Алексей Кумелев - Последний
— Ну вот и все. Какой же все-таки мужчина, не чета нашим. — сокрушенно пробормотала женщина, далеко не в первый раз оценив достоинства бельгийского детектива, и выдернула вилку. Комнату, еще недавно наполненную диалогами главных героев фильма, мгновенно заполнила тишина, в которой можно было услышать ровный стук своего сердца. Это происходит лишь глубокой ночью, когда город заснул, устав от дневной изнурительной суеты. Стоящие на крышке телевизора часы в красном пластиковом корпусе показывали семнадцать минут первого и как бы учтиво намекали хозяйке, не пора ли ложиться спать. Но Мария Ивановна услышала еле слышный звук, доносившийся с улицы. В старости зрение сдало позиции, но слух, как и раньше, оставшись острым, не подводил. Волоча ноги, одетые в домашние тапочки, она добралась до окна и отдернула тюль. Включенная люстра мешала отчетливо увидеть то, что происходило внизу. Женщина добрела до выключателя и, нажав клавишу, погрузила комнату в ночную мглу. Окна выходили в небольшой двор, окруженный старыми панельными пятиэтажными домами с узкими подъездными маршами.
— Да, не только я одна такая полуночница. — обрадовалась она, заметив среди огромного количества темных глазниц дома пару окон, где горел свет. Звук постепенно усиливался, но глаза никак не могли отыскать источник шума. «Что за чертовщина?» — подумала полуночница, вглядываясь в темноту. Возникшее любопытство наручниками приковало ее к окну, заставив еще раз осмотреть знакомый двор. Женщины в ее возрасте могут забыть свой любимый фильм или с трудом припомнят любимое лакомство внука, но безошибочно определят количество скамеек, стоящих поблизости, и при этом непременно доложат, где и на какой именно скамейке не хватает пары-другой досок. Дотошной взгляд Марии Ивановны выхватывал темные предметы двора и рассматривал их с рвением знающего толк следователя. Но, к удивлению, робкий шум, превратившийся в какой-то странный гул, похожий на работу шахтеров, все больше усиливался, убивая надежду увидеть, что или кто затеял эту возню в полночь. «Ну что за черт, прости господи, — покаялась она перед Богом за упоминание Дьявола. — Ну что же за напасть такая», — растерянно пробормотала она и сокрушенно взмахнула руками. Мария Ивановна, стоя у темного окна на третьем этаже, пришла к выводу, что с этим уже начинающим нервировать звуком, застрявшим где-то в голове, пора прекращать. И если через несколько минут он не прекратится, то она обязательно воспользуется телефоном для вызова наряда милиции. Последние мысли были обращены как раз к невидимому виновнику, мешавшему ее сну. Через долю секунды звук пропал, наполнив двор долгожданной ночной тишиной. Одинокой женщине показалось, что этот ночной негодяй уловил мысль законопослушной женщины, мечтавшей только об отдыхе. «Вот так, теперь все в порядке», — улыбнулась она, радуясь долгожданной тишине, как вдруг со свистом на том участке земли, где всегда резвилась местная детвора, земля провалилась, образовав лунку диаметром не менее метра, уходившую вниз. Взгляд женщины впился в рваные края ямы, но в глазах, наполненных раньше справедливым негодованием, теперь застыл животный страх, усиливаемый очередным наступлением тишины, ставшей какой-то зловещей и ужасной.
— Боже мой! — это единственное, что она смогла выжать из себя, увидев, как из глубины ямы высунулись тощие руки, одетые в лохмотья грязного цвета. Вслед за ним появился человеческий череп, одна часть которого была безжалостно кем-то смята до глазниц. Глаза и нос превратились в ужасные темные впадины, исчезавшие в глубине черепа. Передние ряды уцелевших зубов были похожи на жуткие клыки, вбитые в разлагающуюся челюсть. Оставшиеся на голове покойника волосы длинными, перемешанными с кусками грязи нитями уродливо свисали вниз. Уцепившись костяшками пальцев в края ямы, труп выполз из земли. Несколько фаланг пальцев при этом оторвалось. Они держались на кисти при помощи тонких ниток объеденных сухожилий. Мертвец поднялся, продемонстрировав тело, над которым поработали подземные обитатели, идеально отшлифовав до блеска несколько костей. Покойник покинул свое длительное заточение и встал снова на земную поверхность, чуть покачиваясь, как малолетний ребенок, пытающийся самостоятельно встать после длительного ползания на четвереньках. Он неумело повернулся и поднял голову. Его пустые глазницы встретились с испуганным взглядом женщины, стоящей у окна. Резкий, душераздирающий крик облетел комнату и стих, отрезонировав от оконного стекла. Это кричала женщина, к которой устремился вырвавшийся наружу зомби, жаждущий встречи с живой плотью. Вслед за ним торопливо стали выползать из метровой лунки и другие обитатели мертвого царства. Тоннель в Ад из своей жуткой глубины исторгал гниющие тела покойников, которые, подобно ненасытной саранче, быстро оккупировали территорию двора, очерченного по периметру линией спящих жилых домов.
