Джон Гришэм - Рэкетир
Маршалов тянет поболтать, я охотно их слушаю.
— Ты больше не поднадзорный, Мэл. Если захочешь включения в программу безопасности свидетелей, больше известную как «защита свидетелей», то мы, Служба федеральных маршалов, позаботимся о тебе. Мы займемся твоей безопасностью. Ты станешь другим человеком с подлинными документами, получишь финансовую помощь на аренду жилья, текущие расходы, медицинское обслуживание. Мы найдем тебе работу. Мы не станем наблюдать за твоей повседневной жизнью, но всегда будем рядом на случай, если тебе понадобимся.
Можно подумать, что он читает вслух брошюру, но его слова все равно звучат как музыка.
— Программа охватывает больше восьми тысяч свидетелей, — подсказывает Хичкок, — и ни один из них еще не пострадал.
Я задаю естественный вопрос:
— Где я буду жить?
— Страна большая, Мэл, — говорит Хичкок. — Мы селим свидетелей и в сотнях, и в тысячах миль от их домов. Расстояние — не главное, но вообще-то чем дальше, тем лучше. Что ты предпочитаешь — тепло или снег? Горы и озера или солнце и пляжи? Большие или малые города? Маленькие городки — не лучший выбор, мы обычно рекомендуем такие, где живет не меньше ста тысяч человек.
— Там легче затеряться, — подсказывает Серхофф.
— Я выбираю сам? — спрашиваю я.
— В разумных пределах — да, — говорит Хичкок.
— Я подумаю.
Что я и делаю следующие миль десять — не в первый раз. У меня есть четкое представление о том, куда я направляюсь и зачем. Я оборачиваюсь и вижу знакомый легковой автомобиль.
— Насколько я понимаю, за нами едет ФБР.
— Точно, агент Хански и еще один сотрудник.
— И долго это будет продолжаться?
— Несколько дней, наверное, — говорит Серхофф. Они с Хичкоком переглядываются. Точный ответ им неизвестен, и я не собираюсь допытываться. Спрашиваю только:
— У ФБР всегда принято следить за свидетелями вроде меня?
— По-разному, — отвечает Хичкок. — Обычно при включении свидетеля в программу защиты у него остаются незаконченные дела с тем или с теми, против кого он дал показания. Бывает, что свидетелю нужно выступить в суде. В таких случаях без ФБР не обходится, но они действуют через нас. Только так — через нас. Но постепенно, с годами, ФБР, можно сказать, забывает о свидетелях.
Пэт меняет тему.
— Первым делом ты должен будешь в законном порядке поменять имя. Мы пользуемся услугами одного судьи в округе Фэрфакс, северная Виргиния, который держит дела в строжайшей тайне. Формальность, конечно, но выбрать новое имя придется. Лучше сохранить прежние инициалы и особо не выпендриваться.
— Например?
— Майк Барнс. Мэтт Бут. Марк Бриджес. Митч Болдуин.
— Похоже на список членов белого братства.
— Похоже, конечно. А то Малкольм Баннистер не из той же кучи!
— Спасибо.
Еще несколько миль мы придумываем мне имя. Серхофф открывает лэптоп и, щелкая «мышкой», спрашивает:
— Какая у нас самая распространенная фамилия на «б»?
— Бейкер? — предлагает Хичкок.
— Эта на втором месте.
— Бейли, — говорю я.
— Номер три. На четвертом месте Белл, на пятом Брукс. Победитель — Браун, эта фамилия вдвое популярнее серебряного призера Бейкера.
— Один из моих любимых афроамериканских писателей — Джеймс Болдуин, — вспоминаю я. — Это и будет моя фамилия.
— Годится. — Серхофф нажимает на клавишу. — А имя?
— Может, Макс?
Хичкок кивает, и Серхофф пишет: «Макс».
— Мне нравится, — говорит Хичкок. Можно подумать, что он нюхает хорошее вино.
— В Соединенных Штатах примерно двадцать пять Максов Болдуинов, так что это самое то, — говорит Серхофф. — Хорошее четкое имя, не слишком распространенное, но и не экзотика и не дурь какая-нибудь. А второе имя? Что мы поставим посерединке, Макс?
Когда на первом месте стоит «Макс», серединка как-то не вытанцовывается. Потом я вспоминаю Рида и Коупленда, моих бывших партнеров, их контору на Брэддок-стрит в Уинчестере: «Коупленд и Рид, адвокаты». В их честь я останавливаюсь на «Риде».
— «Макс Рид Болдуин», — смакует Серхофф. — Пойдет. Осталась какая-то мелочь, и готово. А, Макс? «Младший», «третий», «четвертый»? Только без лишних фантазий.
Хичкок качает головой.
— Обойдется, — бормочет он.
— Я тоже так думаю, — говорю я. — Никаких дополнений.
