Итан Блэк - Мертвые незнакомцы
Губы миссис Фарбер сжались в жесткую линию, превратились в губы старухи, съежившейся от накопленного опыта. Она не знает, что и думать. Сказанное Воортом слишком трудно осознать. Слово «убийство» для большинства людей связано с телевидением. Такого не случается ни с ними, ни с их знакомыми. Чашка в ее руке дрожит, и, когда Лила ставит ее на блюдце, раздается звон и жидкость выплескивается. Воорт понимает, с каким отвратительным выбором она столкнулась. Действительно ли ее дочь невольно стала причиной гибели мужа? Или же его убил кто-то чужой?
– Но в доме ничего не пропало, – говорит она, мысленно возвращаясь в день смерти Чака Фарбера. – Нас не ограбили. Соседи не видели, чтобы кто-то входил в дом. Табита! – зовет она, и через пару минут они слышат медленное движение наверху и приглушенные шаги по застланной ковром лестнице. – Бабушка и дедушка, родители Чака, обвиняют ее, – говорит Лила Фарбер. – Они стараются не показывать этого, но относятся к ней уже не так, как раньше. Наверное, так со всеми.
– Может быть, им нужно время. – Воорт говорит банальности, прекрасно понимая (в памяти он слышит голос Камиллы: «Я сделала аборт»), что время тут ни при чем. Бывают разочарования, которые отрезают от сердца куски, и время не в силах их исцелить.
А в дверях стоит девочка, не знающая покоя в своем собственном доме, месте, где ей должно быть уютно. Детское лицо никогда не должно выражать такое страдание, думает Воорт. Уголки рта опущены, каштановые волосы плохо расчесаны, джинсовая рубашка выбилась из джинсов. Девочке все равно, как она выглядит. Карие глаза смотрят куда-то между Воортом и голым куском стены, словно для Табиты Фарбер любое общение с людьми означает неприятности. Она напоминает Воорту собак, которых он видел в нью-йоркском приюте: настороженные дворняжки, скуксившиеся в клетках, ожидающие пищи и воды от тех самых чужаков, которых они боятся.
– Это детектив Воорт, о котором я тебе рассказывала, – говорит мать.
Девочка неуклюже подходит к столу и начинает есть, даже не глядя на него. В ее движениях чувствуется что-то принужденное, словно она не испытывает голода. Она запихивает в рот половинку бублика. Тянется за корнишонами, хотя рот все еще набит.
Воорт объясняет, что пытается разгадать одну тайну. Она может помочь. Ему очень жаль, что сегодня ее не пустили в школу. Девочка протягивает руку к тарелке, на которой миссис Фарбер изящным кружком разложила маленькие печенья. Табита прекрасно знает, что ее ждет еще один допрос. Для нее Воорт – просто еще один взрослый, готовый прямо или косвенно обвинить ее в убийстве.
– Ты ничего не скажешь? – говорит миссис Фарбер. – Мистер Воорт приехал из самого Нью-Йорка, чтобы поговорить с тобой.
– Подумаешь.
– Табита!
– Я оставила Чузи на лестнице, – бормочет девочка. – Теперь я могу идти?
– Чузи – это ее плюшевый лось, – объясняет миссис Фарбер.
– На самом деле, – говорит Воорт, – я считаю, что, возможно, ты убрала лося в шкаф, как ты и говорила.
– Мне все равно, что вы считаете.
– Прекрати! – прикрикивает миссис Фарбер.
Воорт не обращает на хозяйку внимания.
– А почему тебе должно быть не все равно? – говорит он девочке. Та жует печенье. – Ты никогда со мной не встречалась. Я мог бы сказать что-нибудь, чтобы вовлечь тебя в разговор. Тебе никто не верит. Почему должен верить я?
– Мама, можно мне уйти наверх?
– Нет.
– У меня болит живот.
– Еще бы, – говорит Воорт. – Возьми еще печенья.
– Возьму, если захочу.
– Эй, разве я запрещаю? Съешь хоть всю тарелку.
– Вы хотите знать, сердилась ли я на отца? Поссорилась ли я с ним накануне того дня, когда он погиб? Все об этом спрашивают. Все время. Да, я с ним поссорилась. Довольны? Я его убила.
– Если ты так говоришь.
– Я так говорю! Говорю!
– О Господи. – Миссис Фарбер, закрывает лицо руками.
– Ну что же, тогда ничего не поделаешь, – говорит Воорт, обращаясь к макушке девочки, которая теперь уставилась на паркетный пол, где растет кучка крошек. – Ты считаешь, что я – просто еще один незнакомец, явившийся донимать тебя. Готов спорить, ты думаешь…
– Вы не знаете, что я думаю.
– Ты думаешь, что безразлична мне. И ты права. Мы не знакомы. С какой стати мне заботиться о тебе? Черт, ты даже не поздоровалась, когда я зашел в дом.