До пятидесятых годов двадцатого века на этом месте располагалось православное кладбище, ставшее вечным приютом бренным телам. Проходили годы, десятилетия, стирая безжалостно вначале память, а потом жизнь людей, ухаживающих и следящих за могилами своих родных. Время с невероятной точностью отмерило всем нам годы, часы, минуты и секунды жизни. Новое поколение забыло или хотело забыть свои корни, начинающиеся от матерей и отцов, ведущие к пра-пра-прабабушкам и дедушкам. Кладбище заросло высоким бурьяном, где за каждый свободный уголок земли боролись дикорастущие растения. Они даже не подозревали, что через несколько лет окажутся раздавленными тяжелыми гусеницами трактора, расчищающего площадку для воздвижения нового городского микрорайона. Пятиэтажные дома росли и приумножались, погребая под массой железобетонных фундаментов десятки тысяч человеческих останков. Такова суровая правда вечной битвы живых и мертвых за свободные и не занятые уголки земли. Но в этой схватке, начавшейся со времен Адама и Евы, всегда побеждали живые, верша свой суровый приговор над умершими.
Мария Ивановна кричала. Она застыла от жуткого страха, который мощным тросом сковал женское тело, обрекая обезумевший разум женщины быть свидетелем того, как огромная масса уродливых тел расходится по сторонам, а адская яма с невероятной скоростью рождает новые мертвые тела. Двор наполнился безмерным количеством трупов, отчего был похож на огромное черное озеро, волны которого раскачивались в разные стороны. Эта устрашающая толпа, зловеще подсвечиваемая одинокой голубой луной, состояла из мужчин, женщин, стариков и детей. Восставшие из плена смерчи толкали друг друга и спешили на встречу с долгожданными живыми, безнаказанно занявшими их территорию, где они многие годы тихо покоились под колыбельными песнями ветра, запутавшегося в густых кронах деревьев. Дойдя до дверей подъездов, агрессоры попробовали открыть их, по безрезультатно: металлические двери были намертво закрыты. Толпа, гонимая вкусом, жизни и крови, что теплилась в мирно спящих и ничего не подозревающих людях, рассыпалась к окнам. Окна нижних этажей сдали первыми свои рубежи. Подмяв под себя первые ряды, ожившие покойники вскарабкивались на их тела и разбивали окна. Стекла миллионами острых осколков летели вниз, рассекая и расчленяя на своем пути мертвую плоть. Вслед за прозрачными осколками на кучи раздавленных скелетов посыпались куски и органы покойников, которые, мешая друг другу, врывались в квартиры на первых этажах. Тело Марии Ивановны трясло, руки нервно сжались в кулак, страх сковал невидимыми нитями лицо, которое превратилось в маску ужаса. «А как же Машенька?» — пронзила ее чистая и ясная мысль, которая тут же сменилась испугом и страхом за соседскую девочку, жившую с мамой на последнем этаже.
— Какой ангел, прямо ангелочек с крылышками, — сказала она, впервые увидев девочку в коротком голубом платьице с красивым синим бантом. Такой же бант, но чуть поменьше, колыхался в детских волосах. Они недавно переехали в дом, где прожила всю жизнь Мария Ивановна. Ребенок с первых дней разбудил материнский инстинкт в бездетной женщине, мечтавшей о ребенке при наличии чуткого и заботливого отца. Дети из полных семей (в формальном смысле этого слова) в большинстве случаев все равно не чувствуют заботы и опеки со стороны обоих родителей. Ей всегда было неприятно видеть массу семей, куда, принявший после работы «на грудь» бутылку нива или стакан водки, вваливается глава семейства. Далее он неторопливо ужинает и одаривает затрещиной ребенка за очередную двойку, а затем ложится смотреть телевизор. Утомленная работой мать обязана не только накормить все семейство, но и прибраться по дому, а также отработать назначенное время в ванной комнате, стирая накопившуюся одежду. Единственное, на что могут рассчитывать маленькие обитатели квартиры, — это окрик на повышенных гонах: «отстань от меня», «я занята» или «не задавай глупых вопросов». Порой и одиночество матери несет в семью обиду и злость, часто вымещаемую на беззащитных детях, выражаемую не только ручейками слез, стекающими из чистых и непорочных глазенок, но и красными, ноющими полосами на теле ребенка. Пожилая женщина, не найдя себе надежного спутника жизни, не была готова взять на себя ответственность за судьбу маленького человечка. Дети — это не красивые пластиковые куклы, с которыми любят нянчится маленькие девочки, пытаясь выполнить некоторые материнские обязанности. Их нельзя, как надоевших кукол, поставить на полку рядом с другими любимыми игрушками и на время забыть о их существовании. Для нее Маша стала любимым запоздалым ребенком, которому она без остатка отдавала неиссякаемую материнскую любовь и нежность. Мать девочки благодарно отнеслась к возникшей привязанности между одинокой соседкой и ее ребенком, оценив то, что у ее дочери появилась такая замечательная бабушка. Мария Ивановна, вспомнив о Машеньке, стряхнула с себя цепи сковавшего ее ужаса и, миновав комнату, выскочила в подъезд, где снизу уже слышались возня и человеческие крики. Схватившись руками за поручень, она быстро поднялась на пятый этаж и настойчиво зазвонила в знакомую дверь. Через некоторое время за деревянной дверью послышались шаги и недовольный женский голос, спросивший:
