Роберт Кормер - После первой смерти
- Ты, наверное, ходил в спецшколу, где изучают английский? - настаивала она.
- Да, я ходил в спецшколу, - ответил он, любопытствуя, заметила ли она иронию в его словах. И он рассказал ей об этой специальной школе, которая была не совсем школой, без столов и стульев, аккуратно расставленных в ряд, как на картинках про американскую школу. Классы были в землянках без окон. Вместо чёрной доски были листы сложенной плотной бумаги, прикрепленной к стенам. Процесс обучения был интенсивным и собранным. «Всё, что вы будете изучать, вам пригодится, чтобы остаться в живых. Это будет то, из чего можно будет извлечь пользу, и без чего не вернуть себе родину», - говорил им инструктор, который был пожилым человеком с исполосованным многочисленными шрамами лицом. Он учил их пользоваться оружием и взрывчатыми веществами. Он обучал их бою: с ножом, с огнестрельным оружием и в рукопашную. Строение человеческого тела с выделенными красным уязвимыми местами крепко отпечаталось в мозгу у Миро. Даже теперь, Миро мог бы использовать эти места, чтобы заставить жертву корчиться от боли. Всё же большее удовольствие Миро доставляли другие уроки – чтение и языки. Языки были важны, потому что каждому из них предстояло участвовать в революционных действиях во всем мире: в странах Европы, Африки, Америки. Миро и Эниэл изучали английский, потому что они отправлялись в Америку. Изучение языка было элементарным, но достаточным, чтобы можно было прочесть название улицы и заказать блюдо в ресторане, и при этом не привлечь к себе внимание; чтобы прочитать газетный заголовок или понять содержание сводки теле- или радионовостей. Они, к тому же, изучали слова, обычно используемые при запугивании, грабеже, конфронтации: «Свиньи… война… вашими руками… мы убьем… умрем…» Миро обнаружил, что у него есть талант к языкам, и преподаватель, проживший в Бруклине много лет ещё до того, как туда попал Миро, поощряя его, принёс ему много учебников и специальных пособий (Миро чувствовал своего рода сожаление, когда позже они взорвали почтовое отделение, и им пришлось покинуть Бруклин). Но ему приходилось учиться в тайне от всех. Это забавляло Эниэла. Школа сама по себе была секретным местом; когда власти разрешили беженцам без гражданства жить в лагерях, они запретили им учиться, объявив тайное образование вне закона. «Ты тайно учишься в секретном месте», - говорил Эниэл. - «Секрет в секрете». И все же Миро знал, что Эниэл гордился талантами своего брата, так же, как и Миро гордился мастерством Эниэла в бою.
- Кэти, Кэти, - снова закричал тот же голос или, возможно, уже другой. Миро удивился. Его унесло течение слов и воспоминаний, и он фактически забыл о том, что рядом с ним сидит девушка, которой его слова были адресованы. Как много он ей успел о себе рассказать?
Ребенок плакал всё настойчивей.
- Мне надо к ней, - сказала Кет извиняющимся тоном.
Миро был рад её нежеланию уйти. Кажется, ей было интересно всё, о чём он рассказывал. Похоже, что её внимание он, наконец, уже завоевал.
Расплакавшимся ребенком была Керен, девочка с тёмными волосами, носившая крошечные изумрудные серёжки. Она была в полудрёме и хныкала, наверное, увидев плохой сон. Кет взяла её на колени и прижала к себе. Девочка бормотала что-то невнятное, неосмысленное, на языке снов и кошмаров.
- Там, там, - мечтательно шептала ей Кет, увлечённая рассказом Миро. - Мальчик, прошедший через лагеря беженцев, без родителей, у него умер брат, его обучали насилию в подземной школе…
Она думала о своей собственной жизни, спокойной, беспечной и сравнительно бессмысленной. На грани жалости к этому мальчику, она поняла, что их две жизни пересеклись здесь в автобусе, где жертвой была она, а не он. Жизнь подготовила его к этому моменту, а её – нет. Он был готов ранить и убивать, а она не была готова ни к чему. Конечно, ей не хватало храбрости. Но можно ли научиться храбрости? Храбрость должна быть внутренним качеством, твоей природой. «Где же моя храбрость?» - мрачно спросила себя Кет. - «Где же?»
Вялый ребёнок. Кошмар закончился, и её лицо снова стало безмятежным. Несмотря на то, что в автобусе стало совсем жарко, прижав к себе ребёнка, Кет ощутила комфорт. Ей так была нужна мягкость и сердечность. Она закрыла глаза, и для неё было бы неплохо на мгновение забыться, оставить свои мысли, расслабиться.
И, кажется, она на короткое время заснула, она ничего не чувствовала, время ненадолго остановилось, оторвав её от бытия здесь и сейчас. Когда её глаза открылись, на полу около неё сидел Миро.
