Джим Томпсон - Убийца во мне
— Ноя не знаю…
— От сигары, — сказал он. И вытянул руку ладонью вверх.
И тут я узнал его.
Ухмыляясь, он сел в просторное кожаное кресло отца и положил руку на подлокотник, при этом сбив со стола чашку и блюдце.
— Есть разговор, приятель, и еще у меня в горле пересохло. У тебя есть виски? Запечатанная бутылка? Я не такой наглец, как можно подумать, но есть места, понимаешь ли, где мне хотелось бы видеть пломбу на бутылке.
— У меня есть телефон, — сказал я, — и тюрьма в шести кварталах отсюда. А теперь убирай поскорее свою задницу, иначе окажешься за решеткой.
— Э-эх, — вздохнул он. — Если хочешь воспользоваться телефоном, приятель, флаг тебе в руки.
Я направился к телефону. Я прикинул, что он испугается, а мое слово будет иметь гораздо больший вес, чем слово какого-то бродяги. Ни у кого на меня ничего нет, и я все еще Лу Форд. Не успеет он и рта раскрыть, как кто-нибудь уже запихнет ему кляп.
— Давай-давай, приятель, только это тебе дорого обойдется. Очень дорого. Дороже, чем обожженная ладонь.
Я положил руку на телефон, но трубку не снял.
— Ладно, — сказал я, — давай поговорим.
— Я заинтересовался тобой, приятель. Я целый год провел на гороховой ферме в Хьюстоне и видел ребят вроде тебя. Я понял, что наблюдение за тобой может принести немалую выгоду. В ту ночь я следил за тобой. Слышал, как ты разговаривал с тем парнишкой…
— Как я вижу, это дало тебе пищу для размышлений, да? — спросил я.
— Нет, сэр, — покачал он головой. — Это вообще ничего не дало. И ничего не давало до тех пор, пока пару дней назад ты не приехал на ту старую ферму, где я обитаю. Но и тогда это ничего не дало, однако потом… Так у тебя есть виски, приятель? Непочатая бутылка?
Я сходил в лабораторию и принес бутылку, прихватив с собой стакан. Он вскрыл бутылку и налил себе полстакана.
— Ты хозяин — ты и выпей, — сказал он и протянул мне стакан.
Я выпил — мне нужно было выпить, — а потом отдал ему стакан. Он бросил его на пол к чашке и блюдцу, приложился к бутылке, сделал большой глоток и вытер губы.
— Нет, сэр, — продолжал он, — тогда это ничего не значило. Только я не мог болтаться там постоянно. Утром в понедельник я отправился на «трубу» в поисках работы. Меня поставили на отбойный молоток в бригаду, которая работала у черта на куличках — аж на реке Пекосе. Так далеко, что я не смог добраться до города в день моей первой получки. Нас было трое, отрезанных от проклятого мира. А вот следующий день получки был совсем другим. Мы закончили на Пекосе, и я получил свои денежки. Я узнал новости, приятель, и вот тут все, что ты говорил и делал, стало значить очень много.
Я кивнул. Я ощущал странную радость. Я уже ничего не мог изменить, время поджимало, и все детали мозаики постепенно вставали на свои места. Я понял, что должен сделать это, и не собирался откладывать.
Он снова приложился к бутылке и достал из кармана рубашки сигарету.
— У меня хорошие мозги, а закон ни разу не помог мне, следовательно, я тоже не должен помогать ему. Пока не припрет. Сколько, по-твоему, стоит возможность жить на свете?
— Я… — Я замотал головой. Спешить нельзя. Иначе я выдам себя. — У меня нет денег, — сказал я. — Только то, что я зарабатываю.
— У тебя есть этот дом. Думаю, за него дадут кругленькую сумму.
— Да, но, черт, — проговорил я, — это все, что у меня есть. Если мне негде будет жить, нет смысла платить деньги за то, чтобы ты держал язык за зубами.
— Ты, приятель, можешь и передумать, — не очень уверенно сказал он.
— Как бы то ни было, — сказал я, — его продавать нецелесообразно. Люди начнут спрашивать, что я стану делать с деньгами. Мне придется отчитаться за них перед властями и заплатить огромный налог. Так что, мне кажется, ты немного спешишь…
— Тебе правильно кажется, приятель.
— К тому же понадобится немало времени, чтобы продать его. Я бы хотел продать его врачу, тому, кто заплатил бы мне за отцовскую практику и оборудование. Так я получил бы на треть больше. Однако такие сделки в спешке не делаются.
Он с подозрением разглядывал меня, стараясь определить, пытаюсь ли я обмануть, и если да, то насколько. Я же фактически не лгал, только чуть-чуть.
— Не знаю, — протянул он. — Я плохо разбираюсь в таких вещах. Может… как ты смотришь на то, чтобы взять кредит под этот дом?
— Ну, мне бы чертовски не хотелось это делать.
