Лоренца Гинелли - Пожиратель
— Да, мы уже знакомы.
— Да уж! — сказала Алиса.
— ???
— Садитесь.
Они сели.
— Чем обязана вашему визиту?
— Ну, она…
Алиса вспомнила, чем Марция обязана их визиту:
— Я сама расскажу, Стефано.
Заговорила и говорила без остановки. Марция выслушала этого карлика, которого подсунул ей бывший парень, и обнаружила, что рассказ оказался не таким уж безынтересным. А моральной компенсацией послужили усики над верхней губой Алисы, светлые, конечно, но все равно усики. Брови, сделанные «своими руками», волосы весьма «натурель», одежда слишком «кэжуал»… Марция вспомнила, что Стефано не обладал изысканным вкусом. Даже наоборот, ему нравилось все дикое. Вспомнила, что любила его и за это тоже. Именно в этот момент она заметила слегка опавшую грудь Алисы.
Потом Алиса заговорила об убийствах.
И Марция действительно впервые увидела ее.
— Слушай, Алиса, поскольку твоя история связана с тем, что сейчас происходит, я не смогу помочь тебе просто так, мне придется запустить весь маховик. Понимаешь?
— Конечно понимаю. Я прошу тебя только проверить, где находится сейчас брат Дэнни. И где сам Дэнни.
— Не могу. Или лучше сказать, могу, но не имею права сообщить это тебе.
— Конечно, мне — нет. Все ясно. Может, мне оставить вас одних минут на пять, тогда ты найдешь способ сообщить это ему?
«Mayday! Mayday! Срочно требуется помощь».
— Девушки, послушайте, может, мы могли бы…
Девушки перевели на него огненные взгляды. Двумя действительно сложновато управлять. Все же он их прервал и должен, просто обязан был закончить фразу:
— Я прекрасно понимаю, что вы попали в деликатную ситуацию, но вдруг найдется какой-то компромисс? Поступим так. Марция, у тебя есть возможность узнать, где брат Дэнни?
— Конечно.
— И эта информация закрыта… Но тогда ты могла бы узнать, где сейчас проживает сам Дэнни, так?
— Разумеется, Стефано.
Она жесткая. Стефано это знал. Надо быть кратким.
— В таком случае ты могла бы это нам сообщить. Я имею в виду, для Алисы, как его бывшей одноклассницы, адрес этого человека не считается, полагаю, информацией закры…
— Ты, может, ее такой и не считаешь, но она такой является.
— Бесполезно. Я ухожу. — Алиса вскочила.
— Хорошо. Алиса, подожди меня в коридоре, ладно?
Она посмотрела на него, как смотрят на эстрадного артиста, который произнес самую дурацкую шутку за всю свою карьеру:
— Ты шутишь?
— Нет. Я скоро. Доверься мне, ладно?
Алиса вышла, не попрощавшись.
— Приятная девушка, — произнесла Марция.
— Марция, послушай меня, я правда волнуюсь. Никогда не видел Алису такой…
И он рассказал ей все, что было. Кошмары и все остальное.
— Я думаю, если Алиса встретится с Дэнни Поссенти — если ты, конечно, предоставишь ей такую возможность, — это в самом деле поможет ей собрать обрывки прошлого в единое целое. А вдруг это как-нибудь поспособствует следствию? Никто не узнает, что ты выручила нас. Прошу тебя.
Взгляд Марции взлетел к окну, она фыркнула. И против своей воли снова посмотрела в глаза Стефано:
— Если ты хоть словом обмолвишься кому-нибудь, я умею пользоваться штатным оружием.
— Спасибо, Марция, ты настоящий друг.
— Иди в задницу.
Друг… наихудшая фраза, которую он мог произнести. Стефано почувствовал себя идиотом, но цель была достигнута. Они попрощались, тепло поцеловав друг друга в щечку. Стефано вышел к Алисе, уныло сидящей в коридоре:
— Все сделано, Алиса, она нам скажет.
— А что ты ей дашь взамен?
— Сердечное рукопожатие и чувство глубокой благодарности. Подходит?
— Не считая рукопожатия, в принципе да.
— Так что, дело сделано?
— Дело сделано.
Когда они вышли, уже был вечер.
* * *Утром позвонили на мобильный Стефано.
Марция…
— Привет, Стефано. У меня есть и та и другая информация.
— И та и другая?
— Дэнни Поссенти более десяти лет назад помещен в тюремную психиатрическую клинику Реджио-Эмилии.
— Но…
— И у него нет братьев.
— …
— Поскольку он не выходил оттуда все эти годы, он никоим образом не мог быть замешан в последних убийствах. Что касается Алисы, сожалею. Может, она все равно попытается с ним встретиться, надеюсь, он поможет ей что-нибудь вспомнить, хорошо?
— Ладно, конечно. Спасибо большое, Марция, правда. И от имени Али…
Марция отключилась. Не оставалось ничего другого, как сделать еще один звонок — в тюремную психиатрическую клинику Реджио-Эмилии.
Разговор получился не блестящим. Какой-то тип с голосом мультяшного медведя Йоги сказал ему, что все не так просто, что надо заполнить некоторые бумаги, что по факсу можно, конечно. Нужны документы, удостоверяющие личность, — тоже по факсу, разумеется. Через несколько дней его оповестят, удовлетворили их просьбу или нет, но сначала — документы, без этого запрос даже не начнут рассматривать. В любом случае посещения ограничены по времени, конечно, если пациенты вообще согласны на визит. Сколько? Четверть часа, максимум двадцать минут. Все ясно? Да? В таком случае хорошего дня. До свидания.
— До свидания.
На мгновение Стефано подумал сделать третий звонок, Алисе.
Реджио-Эмилия — это провинция стариков. И подумать только, что Джанни Родари воплощал свои революционные идеи именно здесь, — Алиса изучала его. И все же с того давнего времени, кажется, тут не произошло ничего особенного. Или, может, все дело в ее настроении?
Дэнни Поссенти… Как он выглядит? Узнают ли они друг друга? Как он оказался в клинике? Но главное, почему его держат там столько лет?
Вопросы скользили по поверхности. Но снизу, под кожным покровом мыслей, кололись шпильки: брат Дэнни (или кем бы ни был тот человек), где он?
* * *Дэнни находился в своей комнате. Не верилось, что это был Дэнни.
— Дэнни Поссенти? — спросила их медсестра.
Ответили «да». Они искали именно Дэнни Поссенти.
— Бедненький! — сказала санитарка. — Его привезли в приют для бездомных после исчезновения отца. И мать его тоже умерла, вот несчастье. Потом он сбежал оттуда, воровал, чтобы не умереть с голоду, и разговаривал сам с собой. Он никогда и пальцем никого не тронул.
Это правда. Дьявольская правда.
Никогда и пальцем.
Дэнни выпускал на людей полчища дьяволов.
Но никогда и пальцем. Никого.
— Вы учились с ним в одном классе? — спросила санитарка.
Алиса кивнула, идя по коридору болезненно-зеленого цвета, без окон. Из-за дверей доносились причитания, шепот, там умственные раны нагнаивались, проникая из щели в щель, из двери в дверь, из мозга в мозг, разъедая логику.
— Не знаю, захочет ли он говорить с вами, сомневаюсь даже, что он вас узнает, к нему никто ни разу не приходил. И к тому же он не разговаривает как нормальные люди, всегда кажется, что он произносит считалочки, в большинстве своем бессмысленные. — И она открыла дверь. — Доброе утро, Дэнни. Что скажешь? У нас сегодня гости!
Дэнни даже не повернулся.
— Я ухожу, но до конца дверь не буду закрывать, при необходимости позовите меня. Нельзя оставаться здесь больше двадцати минут, прошу вас.
Им хватило и десяти.
— Дэнни… — промямлила Алиса, язык точно окаменел.
Дэнни все еще не оборачивался. Его профиль выглядел странно, примитивно. Волосы неряшливо висели, закрывая только верхушку черепа, остальная часть полностью оголена, словно его сверхчеловеческий лоб — радиоактивная пустыня. На нем был простой спортивный костюм, мятый. Он смотрел в окно.
— Дэнни, мы…
Дэнни повернулся. Слова застряли у нее в горле. Этому старику не могло быть двадцать семь лет. Даже в шутку. Впалые глаза, потухший, безумный взгляд. Старая морщинистая кожа плохо прилегала к высохшему черепу неправильной формы.
Но это — Дэнни. Алиса была в этом убеждена. Лицо Дэнни, пережившее атомную бомбу судьбы.
— Дэнни, ты помнишь меня?
Дэнни посмотрел на нее невидящим взглядом. Потом странная волна прокатилась по его лицу, зажгла ею, размыла, как вода размывает рисунок, обезобразила его. Рот распахнулся в пронзительном крике, в ультразвуке боли, глаза сделались большими, кровожадными. Больными.
Стефано загородил Алису собой, защищая ее. Но Дэнни не поднялся. И перестал визжать. Затеребил руками, именно тогда Алиса увидела их. Пальцы свисали безвольно, но не оставались в покое, Дэнни перегибал их сверх положенного. Опухшие, недееспособные, они были в синяках, вместо ладоней — лоскуты из плоти и крови, приделанные к запястьям.
— Дэнни, я не причиню тебе бо…
Дэнни засмеялся, и его смех прозвучал в комнате сухим, злобным лаем.
— Мы помним о тебе. Ты дала нам тетрадь, ты не издевалась над нами. Лукрецию он убил, а тебе сохранил жизнь!
