Осколки - Том Пиккирилли
— Я… гм… я был женихом Сьюзен Хартфорд.
Ремфри присмотрелся ко мне получше.
— Боже мой, — произнес он, протягивая руку и утешительно касаясь моего локтя. — Та юная леди… ужасно, мистер Прескотт. Сожалею о вашей утрате.
Я не думал, что с ним все пройдет гладко, как с той официанткой, которой я сунул полтинник в клубе «Мост». Приходилось рассчитывать лишь на веру в то, что мужчина, собирающийся жениться на наследнице Хартфордов, и сам обладает богатством и властью.
— Спасибо. Но, боюсь, у меня к вам очень деликатная просьба.
— Уверяю вас, сэр, — гордо сказал он, — что в похоронном бюро Уайта мы делаем все возможное, чтобы наши клиенты были всем довольны.
Я чуть не рассмеялся.
— Уверен, что так и есть, Ремфри. Приятно слышать это от вас. — Лоуэлл Хартфорд взял за правило называть меня только по фамилии, безо всяких форм вежливых обращений — тем, видимо, демонстрируя свой авторитет, — и я решил следовать его примеру, заставляя нужных людей нервничать. Наглость — второе счастье. — Видите ли, меня вскоре вызывают из Штатов по срочному делу, и я хотел бы как можно скорее проститься с телом наедине.
— О, боюсь, нет, — пробормотал он, по-лягушачьи тараща глаза. — Мистер Прескотт, боюсь, это невозможно. То, о чем вы просите, определенно запрещено, у нас на этот счет строгие правила…
— Я понимаю, Ремфри. Нельзя, чтобы кто попало слонялся по похоронному бюро, но если бы вы поняли, как мало времени мы со Сьюзен могли проводить вместе раньше…
— Мне жаль, сэр, но об этом не может быть и речи. — В его голосе слышался тяжелый жалобный оттенок. — Абсолютно исключено.
Все-таки подход питбуля дает кое-какие плоды. Я попер на Ремфри, как танк.
— Меня вызвали в Марсель с деликатной миссией, представляющей национальный интерес, и я не смогу присутствовать на богослужениях.
— Ах, вот оно что… жаль, что вас вызывают. — Ремфри поморщился. — По вопросам, представляющим национальный интерес? Видите ли, сэр, дело в том, что мы пока что не завершили все… приготовления с телом. Ах… может быть, завтра, с утра пораньше?
— Нет, — отрезал я.
Желчь подступила к моему горлу, но не смогла перебить привкус крови. Я не сводил с него пристального взгляда — все еще вежливого, но уже балансирующего на грани гнева. И Ремфри этот взгляд покоробил. Он был из того типа мужчин средних лет, которые могут вспотеть и с головы до пят промокнуть за считаные секунды. Он достал носовой платок из кармана пиджака и вытер лоб.
Странно было обнаружить, что внутри меня нарастает чувство утраты, и осознать, что я не притворяюсь, — реальность моей связи со Сьюзен взяла верх, и теперь я выкладывал директору похоронного бюро то, что на самом деле чувствовал.
— Для меня так важно не отпускать ее… пока. Я должен снова увидеть ее лицо. Кое-что сказать на прощание. Это то, что она… — я чуть не сказал «хочет», — …хотела бы, чтоб я сделал. И это мой долг перед ней.
Он встретился со мной взглядом.
— Да, — тихо согласился он. — Понимаю, мистер Прескотт. Пожалуйста, ждите здесь.
Ждать я не стал. Я последовал за ним по другому коридору, ведущему кратчайшим путем к задней части дома. Стало понятно, почему Вандербильты сбыли это местечко. Окна располагались слишком высоко — стены сверху были залиты солнечным светом, а все, что ниже, купалось во мраке. Тени деревьев скользили по потолочным балкам. Сумерки царили в этом доме, ставшем прибежищем стольких мертвецов. Испуганно глянув через плечо, Арчибальд Ремфри понял, что я иду на шаг позади него. Мы перешли в другое фойе, и он открыл дверь без опознавательных знаков, которая вела в морг.
Ремфри заговорил прежде, чем я успел разглядеть, к кому он обращается:
— Мистер Стэндон, у меня есть… ах, у меня есть несколько необычная и деликатная просьба, которую, я искренне надеюсь, вы не сочтете… хм… слишком неприличной.
Стэндон, и сам напоминавший оживший труп, обернулся к нам, все еще сжимая в руке щетку для волос. Он всецело отвечал представлениям парня, воспитанного на фильмах ужасов, то есть меня, о тружениках похоронных бюро: высокий, бледный, изможденный с виду. Единственное, чего я не ожидал увидеть, так это нежности в его глазах — как будто общение с мертвыми только усиливало его благодарность жизни.
У меня в груди все онемело, когда я понял, что он работает над Сьюзен.
Они положили ее на металлический стол. Волосы были идеально уложены, рядом с головой лежала раскрытая косметическая палетка. Слева от нее стоял поднос, наполненный острыми инструментами, глянцевито поблескивающими от покрывшей их жидкости. Мне не хотелось задерживать на них взгляд.
Два других тела возлежали на разных столах с эмалированными столешницами, по бокам от которых стояли большие раковины и тележки с колесиками. Находясь здесь, я чувствовал себя так же неловко, как и остальные. Тут же захотелось убраться восвояси.
Ремфри представил меня, объяснил мою просьбу. Бледный Стэндон воспринял это как должное, застенчиво улыбнувшись и понимающе кивнув. Благоразумие подтолкнуло Ремфри обратно к двери, но Стэндон остался стоять на своем месте — молча и почтительно отводя взгляд от тела Сьюзен, хотя всего минуту назад он безо всякого стеснения расчесывал ей волосы.
Простыня была натянута на ее грудь, но неестественным образом проседала там, где ее грудная клетка продавилась от удара о верхушку пляжного зонта. Видимо, ребра еще не успели закрепить на полагающихся им местах в эстетических целях. Я увидел сморщенные толстые шрамы, покрывающие верхнюю часть ее тела и шею, и моя исцарапанная спина снова вспыхнула огнем.
Я попытался убедить себя, что на столе — совсем не Сьюзен. Что это некая оболочка, шелуха, а саму ее отпустили туда, где не нужно бояться унижения из-за невозможности исцелиться. Я попытался — и не смог. Все равно это была именно она — красивая, уязвимая, исстрадавшаяся. Мне снова захотелось прильнуть к ней, прижать ее тело к себе. Я поднял руку, потянулся, желая прикоснуться к ее коже, — и крепко сжал кулак, удерживая себя от того, чтобы отодвинуть простыню в сторону и увидеть всю глубину ее шрамов в здешнем жестоком, остром, как скальпель, свете.
Ремфри бросил на меня последний неловкий взгляд от двери и сказал:
— Я оставлю вас на несколько минут, господа. — Он повернулся и на цыпочках вышел, затворив за собой. Явно довольный его уходом, Стэндон мечтательным жестом оглаживал зубчики расчески, которую все еще держал в руке. Он посмотрел на меня, будто хотел что-то сказать, но передумал. Его кожа была такой же бледной, как