— Я, приятель, спросил тебя совсем о другом.
— Послушай, — возразил я, — а как, по-твоему, я верну кредит со своей зарплатой? Кредит мне не потянуть. Вряд ли я получу больше пяти тысяч после того, как они возьмут свой процент и плату за услуги посредника. Мне придется взять новый кредит, чтобы оплатить первый, а так дела не делаются. Если же ты дашь мне четыре-пять месяцев, чтобы найти того, кто…
— Ха-ха. А сколько времени тебе понадобится на то, чтобы взять кредит? Неделя?
— Гм… — Я должен дать ей еще немного времени. Мне хотелось этого. — Думаю, неделя — слишком мало. Скорее всего, две, только я против того…
— Пять тысяч, — заявил он, взбалтывая виски в бутылке. — Пять тысяч через две недели. Начиная с сегодня. Ладно, приятель, назовем это сделкой. А разве это не сделка, а? Я совсем не жадный. Я получу свои пять тысяч, и мы с тобой больше никогда не увидимся.
Я сердито посмотрел на него, чертыхнулся и сказал:
— Ладно.
Он запихнул бутылку в карман и встал.
— Отлично, приятель. Сегодня вечером я возвращаюсь на «трубу». Это не очень-то подходящее место для хорошей жизни, поэтому я пробуду там до следующей зарплаты. Только не вздумай сбежать от меня.
— А как я могу? — пожал я плечами. — Что я, сумасшедший?
— Ты задаешь неприятные вопросы, приятель, и можешь получить неприятные ответы. Просто будь здесь через две недели с пятью «штуками», и тогда тебе не грозят никакие проблемы.
Я решил воспользоваться еще одним убедительным доводом: мне все еще казалось, что я слишком легко сдался.
— Возможно, тебе не стоит приходить сюда, — сказал я. — Вдруг тебя кто-нибудь увидит, и…
— Никто не увидит. Я буду осторожен, как сегодня. Я не меньше, чем ты, хотел бы избежать проблем.
— Ну, — сказал я, — я просто думал, что будет лучше, если мы…
— Слушай, приятель, — он покачал головой, — что произошло, когда ты в последний раз оказывался вблизи старых заброшенных ферм? Ничего хорошего, верно?
— Ладно, — наконец согласился я, — пусть будет по-твоему.
— Я к этому и веду. — Он посмотрел на часы. — Итак, мы все решили. Пять тысяч, две недели, считая с сегодня, девять часов. Смотри, не ошибись.
— Не беспокойся. Ты все получишь, — заверил его я.
Он на мгновение замер у входной двери, оценивая ситуацию снаружи, потом быстро сбежал с террасы и исчез среди деревьев.
Я усмехнулся. Мне было немного жаль его. Забавно, как все эти люди сами лезут на рожон. Вцепляются мертвой хваткой, несмотря на то, что ты изо всех сил пытаешься стряхнуть их, и взахлеб рассказывают, как они этого хотят. Ну почему они все приходят ко мне затем, чтобы быть убитыми? Ну почему они не могут сами убить себя?
Я смел осколки в кабинете, поднялся наверх и лег в ожидании Эми. Ждать мне пришлось недолго.
Она была такой же, как всегда, энергичной, хотя и пыталась приструнить свой энтузиазм. Однако я почувствовал разницу. Появилось напряжение, которое возникает в тех случаях, когда человек хочет что-то сказать или сделать, но не знает, с чего начать. Возможно, она тоже ощутила во мне эту напряженность. Возможно, мы оба почувствовали напряженность друг в друге.
Моя догадка оказалась верной, потому что мы обнаружили эту напряженность практически одновременно.
— Лу, почему бы нам…
— Эми, почему бы нам… — Все это мы сказали хором.
Мы засмеялись, воскликнули: «Загадай желание», и Эми заговорила первой:
— Так ты хочешь, да, дорогой? Только честно и откровенно.
— Я секунду назад собрался попросить тебя. Разве ты не поняла? — сказал я.
— Как… когда ты намерен…
— Ну, я думал, что пары недель…
— Дорогой! — Она поцеловала меня. — Именно это я и хотела предложить!
Оставалось еще кое-что. Последнюю деталь мозаики надо было немножко подтолкнуть, чтобы она встала на место.
— О чем ты думаешь, дорогой?
— О том, что мы всегда делаем то, что от нас ожидают окружающие. Я имею в виду… А о чем думаешь ты?
— Ты первый, Лу.
— Нет, ты первая, Эми.
— Ну…
— Ну…
— Почему бы нам не сбежать, — хором проговорили мы.
И опять засмеялись. Она бросилась мне на шею, прижалась ко мне, дрожащая, но теплая, сильная, но мягкая. Она зашептала мне на ухо, а я зашептал ей:
— Загадывай желание…
— Удача, не покидай мою любовь.
17
Он объявился, кажется, в следующий вторник.
