Максим Михайлов - Дикие нравы
Несчастный Димка, наконец, прекратил перхать и булькать внизу над ведром и весь позеленевший, обессиленный, привалился к неструганному деревянному брусу нижних нар. Сержант, отдуваясь, присел рядом.
— Это ничего, сынок, ничего. Потерпи еще чуток. Слыхал я, уже на подходе мы, вроде бы ночью войдем в эту чертову Матади, будь она не ладна.
Новость мгновенно всколыхнула валяющихся на нарах солдат, со всех сторон посыпались нетерпеливые вопросы:
— Товарищ сержант, а кто вам такое сказал?
— Правда ли это?
— Неужели приплыли?
— Вы сами слышали, да?
— Тихо, тихо, сынки, не все сразу, — устало поднял вверх ладони сержант. — Все расскажу, успокойтесь.
Сержант Тарасюк был человеком степенным, неторопливым. Старый сверхсрочник, успевшим даже слегка повоевать под конец войны, для которого армия стала без преувеличения родным домом, ничуть не тяготился своим положением заместителя командира взвода, наоборот, в компании молодых веселых парней, он и себя чувствовал бодрым и еще на многое способным. Но вот этой молодой нетерпеливости, жадной спешки по жизни, желания успеть сразу все, по-стариковски не любил, потому всегда старался остужать закипавшие в подчиненном ему коллективе бурные страсти. Вот и теперь, заговорил он не раньше, чем все замолчали и полностью успокоились.
— Значит, так было дело, — степенно начал он. — Вызвал меня к себе после обеда наш замполит…
Замполит в условиях морского похода откровенно тосковал, впервые в жизни у него появилось свободное время. Нет, конечно, он регулярно проводил с бойцами политзанятия, информирования о положении в мире и ленинские чтения. Но, учитывая круглосуточный характер нахождения на службе, его энергичной натуре этого было мало. И тогда, изнывавший от скуки замполит придумал себе довольно интересную игру. На вырезанных из картонной коробки квадратиках он написал номер каждого подразделения батальона и, побросав их в глубокий карман бушлата, каждый день после обеда вытягивал наугад. Вытянутый кусок картона со всей определенностью означал, что именно в обозначенном на нем подразделении не все в порядке с полным осознанием генеральной линии партии и высокой чести и ответственности личного состава выбранного для оказания помощи молодой африканской республике. Тут же преисполнившись служебного рвения, замполит вызывал к себе сержантский состав подразделения и проводил с ним вдумчивую и долгую беседу, от которой даже у самых закоснелых служак порой случались приступы неконтролируемой депрессии. Жаль, что не удавалось охватить своей заботой и офицеров. Вначале игры, замполит и их пытался включить в столь забавляющий его процесс, но после недвусмысленного обещания спустить его ночью за борт, тет-а-тет, без свидетелей, высказанного начальником штаба батальона, эту идею пришлось оставить, ограничившись младшим ком. составом.
— Так вот, вызвал меня замполит и начинает, как всегда арапа заправлять, мол, и то у нас не так, и это не этак, а мы ведь все коммунисты, комсомольцы и так далее. Я, понятно, стою, киваю. Есть, так точно, никак нет. А он языком все чешет и чешет. А тут вдруг матрос в каюту скребется, все честь по чести, разрешите, мол, товарищ капитан, войти. Тот на него как зыркнет, будто кот у которого сметану, значит, отбирают, того и гляди зашипит…
— Да ты по делу давай, дядька Михась, по делу! Что ты нам про замполита, да про замполита?! — донесся откуда-то с верхних нар возмущенный возглас.
Тарасюк закряхтел недовольно, завозился на жестких досках.
— От торопливые вы какие, все бы вам поперед батьки. Не буду рассказывать, раз перебиваете!
— Ну, товарищ сержант… Дядь Михась, интересно же, — тут же заканючил целый десяток голосов. — Рассказывай дальше, мы больше не будем…
Несколько минут сержант с наслаждением слушал этот умильный хор, потом, все же сменив гнев на милость, продолжил:
— Так вот, замполит на матроса чуть не шипит, а тот, как ни в чем не бывало ему докладает. Мол, так и так, вызывает вас в рубку капитан, важное какое-то есть дело. Замполит, как взовьется, как заверещит, что он здесь партийными делами занят и некогда ему расхаживать туда сюда, а ежели капитану что надо, то пусть сам капитан к нему и приходит. Ну а матросу хоть бы хны, стоит, зенки свои пялит. Нет, говорит, капитан не может прийти, он в рубке занят, а корабли уже подходят к порту, и к ночи будут входить в бухту, потому замполит срочно нужен, чтобы обсудить ситуацию. Вот, так и сказал, по-ученому: си-ту-а-цию, — с видимым удовольствием повторил по слогам понравившееся словечко сержант. — Понятно, желторотые? Можно сказать, сам капитан, меня предупредил, что ночью швартоваться будем!
