Каро Рэмси - Распятие невинных

— Не важно. Толковая, имеет свое мнение. Так что насчет Костелло? — Макалпин занял оборонительную позицию.

— Я хотел с ней поговорить. Только и всего.

— Есть идеи?

— Сначала мне нужно с ней поговорить. Кое-что уточнить. — Баттен отложил отчет. — Мне нужна машина с водителем. Всего на несколько часов. Я хотел бы побывать на месте преступления.

— Дорога займет десять минут. Пешком.

— Так близко?

— Ближе не бывает. — Он показал сквозь стекло на карту. — На двух квадратных милях.

Раздался осторожный стук в дверь, и заглянула Костелло.

— На улице ожидает такси, чтобы отвезти вас в «Хилтон», доктор Баттен.

— А вы?..

— Если вы такой хороший психолог, могли бы сами догадаться, — улыбнулся Макалпин.

— Полагаю, сержант уголовной полиции Костелло, — сказал Баттен и протянул руку. Затем он галантно пропустил ее вперед и вышел.

Макалпин занял свое законное место в кресле и задумался, покачивая головой. Баттен провел в университете двенадцать лет, чтобы в конце концов пойти на поводу у женской интуиции. Неудивительно, что психологов не воспринимают всерьез. Пустая трата денег налогоплательщиков. Он посмотрел на компьютер и перевел взгляд на часы. Пора было заняться электронной почтой. Вместо этого он проверил обычную и полез в карман за конвертами, прихваченными из дома.

Кто-то постучал в стеклянную дверь в галерее. Хелена не обернулась, продолжая разговаривать со столяром на лестнице. Она раздраженно махнула рукой, но стук продолжался, и она повернулась, чтобы высказать все, что думает по этому поводу, но увидела мужа.

— Подождите! Послушайте, вы не могли бы пока опустить картину, а потом продолжим. — Она взяла ключи, а «Мой брат в Палестине» был осторожно спущен вниз, где картину подхватила ее помощница Фиона и аккуратно прислонила к стене. — Привет, — сказала Хелена, отпирая двойной замок. — Чем обязана такому неожиданному удовольствию?

— Привет, дорогая жена. — Он поцеловал ее и сразу направился к кабинету, быстро переступая через деревянные коробки и ящики с инструментами. — Выглядит здорово. Она вас загоняла? — по дороге бросил он Фионе, не дожидаясь ответа.

Фиона посмотрела на Хелену, которая в ответ только пожала плечами.

Макалпин вошел в кабинет и, улыбаясь, пропустил жену вперед. Потом с такой силой захлопнул дверь, что зазвенело стекло.

Она молча наблюдала, как он положил на стол письмо и подтолкнул к ней. Она узнала логотип клиники.

— Это — личное! Как ты мог его вскрыть?

— А когда ты собиралась мне рассказать? — спросил он тихим и спокойным голосом, взяв себя в руки. Он подошел к ней, и она невольно отступила. — Ты собиралась мне рассказать? Почему ты все держала в тайне?

— Я ничего не держала от тебя в тайне, — ответила она с вызовом. — Это просто письмо, информирующее о дате встречи. Посмотри сам.

— Встречи по какому вопросу?

— Ничего особенного, небольшое уплотнение, у женщин встречается сплошь и рядом, и…

— Тогда почему ты ничего не сказала? Что это? — Он побледнел.

— Алан, я знала, что ты запаникуешь, это действительно ерунда. — Она протянула ему руку, но он отстранился.

— Тогда почему ты тянешь? Почему не пойдешь прямо сейчас? Если там прием по графику, то обратимся к частнику.

— Алан, прекрати, — сказала она очень тихо. — Мне нужна передышка. — Она открыла дверь и крикнула: — Сейчас полтретьего — сходите пообедайте и через полчаса возвращайтесь. Тогда и закончим. — Потом закрыла дверь. — Мне действительно сейчас не до этого. У меня нет для этого сил. Я занята.

— Занята? — не выдержал он. — Вешаньем на стену этой чепухи в горошек? Чтобы на нее пялились?

— Для меня это представление новых художников, главное событие в жизни. Это моя проблема, и решать ее я буду по-своему. — Она наклонилась и указательным пальцем толкнула конверт к Макалпину. — Я организую выставку. Сейчас. И мне трудно стараться об этом не думать, если ты размахиваешь этим перед моим носом. Поэтому, пожалуйста, давай не будем. Я стараюсь сохранять спокойствие, и я знаю, что ты волнуешься, но мне все время напоминают о том, о чем я не хотела бы думать…

Он сделал шаг в сторону и оказался перед ней.

— Кто? Кто еще знает?

— Пока нечего знать.

— Кто?

— Дениз.

— А откуда она знает?

