Чарльз Паллисер - Изгнание

– Глядя в окно, я часто вижу, что у тебя свеча горит допоздна. Интересно, во сколько ты собираешься заснуть сегодня вечером?

Я промямлил:

– Поздно.

Говоря это, я услышал, что голос у меня охрип.

Сестра не ответила и продолжила играть. Почему она об этом спросила?

Никогда больше не буду курить. Завтра все уничтожу: трубку и само вещество. Не допущу, чтобы оно мною овладело.

Меня все еще преследует агония этого несчастного животного. Кто совершает такие ужасные расправы? (Не верю, что Фредерик, хотя он откровенно наслаждался, работая ножом.) Кем бы ни был тот, кто распорол животному брюхо, он должен быть неподалеку от нас. Неужели убийца – тот сердитый селянин, с кем я разговаривал?

Чужая боль вызывает удовольствие. Интересный феномен. Фредерик кромсает овцу. Амелия наслаждается этим так же, как он. Миссис Куэнс морально мучает людей при любой возможности. Тот мужчина избивает собаку, закованную в цепи. Эффи… мне страшно.

Когда я писал это, раздался тихий стук в дверь, и Эффи скользнула в комнату. Она улыбнулась и сказала:

– Надеюсь, я тебя не побеспокоила?

Я сказал, что нет, и предложил сесть. Она села на кровать, я развернул стул и оказался лицом к лицу с сестрой.

Она огляделась.

– Тут очень уютно. Теперь понимаю, почему ты проводишь в комнате так много времени.

Мне было трудно говорить. На ней был халат. В него она так легко запахнулась, что он мог свалиться в любую минуту. Я пытался смотреть ей в лицо. От Эффи пахло мылом и розовым ароматом. Значит, она только что приняла ванну.

Мы поговорили несколько минут, но я почти не помню, что она сказала. Мы посочувствовали маме и тому испытанию, что свалилось на нее. Потом она завела разговор о бале, о том, какое удовольствие я от него получу. Пока она говорила, халат начал раскрываться, и мне стало трудно следить за ее речью.

Не помню, что я говорил, но, кажется, согласился сопровождать ее на бал. Она поднялась. Я тоже встал. Эффи поблагодарила меня, а потом поцеловала в щеку, положив руку мне на шею, чтобы поближе склонить мою голову, и слегка погладила меня, пожелав доброй ночи. Я быстро ее обнял, почувствовав теплое тело. Мои руки коснулись бедер, и под тонкой материей ноги показались мне почти голыми.

Потом сестра ушла.

Воскресенье, 27 декабря, полдень

Сегодня я избавлен от церкви, потому что днем мы идем на Страттон Певерел. В гостях я всегда стараюсь говорить как можно меньше и прислушиваюсь к любой полезной мелочи. Нас с Куэнсами теперь объединяет ненависть к Давенанту Боргойну по одной и той же причине: у каждого есть дочь, униженная и отвергнутая этим типом. Теперь мы можем близко сойтись с ними.

На несколько минут сумел побыть с Эффи наедине. Я сказал, что не собираюсь отступать от того, что пообещал прошлым вечером. Но в обмен на мое согласие пойти на бал я потребовал пообещать, что она прекратит угрожать мне, что расскажет маме обо всяких моих воображаемых проступках, и не будет пытаться узнать, за что меня отчислили.

Она приняла мои условия.

Тону в темно-карих глазах. От этого так грустно…

Когда мы подошли к деревне, я заметил мисс Биттлстоун и прибавил шагу. Я сразу заявил, что в канун Рождества повстречал мистера Давенанта Боргойна.

Больше говорить не пришлось ничего:

– Он шел сообщить Ллойдам о помолвке с той ужасной девицей в Торчестере, но ему не хватило порядочности прийти и рассказать нам.

(Нам!)

Я напомнил, что, когда старушка была у нас в гостях, мы обсуждали, что случится, если он умрет, не оставив наследника. Теперь я напрямую спросил:

– Кто сын покойного брата герцога, который унаследует деньги в случае его смерти?

От последнего слова она содрогнулась и испуганно посмотрела на меня.

– Брат мистера Давенанта Боргойна.

– Брат?!

– Сводный.

– Никогда не слышал, что у него есть какой-то брат!

К сожалению, в этот момент нас догнали мама и Евфимия, и мама спросила старуху:

– Вы собираетесь на чай к настоятелю?

Мисс Биттлстоун подскочила, словно ее обвинили в чем-то нехорошем:

– Я буду там, но мне надо навестить мисс Куэнс. Бедняжка совсем нездорова.

Было странно явиться к настоятелю и получить теплое приветствие от мисс Куэнс и Гвиневер. (В целом был хороший прием, если не считать, что миссис Куэнс удивленно уставилась на меня, словно не ждала моего появления.)

