И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
К вечеру в цирке стало спокойнее, вроде бы. Столкновений более не наблюдалось, но стачечники, которых стало еще больше, разбили перед Большим шапито и оцеплением два палаточных лагеря. Они продолжали выкрикивать разные лозунги, однако теперь главным требованием их была немедленная отставка Пьера Сеньера с поста директора цирка и передача прав собственности на цирк Марин. Надзиратели не переставали совершать рейды по выхватыванию из толпы случайных людей, только прекратили их прилюдно избивать. Вместо этого их утаскивали в шатры охраны, где пытали или же просто держали без еды и воды. Раненых из отбитых «кварталов» доставляли в лазарет, где им оказывали необходимую помощь. Моррейн делал вид, что не знает об этом, однако, что совершенно очевидно, лично дал распоряжение пустить стачечников с соблюдением строжайшей секретности. Попыток вернуть жилые «кварталы» обратно под свой контроль сторонники Сеньера не предпринимали, слишком много возьни ради бессмысленных местечек, не представлявших экономической или стратегической ценности. Надзиратели по двое патрулировали подконтрольные территории, которых пока было большинство из всех участков цирка. Стачечниками предпринимались диверсии с целью разузнать важную информацию; большинство диверсантов отлавливалось надзирателями, но были и те, кто успешно справлялся с задачами и возвращался с ценными данными, например, о порядке и с маршрутами патрулей. Патрулей страшились все, и простые артисты или рабочие, и охранники, стоявшие на постах. Вечером, и особенно ночью надзиратели обретали практически абсолютную власть над всеми обиталеями цирка; могли по любому поводу забрать даже детей, что делали время от времени, запугивая родителей, старших родственников или близких друзей, покровителей и учителей, делая недвусмысленный намек, понятный всем. Если это и можно назвать спокойной обстановкой, то критерием спокойствия должна была являться одна лишь кровь, которая пока что прилюдно не проливалась.
Ветер утих, а небо было затянуто толстым слоем темных облаков, из-за чего сумерки настали раньше обычного. Фонари зажгли не везде, лишь в центральных частях цирка, а также у указателей в «кварталах». В «квартале» уродов продолжала царить тьма, шатер-столовая освещался наполовину – половину фонарей напросто разбили и украли. Чтобы обеспечить свет и тепло, стачечники ставили переносные фонари на землю и садились вокруг них, приобняв друг друга. Костры по уставу разжигать на территории цирка было строжайше запрещено, и правила этого придерживались даже недовольные, понимая, что в таком случае шансы на крупный пожар возрастут в несколько раз, чего никому не хотелось.
Наибольшее скопление фонарей и огней вечером наблюдалось у шатра Хозяина, а также внутри него. Дело в том, что Сеньер решил устроить грандиозный ужин, созвав на него всех Лордов цирка, всю верхушку. Прибыл даже Поль Роже, редко покидавший «Гору», а также комиссар Обье, на время прекративший поиски блокнотика и изображавший веселость.
Возможно читателю станет интересно, как же так получилось, что повара бастуют, а на столах в шатре Хозяина наставлено немеренное количество всевозможных изысканных блюд, наподобие запеченых гусей, петухов в вине, трюфелей, салатов, профитролей, крем-брюле, галантина, супа-пюре и прочая, и прочая. Все весьма просто: тех поваров, что традиционно готовили для руководства цирка и лично для Хозяина, успели вывести из кухонных шатров под конвоем. Теперь для них оборудовали шатер внутри «золотого квартала» и под дулами ружей следят за их работой. Сразу несколько надзирателей работают в качестве дегустаторов блюд, дабы избежать возможных неприятных последствий приема пищи, и речь шла не только об отравлении; блюдо должно было быть действительно идеальным.
Стоит отметить, что Пьер Сеньер был необычайно весел и спокоен, что совершенно было на него не похоже. Окружавшие его Лорды удивлялись, когда он шутил, смеялся, обильно пил и ел. Даже Ирэн, сидевшая по левую руку от мужа, сомневалась, не является ли все это хитрой игрой, задуманной Пьером для проверки своих самых влиятельных сторонников. Внешне же Сеньер представлял полную противополжность своему поведению. Он напоминал опухший труп, бледно-матовый, с постоянно мокрой и холодной кожей; глаза, о которых читатель успел вдоволь начитаться, окружены были гигантскими черными мешками, а сами они потускнели, как шатры на улице; голос Сеньера звучал тише, слабее, но быстрее и четче, чем еще сильнее пугал окружающих. Чудовищный контраст дополнялся тем, что Сеньер в вине и коньяке мешал опиум, благодаря которому, вероятно, и имел возможность вообще разговаривать.
Во время ужина по просьбе Сеньера с докладом выступил Жорж Франк. Последний, страшно потея, тяжело дыша, поднялся со своего места и, осушив свой бокал, заговорил:
– Мой господин, к сожалению, слова мои будут недобрыми. Стачка, спровоцированная жалкими паникерами и предателями, наносит огромный вред экономике цирка. Мы несем колоссальные убытки, не можем полностью обеспечивать работоспособность цирка. Начал болеть скот. Из-за того, что в стачке принимают участие практически все повара, среди низших классов сотрудников крайне вероятен риск голода.
Закончив фразу про голод, Франк уловил на лице Сеньера недовольство и поспешил оправдаться:
– Разумеется, поделом им, неблагодарным нахлебникам. Однако у нас должен быть продуманный план действий на случай, если голод все же наступит. Все зависит от того, как долго продлится стачка.
После этого Сеньер остановил Франка и рукой велел ему сесть. Далее выступил Николя Леви:
– Мой господин, мой отчет весьма краток и малозначителен, однако знать об этом вам необходимо. За последние два дня, и в особенности, за последние двенадцать часов в цирк прислали около сорока писем из Шартра и Парижа с просьбами разъяснить причины закрытия цирка и усмирить пыл журналистов и горожан. На все письма мы отвечаем единственно верным, как вы указали, ответом: «Ситуация, сподвигнувшая руководство принять непростое решение о временном закрытии цирка «Парадиз», не имеет отношения к внешним факторам и ничуть не пытается оскорбить чудесных жителей городов Шартр или Париж, а относится к факторам сугубо внутренним и связана с возникшими неполадками в функционировании некоторых важных видов оборудования». Также постоянно держим связь с месье Адруа, он следит за настроениями в столице.
– Ну а чего ты скажешь, Клод? – вновь повеселев, спросил Сеньер.
Клод, явно не ожидавший вопроса, вздрогнул и поначалу даже не понял, чего хочет Хозяин. Лишь когда его толкнул Франк и указал на улыбавшегося Сеньера, Клод поднялся и сказал:
– Мой господин, единственное, что мне хотелось бы вам доложить, не обрадует, вероятно, вас. Дело в том, что многие артисты и инструкторы также принимают участие в стачке, что негативно сказывается на творческом процессе. Из-за отсутствия репетиций артисты рискуют растерять все свои навыки, что скажется еще негативнее на программе в Париже. Потому, мой господин…
– Довольно, – произнес Сеньер и махнул Клоду, чтобы тот сел. – Мне надоело слушать ваше нытье. Сегодня