- Тебе нравится Элвис Пресли? - спросил он, его лицо было так близко, что она почувствовала запах его кисловатого дыхания.
Вопрос был неожиданным, и она засмеялась. Смех был столь же незапланированным, как и икота.
- Почему ты смеёшься? - он был серьёзен и не улыбался.
- Извини. Не знаю. Ты меня удивил. - (Боже! Элвис Пресли!) - Да, мне нравится Элвис Пресли, - но на самом деле ей не было дела до Пресли; она ни любила его, ни ненавидела, он был где-то в прошлом, чем-то старым и забытым. Уже несколько лет его не было в живых. - Я даже не ожидала, что ты знаешь Элвиса Пресли.
- В Америке я уже более трёх лет. У меня есть транзистор, но мне нельзя брать его с собой на такие акции. Ещё я люблю «Би-Джиз» и музыку диско.
Он одёрнулся и резко отвернулся, будто он сказал уже слишком много. Кет смотрела, как он идёт в «хвост» автобуса. Ей было любопытно. Он мог небрежно рассказать ей о том, как он может голыми руками причинить человеку боль, но он смутился, говоря о том, что он любит Пресли и «Би-Джиз».
Немного погодя она уложила ребенка на место и пошла через проход. Ей нужно было продолжить преследовать Миро. Ей нельзя было его потерять.
Он сидел встревожено, как обычно. Он никогда и не расслаблялся, всегда наблюдал, всегда был начеку.
Она села рядом на впереди стоящее сидение, убрав ноги с прохода и ощупывая пальцами ноги ключ в её кроссовке. «Продолжай с ним говорить», - сказала она себе. - «Продолжай с ним говорить».
- Если вы с братом блуждали по лагерям без кого-либо, то кто позаботился о вас, то как вы тогда окончили школу?
Он не сказал ничего, не среагировал, будто она обращалась не к нему.
Она сама прислушалась к тишине, удалившись от слабых звуков спящих детей и их шевеления, ставших настолько знакомыми и родными, как и звук её собственного дыхания. Внешний мир был где-то очень далеко.
- Арткин, - наконец, проговорил Миро. - Арткин нашел нас в лагере и отвёл в школу.
- Сколько вам тогда было?
Он снова колебался. Мог ли он всё это ей сказать? Никогда прежде он об этом не говорил. И сколько ему лет? Он не мог точно определить свой возраст. В лагере ему написали дату рождения, и это было выбрано, чтобы хоть как-то походило на его вес и рост. Так же и Эниэл.
Теперь ему стукнуло шестнадцать, хотя могло быть и пятнадцать, и семнадцать.
- Мне было восемь или девять, когда я пошёл в школу, - сказал он. - Я не помню.
Но он помнил, как Арткин нашёл их. Несколько недель они жили в разрушенных огнём домах. Запах пепла забивался в ноздри, когда ночью они ложились спать. Это было холодное время года. Ветер поднимал над землёй пыль, которая забивалась в каждую щель и даже в кожные поры. Эниэл был старше и опытней. Поэтому у Миро всегда могло найтись на ночь старое пальто, тряпка или иногда просто бумага. В лагере появился Арткин и увидел их. Сначала они его боялись. Как-то утром долго он наблюдал за ними через улицу, когда на следующий день они готовились где-нибудь украсть еду или что-либо ещё, что можно было поменять на еду. Арткин перегородил собой улицу и грубо начал их расспрашивать. «Ребятки, а вы не проголодались?» - спросил он, наконец, после того, как он попытался выяснить, откуда они, как собираются жить дальше, и получил лишь только несколько невнятных ответов. Ответы не могли быть слишком внятными, потому что они не очень понимали, откуда они, где они бродили, и как долго. Бродяжничество было их образом жизни, в чём они не сомневались – так же, как и каждый не задаёт себе вопросов, как он научился ходить, как не вступить в лужу и как её обойти. На вопрос Арткина: «Не проголодались, ли?», они ответили положительно. Он хмыкнул и позвал их за собой. Он отвёл их в школу, расположенную в близлежащем лагере беженцев, который мало чем отличался от других лагерей, но Миро и Эниэл узнали, что это была настоящая школа борцов за свободу. Арткин оставил их там. Лагерь и школа стали их домом на продолжение следующих нескольких лет. Арткин иногда их навещал, когда приводил в эту школу других детей, хотя Миро и Эниэл были самыми младшими. У Арткина на лице редко можно было найти какие-нибудь эмоции, но, похоже, он гордился ими, как минимум, он интересовался их успехами в учёбе. И вот, наконец, стало ясно, что они отправляются в Америку. И их лидер – Арткин.
