Томас Фейхи - Ночные видения
Кэтрин отошла от друзей. Выбилась из ритма. Исчезала и появлялась, не говоря, где была. Худела, много курила, не появлялась на работе, ссылаясь на плохое самочувствие. Однажды поздно ночью Сэйдж проснулась от шума в кухне. Кэтрин мыла посуду.
— Кэт, сейчас четыре часа утра. Что происходит?
— Разве ты не видишь? Я мою посуду. Не кухня, а свинарник.
— Но сейчас четыре часа.
— Ты уже сказала, и я прекрасно тебя слышала.
Она яростно терла кастрюлю и даже не взглянула на подругу.
— С тобой все в порядке?
Кэтрин ответила не сразу:
— Мне это передалось.
— Что?
— Я заболеваю, как Макс.
Она не поднимала головы.
— О чем ты говоришь?
— Сама не знаю.
— Кэт, расскажи, в чем дело.
— Рассказывать особенно не о чем. Я просто устала. — Кэтрин отвела взгляд от кастрюли. — Все будет хорошо, как только мне удастся немного поспать.
Сэйдж подошла к ней и положила руку на плечо.
— Мне очень жаль, что Макс…
Они обнялись и долго стояли молча и неподвижно, потом Кэтрин отстранилась и пожелала подруге спокойной ночи.
Вот так Кэтрин и жила после смерти Макса: держалась в стороне ото всех, мыла посуду и слушала классическую музыку. Макс часто возил ее на концерты в Роли. В последний раз они слушали Стравинского. На следующий день Кэтрин купила компакт-диск и слушала его неделю за неделей: горестный и одинокий плач поочередно вступающих духовых, молящих о помощи, ждущих голосов ободрения и поддержки.
Я ждал терпеливо Господа,
и Он склонился надо мной
и плач услышал мой.
Из страшной бездны поднял Он меня.
Кэтрин слушала и тоже ждала.
Прежде чем уйти из офиса, Саманта еще раз пытается дозвониться до доктора Клея, чтобы извиниться, но в клинике никто не отвечает. «Ему нужна другая дежурная», — думает она.
Зато ее телефон начинает звонить в тот момент, когда Саманта кладет трубку. Это Фрэнк. Из аэропорта.
— Привет, Сэм. Еду в отель. Можешь встретиться со мной там?
— Конечно… — говорит она, и Фрэнк дает отбой, не дав ей закончить.
— Что?
— Ты был в Солт-Лейк-Сити. Дон уже договорился о встрече.
— Потому что ты его об этом попросила.
— Подумала, это сэкономит нам время. Кроме того, — небрежно добавляет она, — мы выяснили, что у Кэтрин был бой-френд.
— Вот и хорошо. — Он отворачивается к окну. — Ты солгала мне, Сэм. Я просил не вмешивать в это дело Дона без моего согласия.
— Не вижу большой проблемы. И вообще, вместо того чтобы понапрасну спорить…
— Ты обманула меня.
Фрэнк поворачивается, лицо у него красное и злое.
— Нет, я просто тебе не сказала.
Она несмело улыбается, надеясь смягчить его гнев.
— Ты должна была сказать мне об этом вчера вечером. Но не рассказала, а это ложь.
Они стоят в тишине, заполнить которую Фрэнк не спешит, и Саманта понимает, как, должно быть, чувствовала себя Сэйдж, когда Дон взялся ее обрабатывать.
— Ты прав. — Ее голос мягок и тих. — Я должна была сказать тебе заранее. Извини.
Она опускает голову, чтобы не видеть боль в его глазах.
Фрэнк снова отворачивается к окну.
— Все в порядке.
Это не совсем то, чего она хочет, но пока сойдет и так. Саманта рассказывает Фрэнку о Максе. О самоубийстве. О странном поведении Кэтрин. Фрэнк садится на край кровати. Вид у него усталый. Но что тому виной — поездка в Солт-Лейк-Сити, тот факт, что они до сих пор не нашли Кэтрин, или ее несанкционированный разговор с Доном и Сэйдж, — Саманта не знает. За его спиной город, кажущийся с высоты двадцатого этажа тихим и безопасным.
— Ты в это веришь?
— В самоубийство? Вообще-то нет.
— Вот и я тоже. Утром первым делом позвоню в департамент полиции Дарема и ознакомлюсь с отчетом о вскрытии.
— И еще у меня есть вот это.
Саманта протягивает Фрэнку копии отправленных Дону писем.
— Они на немецком.
— Их написал Иоганн Гольдберг.
— Где ты их взяла?
— Слетала в Лос-Анджелес.
— Что?!
Он едва не роняет письма.
— Я побывала в библиотеке Калифорнийского университета, почитала письма Гольдберга. Те, которые еще не переведены, отправила Дону с просьбой перевести как можно скорее. А теперь слушай. — Саманта говорит быстро, запыхавшись, пользуясь его замешательством. — Граф, заказавший Баху это сочинение, был одержим идеей бессмертия и считал, что Бог наказал его за попытку достичь вечной жизни на земле.
