ишервудом.
– У него нет Ван Гога, Джулиан. Он время от времени давал понять, что ищет его. И не просто любого Ван Гога. Он хочет что-то особенное.
– Судя по тому, что я слышал, он покупает очень осторожно. Тратит деньги ведрами, но разумно. У него коллекция музейного качества, но я не знал, что без Ван Гога.
– Его советник по искусству – англичанин по имени Эндрю Мэлон. Вы его знаете?
– К сожалению, мы с Эндрю хорошо знакомы. Он глубоко залез в карманы Зизи. Свободное время проводит на яхте Зизи. Судя по тому, что я слышал, огромной, как чертов «Титаник». Эндрю – скользкий до отвращения. Грязный тип.
– В каком смысле?
– Берет с двух концов стола.
– Что вы имеете в виду, Джулиан?
– У Эндрю соглашение с Зизи исключительного характера – это означает, что он не берет денег ни с одного другого торговца или коллекционера. Таким путем большие люди вроде Зизи обеспечивают себя от возможности получить совет, подмоченный конфликтом интересов.