Девочка поднимает голову Рот забит.
– Я вас сюда не звала.
Воорт кивает.
– Но я скажу тебе, кто мне не безразличен, – продолжает он. – Это одна женщина в Нью-Йорке. Ей столько же лет, сколько было твоему отцу, когда он умер. Есть люди, которых она любит – как любил твой отец. Она не хочет говорить со мной, совсем как ты. Она, в сущности, малость психованная.
Наконец он вознагражден: губы девочки изгибаются, словно она подавляет смешок.
– Эта женщина – врач, – продолжает Воорт, – и кто-то пытается ее убить. Точно как кто-то убил твоего отца.
– Его убила я. Я уже говорила.
– Может быть, ее кто-то столкнет с лестницы, как столкнули его. И может быть, в Нью-Йорке в этом обвинят какую-нибудь невинную девочку. И может быть, никто не поверит и ей тоже.
Рука тянется к тарелке с печеньями. Берет печенье. Но не кладет печенье в рот.
– Да-да. – Воорт подается вперед, глядя прямо на девочку. – Мы оба знаем, что кто-то оставил игрушку на лестнице, потому что она там лежала. Но если это была не ты, то кто?
Табита вскидывает голову. Она еще ребенок и два года концентрировала всю волю на том, чтобы защитить себя, на том, чтобы отрицать обвинения и, в первую очередь, чтобы отгородиться от факта, что игрушка все-таки лежала на лестнице. И ни разу никто не предложил ей хотя бы попытаться вообразить, как некий незнакомец проникает в дом и перебирает ее игрушки.
– Я сказал, – повторяет Воорт, – что если не ты оставила игрушку на лестнице, значит, это сделал кто-то другой. Если только ты не скажешь, что твой папа сам играл в плюшевые игрушки. Что после того, как вы с мамой ушли, он залез в твой шкаф, достал Чузи и сам бросил его. Ты это хочешь сказать?
– Если вы сейчас уйдете, то – да, – говорит девочка, но настроена она уже менее агрессивно.
– Хорошо, – говорит Воорт, вставая, – теперь мы знаем, что произошло. Твой отец сам бросил игрушку на лестнице, а потом споткнулся об нее. Рад услышать, что ты это подтверждаешь. Потому что если твоего отца убил кто-то другой, то этот человек по-прежнему на свободе и ему все сошло с рук. Его даже не посадили в тюрьму, и теперь он может убить кого-то еще.
– Мамочка, у меня голова болит.
Воорт качает головой:
– Конечно, если ты сейчас не сказала мне правду, а с женщиной случится беда, ты будешь виновата. Потому что на этот раз ты можешь предотвратить несчастье. Можешь спасти человеку жизнь. Стать героиней.
– Оставьте меня в покое. – Но плечи девочки, кажется, опускаются.
Воорт внимательно наблюдает за ее позой и лицом, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее.
– Почему, по-твоему, я вообще приехал сюда из самого Нью-Йорка? – говорит он тихо. – Не мое дело выяснять, что случилось с твоим отцом. Мое дело – помочь женщине. Она лечит больных детей. Помогает детям вроде тебя. Если ты скажешь, что это ты оставила игрушку на лестнице, я сразу же уйду отсюда, вернусь в аэропорт, и ты больше меня не увидишь. Но если ты лжешь и человек, который убил твоего отца, убьет женщину, я вернусь. Расскажу тебе, что произошло, и покажу фотографии.
Девочка начинает плакать. Поднимает голову.
– Зачем кому-то убивать моего отца? – спрашивает она.
Миссис Фарбер пододвигает стул ближе и обнимает дочь за плечи. У нее тоже слезы в глазах.
– Посмотри на меня. – Воорт надеется, что сможет убедить ее в своей искренности. – От тебя требуется только одно: рассказать, что ты помнишь. Это не тест. Неправильного ответа здесь быть не может. Сказать глупость невозможно. Что бы ты ни сказала, это здорово поможет.
Табита молчит. Потом говорит с сомнением:
– Я уже и не знаю, что помню.
– Это вполне понятно, особенно учитывая, что раньше тебе никто не верил. Мы можем сидеть здесь все утро и говорить об этом. Можем играть в специальные игры, чтобы помочь тебе вспомнить. Если хочешь, я могу вернуться вечером – или завтра, если тебе надо подумать.
– Завтра?
– Хочешь, сделаем так?
Табита смотрит на него.
– Но если мы будем ждать до завтра, – говорит она, – что, если с той тетей что-нибудь случится?
Проходит полчаса. Девочка немного успокаивается, и Воорт рассказывает ей о списке, рассказывает подробно, чтобы она ощутила себя причастной к происходящему, рассказывает, не скрывая собственного замешательства. Потом он говорит, готовый оборвать разговор в любой момент, если почувствует сопротивление:
– Я знаю, что ты терпеть этого не можешь. Но закрой глаза и вспоминай отца.
