Ангел - Михаил Иванов
– Я не могу… Так нельзя… – сбивчиво повторял Март, со сжавшимся сердцем наблюдая, как на глаза старика наворачиваются слёзы.
– Что же ты морочил мне голову? – чуть слышно выдохнул маг. – Старому, доверчивому человеку, не способному отличить истинное желание помочь от злой насмешки?!
– Прости меня, почтенный Магуш. Прости… – вовсе упавшим голосом проговорил Март, чувствуя, как лицо заливает краской. – Я и в мыслях не держал смеяться над тобой…
– Но если это не насмешка, то что?! Да в чём же тогда твой интерес, если ты не хочешь даже попытаться использовать выпавшую тебе возможность?! Может, ты считаешь, что ангелы являются всем кому ни попадя, и мы спотыкаемся о них на каждом шагу?! Может, ты решил, что эти твои встречи будут продолжаться бесконечно?! Вспомни, чему я учил тебя: время! Когда-то я тоже был полон романтических иллюзий и тратил время на пустяки, а теперь – погляди на меня! Я профукал всё, что только мог…
Вспыхнувший было в глазах мага огонь совсем погас, и теперь, понурый, с поникшими плечами, старик в точности походил на сломленный остов не до конца сгоревшего дерева.
Глядя на согбенную, придавленную грузом прожитых лет фигуру отшельника, Март подумал, насколько тот всё-таки стар. Старость… Когда-нибудь и он, Март, превратится в старика. Будет ли тогда сожалеть о прожитых годах? О выборе, который сделал? Или не решился сделать…
Тусклым безжизненным голосом, как человек, у которого на месте души остался лишь пепел, старый маг продолжил говорить:
– Река времени течёт, безжалостно вымывая из тебя иллюзии, питающие беспечность и наивность юности. Набивая шишки и получая раны, ты постепенно приходишь к пониманию: мир создан вовсе не для твоего удовольствия – ему вообще нет до тебя никакого дела, а те подарки судьбы, которые ты поленился (или даже побрезговал) когда-то принять, посчитав их положенными тебе потому только, что ты есть, – всего лишь случайность. Ты смотришь вокруг и видишь, что вовсе не единственный, возомнивший себя пупом земли: за любую малость приходится бороться с другими такими же «венцами творенья», а кроме того – с Миром и даже с самим Создателем! И никто не будет к тебе снисходителен! Никто! Ты один на этом поле бесконечной битвы! Один против всех! Один… И вот, ты стар, бит, исполосован шрамами, но всё ещё не сломлен – ты готов ухватиться даже за призрачный шанс, однако… – маг развёл руками и, просунув сквозь сжатые губы язык, издал неожиданно громкий, раскатистый звук. – Вот на что ты можешь рассчитывать в итоге! Пройдёт ещё немного времени – и останется лишь вспоминать… И ты вспоминаешь… Ты вспоминаешь все упущенные тобой возможности, ты представляешь, каким образом мог бы использовать каждую из них… О, как бы ты хотел изменить принятое когда-то решение! То самое, что повлияло на всю дальнейшую жизнь! И ты молишь всех богов о последнем шансе – о самом-самом последнем! Но… Хэ-х-х… Нет. Нет, мой дорогой, богам нет до нас никакого дела, а реку времени не повернуть вспять. Сейчас ты молод, непостоянен и капризен – однажды ты пожалеешь о своём чистоплюйстве, но будет поздно. Поверь тому, кто опытнее тебя и мудрее. Ты многое теряешь – действительно многое! Так!
Старик глядел на Марта пристально – ждал. Но Март отрицательно помотал головой:
– Нет, хаджи Магуш, прости.
– Ну, дело твоё… И всё же… не будем считать твой эмоциональный порыв окончательным ответом: возможно, наутро ты передумаешь…
Март лежал, глядя в темноту перед собой. От жёсткой циновки затекла спина, и что-то мелко покалывало то там, то здесь, – но способны ли такие пустяки всерьёз побеспокоить измотанного дорогой путешественника? Однако, несмотря на усталость, сон не приходил.
Время как будто остановилось: ни звука, ни движения воздуха… И даже дыхания старого отшельника не слыхать – жив ли он? Тусклой каплей янтаря застыл огонёк в наполненной топлёным жиром плошке. Забыл ли расстроенный хозяин погасить его или оставил нарочно, чтобы гуще и страшнее выглядела окружающая тьма?
Безысходность… Возможно ли осознать всю глубину тьмы, если в ней не присутствует капля света? Возможно ли во всей полноте понять боль и отчаяние дряхлого, одинокого человека, не прожив его жизнь? Вправе ли хоть кто-нибудь осудить старого мага за то, что тьма в его душе оказалась сильнее света? Как вообще судить человека за то, что он такой, какой есть? За то, каким он создан? Вопросы, вопросы… Они мутили душу, отгоняли сон.
«Изловить ангела… Кто бы мог подумать, что такое возможно? Погоди-ка… А с чего я взял – что возможно? Почему я вообще поверил старику? Почему… Усталость, дискомфорт, ночь… Байки про ангелов… Да старый шут просто-напросто надул меня! Попался в кои-то веки наивный простачок, вот он и рад: устроил себе театр! Скучно ему, видите ли, одному… А я-то хорош! Уши развесил: „Великий маг соизволил взять меня в ученики!“ Цивилизованный, просвещённый, не глупый, в общем-то, человек попался на россказни дикаря и шарлатана! Действительно смешно!»
Марта бросило в жар. Вонь от шкуры, которой он укрылся, опасаясь ночного холода, стала особенно невыносимой.
«Вот же лукавый старый хрыч! Если года прибавляют хитроумия, то этому хитрецу из хитрецов, должно быть, лет сто! Похоже, прохвост настолько стар, что пережил не только, как он сам утверждает, собственную силу, но и совесть, и… и рассудок? Ведь он даже не помнит собственного имени!»
Март едва не плюнул с досады – побоялся разбудить отшельника.
«Ладно, бог с ним… Утро вечера мудренее. Переночую – и поминай как звали…»
На крыше заворочалось, завозилось. Послышался вздох. Пленённый неутихающим хороводом мыслей, Март не сразу понял, что происходит.
– Мэ? – коротко вякнул снаружи (тоже, вроде бы, с крыши) недовольный басок.
– Мэ, – ответили ему после недолгой паузы откуда-то возле хижины (или это был тот же самый голос… вот только когда его обладатель успел спуститься?).
Встревоженный, Март сел и прислушался: тихо. Старик как улёгся со своей стороны очага, так и лежал кучей пыльного тряпья, никак не реагируя на посторонние звуки.
«Разбудить, что ли?..»
Лачуга заскрипела и вроде даже зашаталась. Казалось, снаружи ходит кто-то большой, сопит нетерпеливо и трётся о стены, ощупывая их в поисках слабого места.
– Мэ-э-э! – заорало сердито и требовательно, и уже как будто на два голоса.
Хижина вздрогнула, затрещал, ломаясь, хлипкий косяк дверного проёма, и, едва не сорвав напрочь обрывок ковра, внутрь ввалилось нечто. Покрытое грязной свалявшейся шерстью, оно тяжело и шумно дышало, наполняя жилище откровенно козлиным смрадом.
Март от неожиданности