— Молодец. Все, имя готово: Макс Р. Болдуин. Берешь, Макс?
— Пожалуй. Но надо привыкнуть.
— Конечно.
Выбор имени на всю оставшуюся жизнь — волнующее дело, но все-таки это одно из простейших решений. Совсем скоро мне придется столкнуться с выбором посложнее: глаз, носа, губ, подбородка, дома, работы, семейной истории… Какое взять детство? Где и чему я учился? Почему я холост, был ли женат? Как насчет детей?
С ума сойти!
Глава 18
В нескольких милях восточнее Моргантауна мы покидаем автостраду и останавливаемся перед мотелем «Бест вестерн», устроенным в старомодном стиле — это когда можно поставить машину прямо перед своей комнатой. Нас уже ждут агенты, скорее всего ФБР. Я выползаю из фургона с великолепным ощущением свободы и слышу голос Хански:
— Твой номер тридцать восемь.
Один из непредставившихся агентов отпирает дверь и передает мне ключ. В номере две широченные кровати, на одной выложен целый гардероб. Следом за мной входят и закрывают дверь Хански и Серхофф.
— Я выяснил в тюрьме твой размер, — сообщает Хански, указывая на одежду. — Не понравится — не беда, можно будет пройтись по магазинам.
Мне предложено две белые рубашки и одна в голубую полоску, все с воротником на пуговках, две пары брюк цвета хаки, линялые джинсы, коричневый кожаный ремень, стопка аккуратно сложенных трусов, две белые футболки, несколько нераспакованных пар носков, коричневые мокасины приличного вида и уродливейшие на свете черные полуботинки. В целом неплохо для начала.
— Спасибо, — говорю я.
— Зубная щетка, паста, бритвенные принадлежности — в ванной, — докладывает Хански. — Там же найдешь спортивную сумку. Понадобится что-то еще — купим в магазине. Как насчет ленча?
— Не сейчас. Хочется немного побыть одному.
— Без проблем, Мэл.
— Теперь я Макс, если не возражаешь.
— Макс Болдуин, — подсказывает Серхофф.
— Быстро вы подсуетились!
Они выходят, и я запираюсь, медленно стаскиваю с себя тюремное барахло — оливковую рубаху и штаны, белые носки, черные шнурованные башмаки на толстой подметке и заношенные трусы. Надеваю новые трусы и футболку, залезаю под простыню и таращусь в потолок.
Обедать мы идем в дешевую рыбную забегаловку под боком, где можно заказать еду, не вылезая из автомобиля, и съесть сколько захочешь крабовых клешней за семь долларов девяносто восемь центов. Кроме Хански, Серхоффа и меня, в заведении ни души, и мы долго поедаем морепродукты невысокого качества — для меня это настоящее гурманство. Расслабившись, они отпускают шуточки и издеваются над моим прикидом. Я не остаюсь в долгу и напоминаю, что, во-первых, я в отличие от них не белый баловень, а во-вторых, впредь буду покупать себе одежку сам.
Потом они напоминают мне, что у нас еще есть дела. Надо принять много решений. Мы возвращаемся в мотель, в соседний с моим номер, где одна из двух кроватей завалена папками и бумагами. К нам присоединяется Хичкок. Нас теперь четверо, и мы добросовестно сотрудничаем, несмотря на мой скепсис. Я твержу себе, что эти люди отныне на моей стороне, а правительство — мой защитник и друг, но полностью принять этого не в силах. Возможно, со временем они добьются моего доверия, хотя сомневаюсь. Не могу забыть обещание правительственных агентов спасти меня от суда.
Новое имя уже прилипло ко мне, и это решение окончательное.
— Макс, утром мы уезжаем, — сообщает Хански. — Надо решить куда. Это зависит то того, как ты хочешь изменить внешность. Ты ясно сказал, что желаешь ее изменить, а это задачка не из легких.
— Намекаешь на мои показания? — спрашиваю я.
— Да. Процесс Рукера может начаться через полгода, а то и через год.
— Не исключено, что он признает свою вину и избежит процесса.
— Возможно. Но будем исходить из того, что этого не произойдет. Значит, суд. Если тебе сделать операцию сейчас, то, давая показания, ты засветишь свое новое лицо. Безопаснее пойти на это уже после суда.
— А как с безопасностью в предстоящие шесть месяцев? Мы же знаем, что банда Рукера станет меня искать. Они уже думают, как до меня добраться, и знают, что нельзя терять времени. Грохнуть меня до суда, значит, избавиться от основного свидетеля. Предстоящие полгода — самые опасные, поэтому я хочу оперироваться сейчас, немедленно.
— Ладно. А суд?
— Брось, Крис, ты же знаешь, что есть способы меня спрятать. Я могу давать показания из-за ширмы. Такое бывало. Ты что, не смотришь телевизор и кино?