Все разом загалдели, предвкушая долгожданный конец затянувшегося и всех уже измотавшего плавания. Лишь Литовский, с неподдельным интересом слушавший сержанта, перегнувшись со своих нар, угрюмо спросил:
— А что замполит?
— Что замполит? — искренне не понял вопроса Тарасюк.
— Замполит, все-таки пошел к капитану, или нет?
— Замполит-то, конечно, пошел, а куды бы он делся-то…
— Странно, — медленно протянул Литовский. — Зачем капитану понадобился для входа в порт замполит…
Вопрос так и повис в воздухе, толком не расслышанный за бурными обсуждениями предстоящих им в чужой стране подвигов. Зато ответ на него они получили уже через несколько часов, когда при входе на рейд, огромная бронированная громада военного корабля под бельгийским флагом, отрыгнулась огненной вспышкой, и крупнокалиберный снаряд, подняв в воздух целый водяной столб, тяжело шлепнул перед самым носом головного судна. «Остановиться, лечь в дрейф, принять на борт досмотровую команду» просемафорили международным кодом с бельгийца. Чуть дальше в гавани виднелись еще три хищных силуэта готовых к бою бельгийских фрегатов. Два десантных корабля, под охраной одного крейсера, явно не могли противостоять целой эскадре, силы были настолько не равны, что помышлять о каком-то сопротивлении было смешно. Тут можно было лишь погибнуть подобно геройскому крейсеру «Варяг» в неравном бою с врагом, и нет сомнений, что моряки именно так и поступили бы, но бельгийцы врагами, строго говоря, не были. Ни они Союзу, ни Союз им войны не объявлял…
В тесном кубрике о происходящих наверху событиях ничего не знали, конечно, солдаты услышали предупредительный выстрел из пушки, но кто-то авторитетно пояснил, что это наверняка их приветствуют при входе в порт салютом. Резкую остановку тоже объяснили тем, что капитан, видно положил корабль в дрейф и теперь ожидает лоцмана, чтобы с его помощью войти в порт, избегая мелей и прочих случайностей. На самом деле ни одного человека, хотя бы отдаленно разбирающегося в морских делах во взводе не было, но как всегда бывает, когда происходит что-то необычное и непонятное, откуда ни возьмись, нашлись знатоки все уверенно объяснившие. Лишь Литовский все больше мрачнел лежа на своих нарах, но он никому не сказал ни слова о причинах своей угрюмости, да и сам, если честно, пытался усилием воли отогнать терзающие его мрачные опасения.
История же на самом деле произошла следующая: за то время пока два десантных корабля, набитые под завязку советскими специалистами, бороздили Атлантику, в недавно обретшей независимость республике Конго случился военный переворот. Оставленные без жалования в течение нескольких месяцев царившей в стране политической неразберихи, лишенные жесткой руки, командовавших ими ранее бельгийских офицеров, стоящие в столице полки взбунтовались. Они не ставили себе целью свержение правительства или замену государственного строя. О таких заоблачно-далеких вещах они не думали, им хотелось просто вкусной еды, денег, добра из шикарных магазинов, раньше торговавших только для белых… Да мало ли чего может захотеться опьяненному нежданно свалившейся на его голову свободой чернокожему солдату. Опьяненному не только свободой, но и безнаказанностью… Ведь это именно в то время, будущий бессменный президент страны, а тогда обычный сержант гвардии Жозеф Мобуту, отвечал подчиненным солдатам на требования денег: «У тебя есть «Калашников»? Пусть он тебе и заплатит!» «Калашников» платил исправно. Остатки насаждавшейся белыми дисциплины, рухнули окончательно, и армия превратилась в толпу мародеров, грабителей и убийц. Улицы Леопольдвилля вздрогнули от выстрелов, покрылись копотью пожаров и кровью тех, кто пытался сопротивляться озверелой солдатне. Белое население толпами бежало через границу во Французское Конго, бросив все свое имущество и пожитки, по дорогам брели толпы испуганных изможденных людей. А тех, кто не успел вовремя покинуть город, сладострастно насиловали, грабили и убивали угнетенные чернокожие конголезцы. Правительство Лумумбы ничего не могло поделать, на деле доказав свою полную и окончательную несостоятельность. И тогда в Конго, для защиты белого населения были спешно переброшены бельгийские войска. Отлично обученные и оснащенные, спаянные железной дисциплиной коммандос из метрополии за два дня полностью очистили Леопольдвилль от мятежников, попутно изрядно озверев от открывшихся взору картин, того ужаса, что творился в городе. Чернокожая армия бежала, растворяясь в джунглях, сбиваясь в банды, терроризируя окрестности. Пылающие жаждой мести бельгийцы преследовали мятежников по пятам. В порты вошли военные корабли, на аэродромы приземлились боевые самолеты, казалось, вновь возвращается прежнее колониальное прошлое. Теперь уже негры испуганно жались к стенам домов, воровато оглядывались по сторонам, неслышными тенями перебегая от здания к зданию по все еще дымящимся улицам Леопольдвилля.