— Наказал? Чем же?
— Тем, что лишил сна.
— И какое отношение это имеет ко всему остальному?
— Музыка звучала и в машине, и в квартире Фиби. И у Фиби, и у Кэтрин были проблемы со сном.
— У отца Моргана тоже. — Фрэнк поворачивается. — Я разговаривал сегодня с его матерью. Она сказала, что он на протяжении почти года жаловался на бессонницу.
Саманта смотрит на него и кивает.
— Думаю, убийца тоже плохо спит.
— Ты считаешь, он проходит курс лечения где-то в городе?
— Нет. По моей версии он пытался лечиться, но безуспешно.
— И убийства — это что-то вроде расплаты?
Фрэнк слегка наклоняет голову.
— Не знаю, но таким образом можно объяснить, почему он идентифицирует себя с графом. Отчаяние, злость, раздражение.
Голос ее звучит бесстрастно, и она спрашивает себя, к кому относятся его слова — к графу или к ней самой?
У Фрэнка звонит сотовый. Саманта забирает у него письма и смотрит на них, чтобы не смотреть на него. Фрэнк торопливо записывает что-то в блокнот.
— Нам нужно идти.
— Что-то случилось?
— Звонил детектив Снейр. Они нашли Кэтрин.
ПАРАСОМНИЯ
Новый Орлеан, Луизиана 28 февраляJ990 года 3.23
Сидя на камнях, Батнер смотрит на мутные воды Миссисипи. Позади, за спиной у него, притихший Французский рынок. Никто не призывает покупать травы и приправы. Не играет, исполняя заказы тех, кто может заплатить, джаз-банд. Никого, кроме нескольких припозднившихся влюбленных да бредущих по дорожке подвыпивших студентов.
Он ерзает и никак не может устроиться поудобнее — в тяжелом влажном воздухе кожа быстро покрывается липкой пленкой пота. Бросает в воду камешек, дожидается приглушенного всплеска — бульк! — поднимает другой. Прежде чем упасть, камень исчезает в высоком тумане.
Бульк!
Жаль, что из-за туманов не видно звезд. Он знает только одно созвездие, Орион, о котором прочел в книжке, когда учился в шестом классе. Перед тем как вести детей в городскую обсерваторию, учительница, сестра Мария Виргиния, назначила каждому по созвездию, и ученики выходили по одному и читали по бумажке подготовленное дома сообщение. Батнер до сих пор помнит, как все слушали его, глядя в небо, попивая горячий шоколад с мармеладками и кутаясь в накинутые на плечи одеяла. Трава была сырая. Ночной воздух дышал прохладой. Он указывал на красное плечо Бетельгейзе, три звезды, образующие пояс, и свисающий с него громадный меч. Орион, безжалостный охотник. С дубинкой в вытянутой, готовой нанести удар руке.
Батнер отводит руку с зажатым в ней камнем и слышит хруст за спиной. Кто-то идет к нему, отбрасывая ногой камешки.
Два месяца Батнер убегает от полиции и самого себя. Все началось с Кристины. Он хотел всего лишь напугать ее, заставить обратить на него внимание, пробудить в ней хоть какие-то чувства. Память снова и снова возвращает его к тому вечеру: страх сменился злостью, когда он дотронулся до нее, полыхнули мстительной яростью ее глаза, с темного неба смотрел усмехающийся Орион. Что-то произошло в ту ночь. Что-то изменилось. Что-то овладело им.
По крайней мере так он говорит самому себе.
Говорит, потому что альтернатива еще страшнее и она в том, что ЭТО было в нем всегда. В отличие от Ориона у него никогда не было желания убивать.
Тяжелые шаги вдруг замирают, и низкий, хриплый голос, в котором слышен креольский акцент, шепчет:
— Мне кое-что нужно.
Батнер, не отвечая, молча бросает камешек. Бульк!
— Я сказал, мне кое-что нужно. От боли.
— У меня нет ничего, кроме боли.
Незнакомец подходит ближе.
— Дай мне свой бумажник, приятель.
— У меня его нет.
У незнакомца тягучий, гипнотизирующий голос:
— Или ты отдашь мне кошелек, или я возьму его сам.
Только теперь Батнер поворачивает голову. В нескольких футах от него в темноте проступает плотная фигура.
— Ты ничего мне не сделаешь. Мне никто ничего не может сделать.
Щелчок, и из темноты вылетает лезвие. Незнакомец хватает Батнера за руку и рывком поднимает на ноги. Острие лезвия направлено в горло.
Грабитель открывает рот, но вдруг что-то рассекает кожу у него на шее. Вскрикнув, он зажимает рану ладонью и удивленно смотрит на ножичек в кулаке Батнера.
