Александр Бородыня - Крепы
«Школьная учительница, — отметил он. — Не любят они поодиночке ходить, везде компанией! Куда же делась Арина Шалвовна?»
Арины рядом не было. Главврач Петр Сергеевич вскрывал скальпелем номерной замок на двери центрального входа. Какое-то время у него ничего не выходило, но потом замок все-таки поддался хирургическому вмешательству, и они оказались на улице.
Главврач шагал широко и быстро, он совершенно не смотрел, куда идет, и Алан нагнал его не сразу.
— Вы что, с ума сошли?! — крикнул он. — Нужно вернуться за Ариной Шалвовной! Она осталась там.
— Посмотрите, — Петр Сергеевич остановился и нервно выбросил руку вперед и вверх, показывая на окна седьмого этажа. — Куда вы хотите вернуться?
Из окна падал черный и густой дым.
— Вы видите, они подожгли стационар! — Петр Сергеевич опустился там же, где стоял, прямо на асфальт, и закрыл лицо руками.
— Но ведь призраки не горят? — неуверенно спросил Алан. — Ведь ничего страшного?
— Горят, и как еще горят!.. — Главврач плакал. — Те, кого вы называете призраками, — это люди. Не совсем обычные, но все же люди! Они прекрасно могут и сгореть, и утонуть… Но от сгоревшего человека остается тело, труп… А они после этого вообще перестают существовать… Вспышка света, порыв воздуха… Прошлое можно стереть и огнем, и водой.
Алан взял за плечи Петра Сергеевича, встряхнул его, попытался приподнять:
— Ну прекратите, хватит вам, стыдно! В руки себя возьмите!..
Огонь охватил уже все этажи. Непонятным образом он возник одновременно и на втором и на двенадцатом. В сломанную дверь здания выскакивали санитары. Появились носилки с каким-то умирающим. Но Арины не было, она не смогла прорваться сквозь пламя. Алан отпустил вздрагивающие плечи главврача, выпрямился. Он старался успокоиться. Он осмотрелся по сторонам. Площадь была пуста. Несколько мечущихся белых пятен — санитары в халатах, летящий клочьями черный дым…
Под знаком стоянки на безопасном расстоянии одна от другой аккуратным рядком расположились машины «скорой помощи». От охватившей его ярости Алан даже задрожал: между машинами затесался такой знакомый красный микроавтобус! Не было больше ни страха, ни безразличия — только слепая ярость. В одну минуту он оказался рядом с машиной. Микроавтобус был пуст. Все так же валялась на сиденье пачка сигарет, и на полу — скомканная черная одежда, веревка, какие-то детские сапожки.
— Вы думаете, справились с нами, задушили, как котят? Пожгли!.. Думаете, на вас управы нету?!. — орал во все горло Алан. Он выхватил из ближайшей машины «скорой помощи» монтировку и стал наносить по корпусу и стеклам микроавтобуса резкие звенящие удары. — Будете на сломанном ездить! Всегда! Во все века будете на сломанном ездить! — Он откинул капот и ударил монтировкой по теплому еще мотору. — Теперь не заведется!.. Не на чем вам будет кататься!..
— Да остановитесь вы, хватит, это же бесполезно! — Наседая всем телом, Геннадий Виссарионович пытался отобрать у него монтировку. Бледное лицо Геннадия Виссарионовича было покрыто копотью.
— Уйдите! — прорычал Алан. — Откуда вы знаете, что полезно, а что бесполезно!? Погодите? — Он швырнул свое оружие в сторону. — А почему я снова вас вижу?
На обезображенном копотью бледном лице Геннадия Виссарионовича появилась улыбка.
Алан осматривался. Стационар пылал, в этом ничего не переменилось, но только что пустынная площадь оказалась полна народу. Перед ним колыхалась огромная цветная толпа.
Арину, рискуя собой, вынесли из огня два санитара. Она была еще жива. Протолкавшись, Алан склонился над ней.
— Это вы? — тихо-тихо проговорила Арина. — Это вы, Алан Маркович? Я все хотела вам сказать… Какой хороший у вас саквояж, где вы его купили?..
— Бредит? — спросил он.
— Да не похоже на бред, — ответили ему.
Арина приподнялась на локтях.
— Позовите Ларису! — крикнула она.
Смотреть на Арину было страшно. Она сильно обгорела. Из тлеющего, почти уничтоженного огнем платья торчали изувеченные черные ноги. В клочьях дымящихся волос повисла оплавленная гребенка.
— Разойдитесь, разойдитесь! — Сквозь толпу пробился Петр Сергеевич. Глаза его были влажны, но он уже взял себя в руки.
Толпа неохотно качнулась назад. Воздух над телом Арины заметно сгустился. Еще мгновение — и она села на траве: не призрачная, а ощутимая, живая, одетая в новенькое, с иголочки, то же самое платье.