— Просто болтали, — вздохнула Хелена. — А она проболталась Терри. Ты бы видел их в субботу вечером — они смотрели так, будто я вот-вот сломаюсь. Ты же сам так и не появился, помнишь? А если бы ты знал, то вел бы себя не лучше. Как сейчас. Этот взгляд — «бедняжка Хелена!». Я могла бы сама стать здесь экспонатом. И тогда бы все могли любоваться одновременно. — Она дотронулась до его щеки. — Извини, Алан. Ты сам как?

— Не очень.

— Ну что ж, а я не буду волноваться! — Она сложила конверт и взяла сумку, намереваясь уйти. — И я не собираюсь волновать тебя!

— Пока не станет слишком поздно? — Он поймал ее за локоть, и, стоя очень близко, говорил почти шепотом.

— Если бы они считали, что есть опасность, они бы сразу об этом сказали.

— Ты со мной откровенна?

— Так, как с собой. И то, что ты сидишь, как призрак, на ступеньках всю ночь напролет, не очень меня поддерживает. Твоя голова забита работой. Сверх меры. Мы сейчас оба заняты — и мне нужно время, чтобы все утрясти. Конец истории.

— Отлично, — ответил он и направился к двери. Он опять захлопнул ее с такой силой, что висевшая миниатюра сорвалась с крючка и упала.

Хелена в сердцах выругалась, когда муж с треском захлопнул за собой и входную дверь, на секунду впустив в зал громкий шум улицы.

Наступила тишина.

— Мерзавец, — прошептала она. Из-за отсутствия слушателей говорить громче не было смысла. Она села и задумалась. Ей нужно было с самого начала ему все спокойно рассказать, выдавая информацию потихоньку, небольшими порциями. Но задним числом легко быть умной. Тогда она считала, что все это действительно ерунда. А теперь, кажется, чуть-чуть, но больше, чем ерунда. На нее, прислонившись к стене, смотрел «Мой брат в Палестине». Она решила купить сандвич и немного подышать свежим воздухом.

Сразу после полуночи дискотека ожила, как могучий зверь. Звуки были оглушающими. Темные грязные стены блестели от капелек пота, воздух, заполнивший его легкие, был тяжелым и плотным от дыма сухого льда. Постоянное ритмичное буханье выворачивало наизнанку. В тюрьме Шон Мактайернан часто чувствовал себя как в клетке, но здесь было хуже.

Его била дрожь. Нервы… Он наконец дождался.

После трех лет, шести месяцев и двух дней.

Он выглядел, как обычный клиент ночного клуба, зашедший снять женщину, не важно какую. Но Шон искал ее. На него многозначительно посмотрела проходившая мимо рыжеволосая девица, потом она остановилась и вернулась, чтобы взглянуть еще раз. Он чуть отошел и обвел взглядом зал, стараясь избегать ее глаз, пока она не исчезла в дыму. Музыка навалилась на него с новой силой, а вновь появившаяся рыжеволосая пыталась ему что-то прокричать и смеялась. Он подумал, что ее волосы двигались, как спирали. Любой, кто решился бы запустить в них руку, мог остаться без пальца. Он улыбнулся в ответ и перевел взгляд в сторону, где на стенке висел старый бампер от «кадиллака», украшенный двумя бюстгальтерами. Он хотел женщину, но вовсе не эту.

Подружка рыжеволосой столкнулась с ней, и та навалилась на Шона, испачкав ему рубашку томатным соком выплеснувшейся «Кровавой Мэри». Он отодвинулся, поддержав рыжеволосую, но стоило ему отпустить ее, как она упала. И в этот момент он почувствовал ее отсутствие. Он знал, что она была рядом. Если прикрыть глаза, то можно было представить, как она улыбается ему сквозь полупрозрачную дымку зала…

Здесь было опасно, но она все-таки пришла.

У него запершило в горле, и он решил выпить. Он перешагнул через рыжеволосую и стал решительно пробираться к бару, где собрались одни мужчины. Расталкивать женщин было труднее, ему не нравилось к ним прикасаться. Слишком мало одежды: символические юбки и прозрачные топики, под которыми не было лифчиков. У бара он попытался сообразить, что надо сделать, чтобы получить выпивку. Вся очередь двигалась в такт гремевшей музыке, и он понял, что двигаться со всеми было легче, чем просто стоять. В конце концов сделка состоялась на языке жестов: ему показали банку, и он, кивнув, заплатил. Он понятия не имел, что ему продали и сколько это стоило. Оказалось, что пиво, причем слишком теплое. Он почувствовал, что его опять засасывает танцующая толпа.

Какой-то скинхед толкнул его локтем, и теперь уже пиво добавило на рубашку еще одно пятно.

— Извини, приятель. Все путем, да?

Шон кивнул. В Глазго всегда было «все путем». И не соглашаться с этим — себе дороже. Лосьоном, которым пользовался этот скинхед после бритья, можно было продезинфицировать собачью конуру, но Шон вдруг каким-то подсознательным чувством уловил соленый запах моря — ее запах. Запах Светловолосой.