Пока мы раздевались в холле, мисс Биттлстоун взбежала по лестнице, а мама сказала:

– С сожалением узнала, что ваша дочь нездорова.

Хозяйка замка Куэнс покачала головой и проводила нас в гостиную со словами:

– Бедная чувствительная деточка пережила потрясение.

Да, пострадали самые чувствительные места: ее тщеславие и амбиции!

Комната была светлая и просторная, и в камине весело пылал огонь. Мы расселись на диванах, расставленных по комнате, и Гвиневер села рядом со мной.

Мама затараторила:

– Как мило с вашей стороны пригласить нас, миссис Куэнс, и я сожалею, что мы не можем ответить вам тем же, потому что наш дом все еще не готов.

– Пожалуйста, не извиняйтесь, – величественно произнесла миссис Куэнс. – Я все понимаю. Мой дом был в ужасном состоянии, когда мы сюда переехали из Бата два года тому назад.

Бат! Подтверждение – хотя оно мне не требовалось, – что рассказ мисс Биттлстоун был про Куэнсов.

Без всякого предупреждения миссис Куэнс занялась мной.

– Мистер Шенстоун, я польщена, что вы уделили немного своего драгоценного времени моей дочери и мне.

Я прикрылся удобной банальностью:

– Наша прогулка сюда была удовольствием, миссис Куэнс. Я люблю гулять.

– По ночам? – спросила она.

Странный вопрос! Какое дело ей до этого? Мне показалось, что правды она не заслуживает.

– Я никогда не выхожу из дома после заката, миссис Куэнс. По вечерам я сижу дома и пиитствую[8].

У нее глаза выкатились из орбит.

– Чем вы занимаетесь? Пьянствуете?

Вот ведь глупая старая стерва. Пораженный ее невежеством, я не сумел скрыть улыбку и сказал:

– Пиитствую. Это от греческого и означает «вдохновенно писать». Хочу сказать, что я читаю, думаю и пишу.

Эту информацию миссис Куэнс восприняла безо всякого воодушевления. Видимо, все новое пролетало мимо ее ушей. Потом она тяжело и пристально посмотрела на меня и потребовала ответа:

– Как давно вы приехали сюда?

– Всего более двух недель тому назад.

– Не соблаговолите ли напомнить название учебного заведения, где вы учитесь?

– Харроу, – сказал я.

Она кивнула, словно я подтвердил какое-то мрачное подозрение. Потом резко отвернулась, словно птица, уронившая червячка из клюва, и обратилась к маме.

С этого момента она больше ни слова мне не сказала, но несколько раз я замечал, что на меня она поглядывает с выражением глубокой неприязни и поджимает губы, словно думает о чем-то.

Мне хотелось послушать, что она говорит, но, к сожалению, Гвиневер начала болтать о каких-то пустяках.

Я расслышал, как миссис Куэнс сказала что-то про «деревенских животных» и о «краске».

Гвиневер заметила, что я рассеян, и стала хмуриться. Она сказала:

– Как вы думаете, кто делает эти ужасные вещи?

Я пожал плечами. Через минуту она повысила голос и произнесла, не обращая внимания на то, что ее мать разговаривает:

– Мама, не забудь про билеты.

– Ты совершенно права, моя дорогая, – доброжелательно сказала ее мать.

Парадокс! Властная миссис Куэнс становится нежной и теплой, словно воск, в руках дочерей. Полагаю, она видит в них себя, воплощение своего безграничного эго.

Евфимия начала говорить о том, как сильно мечтает о бале. Сестра узнала, что Куэнсы поедут в своем экипаже, и была рада тому, что им будет очень удобно в нем. Ведь в экипаже, как с удовольствием сообщила хозяйка дома, могут расположиться шесть человек. Мне стало ясно, к чему клонила Евфимия, и постепенно глуповатая миссис Куэнс тоже почуяла приближающуюся опасность. Эффи упомянула, что сильно боится доверить себя и мамочку незнакомому извозчику, нанятому в Торчестере.

В итоге миссис Куэнс дала достойный отпор:

– Вы с вашей мамой могли бы прекрасно доехать вместе с нами, но сложность состоит в том, что лошади слишком устанут по дороге в Херрианд Хауз.

Евфимия отразила атаку:

– После всей бальной суеты и восторгов пешая прогулка обратно будет удовольствием.

Миссис Куэнс вывесила белый флаг капитуляции, и сестра с мамой поблагодарили ее. Стало быть, у нас экономия на экипаже и гостинице. Умница Эффи! Хотя мне было немного стыдно. Миссис Куэнс предоставила билеты, а Евфимия деньги за них.

Потом Эффи, благослови ее господь, сказала:

– Случилось так, что мой брат будет здесь в день бала, поэтому была бы вам очень благодарна за льготный билет для него.