Не в состоянии сразу привыкнуть к своему новому зрению, Алан смотрел на изувеченное огнем обожженное мертвое тело, лежащее на траве, смотрел на стройные ноги в туфельках. Арина сделала шаг, еще шаг. Каблуки глубоко втыкались в землю.
— Ну, слава Богу, платье цело! — сказала Арина и одернула юбку. Она с восторгом осматривалась. — Погодите-ка, я теперь тоже призрак, что ли?
И она весело, во весь голос расхохоталась.
XI
В машине их было пятеро. За рулем Геннадий Виссарионович, Алан — рядом. После первого всплеска жизни потерявшая сознание Арина в глубоком сне лежала на заднем сиденье между Петром Сергеевичем и Михаилом Михайловичем. По словам главврача, с ней случилась удачная трансформация. Арина Шалвовна не стала призраком. У нее легко фиксировались и вес, и температура, и артериальное давление.
— Ну вот, я же говорил: вы умерли, и вы живы в полном смысле этого слова… Вас можно поздравить!.. Во плоти и крови… У нас еще не было подобных случаев, но теоретически они достижимы… И слава Богу, летите себе домой!
Кириллов понравился Алану чрезвычайно. Он казался наивным и смешным со своим воробьем Кромвелем. Человек, давший свое имя заводу, кротко улыбался и все время что-то нашептывал птице, что-то ласковое.
Вид города шокировал Алана. За выпуклым ветровым стеклом машины неслась и летела фантастическая цветная карусель. Солнце в витринах и лужах, разноцветные витражи. И везде люди: непостижимо пестрые костюмы, непостижимая, но русская речь. Он будто очнулся после бессмысленной спячки, уносившей годы, и увидел все эти вывески, все эти лица, все эти одежды.
«Как странно, — думал он. — Они выделяют нашу машину, они пропускают нас? Мужчины снимают шляпы и кланяются. — Он заметил, как одна молоденькая дама в шелковых юбках сделала реверанс, простоволосая девочка прыснула в кулак. — Ну как же от всего этого можно отказаться?! Как это можно потерять? Это нужно всем, и это могло быть везде, повсюду на Земле… Как мы могли губить дома, отжившее оборудование, обвинять алхимию в ненаучности и выбрасывать засохшие краски?! Долой исторические загадки! Откуда им взяться, когда можно расспросить очевидца?!»
— Остановите машину, — неожиданно даже для себя попросил он. — Я хочу позвонить жене.
На этот раз Марта сняла трубку не сразу. Сначала прозвучали долгие восемь гудков, и только потом ее голос настороженно спросил:
— Это опять ты, Алан?
— Да, это я. Я решил, я забираю сына, — сказал Алан Маркович и сразу же, не желая слушать ответа, повесил трубку.
Олег
I
Сырой ветер, оставшийся еще с ночи, с силой натягивал полосатый матерчатый тент. Они сидели под тентом за круглым столиком и заметили меня не сразу. Они что-то оживленно обсуждали между собой, рисовали на салфетке карандашом.
Крыша была плоская, и она медленно нагревалась под солнцем. Я шел по крыше и думал, но о чем я тогда думал, сказать нельзя. Все в голове правильно, все движется, но ни одного конкретного слова из этого движения потом не выжмешь.
— Хочешь мороженого, малыш? — спросил один из них, закуривая. Острый грифель его карандаша рвал салфетку.
Я посмотрел: на салфетке был какой-то список, расположенный в столбик, и сбоку от столбика — крупная неряшливая надпись: «Нужен отчет».
Я поставил портфель рядом с собой, потом подумал и задвинул его ногой под кресло. Мороженое в вазочке медленно таяло.
Мне хотелось в школу, я вспомнил, что у ребят сейчас астрономия, что сегодня проходят Юпитер и все планеты вообще. Думал, что потом догонять придется. Я спрашивал себя, куда делась мама, и тут же понимал, что совсем не хочу ее видеть. Потом я увидел, как мать идет по крыше. На ней глухой черный комбинезон и черная косынка, завязанная сзади. Она была немного похожа на Эльвиру. Может, это она специально так оделась? Она же знает, как я люблю Эльвиру. Но туфли были все-таки с каблуками, блестящие, тоже черные, но противные.
— Здравствуй, сын, — сказала она.
— Можно, я пойду сегодня в школу? — попросил я.
— Да, на второй урок ты, пожалуй, успеешь. Вторым уроком у вас сегодня рисование? — Она пристально посмотрела на меня.
«Рисование, — подумал я. — Рисование ведет Анна, как это хорошо! Сегодня я увижу Анну. Как я хочу ее видеть! Я хочу ее видеть больше, чем маму».
