Джон Катценбах - Фатальная ошибка
— Мне кажется, прежде чем ввязываться в это дело, надо дать Эшли возможность попытаться решить эту проблему самостоятельно. Она должна взрослеть, познавать жизнь…
— Ох, избавь меня, пожалуйста, от этих трезвых и разумных рассуждений! — вспылил Скотт.
Салли ничего не ответила, не желая заводить разговор в тупик. К тому же она признавала, что Скотт в какой-то степени имеет право быть недовольным. Такова была особенность ее мышления. Она рассматривала каждое произнесенное слово как луч света, проходящий через прозрачную призму и распадающийся на множество лучей, каждый из которых значителен. Это позволяло ей с блеском выступать в суде и иногда делало очень трудным человеком в повседневном общении.
— Может быть, мне лучше выехать сегодня же вечером? — предположил Скотт.
— Нет, — тут же откликнулась Салли. — Это внесет элемент паники. Лучше действовать без спешки.
Они секунду помолчали.
— Слушай, — спросил вдруг Скотт, — а у тебя не было подобных случаев?
Он имел в виду ее судебную практику, но Салли поняла его по-своему.
— Был, но только однажды, — ответила она. — Ты мне говорил, что будешь любить меня вечно.
* * *Наши местные газеты в течение нескольких дней освещали событие, которое вызвало широкий резонанс в Долине, где я живу. Тринадцатилетний мальчик-сирота был взят на воспитание в семью и умер при подозрительных обстоятельствах. Полиция и окружная прокуратура вели расследование, активно участвовала в нем и местная пресса, специализирующаяся на уголовной хронике. Но факты по этому делу были столь запутанны и противоречивы, что доискаться до правды не представлялось возможным. Ребенок был убит выстрелом из пистолета, произведенным с близкого расстояния. Приемные родители показали, что мальчик нашел пистолет отца, стал играть им и тот разрядился. Но не исключено, что он вовсе не играл, а совершил самоубийство. Кроме того, на руках и на теле мальчика имелись кровоподтеки недавнего происхождения, наводившие на мысль об избиении, если не о чем-нибудь похуже. А может быть, между ним и одним из родителей произошла схватка из-за пистолета и тот случайно разрядился. И самый худший вариант — это было убийство. Убийство, совершенное в приступе ярости, отчаяния или неутолимой страсти, либо просто-напросто убийство как следствие неспособности справиться с ударами судьбы.
Истина, сдается мне, сплошь и рядом от нас ускользает.
Целую неделю черно-белая фотография погибшего ребенка ежедневно появлялась на газетных страницах. У него была чудесная, слегка насмешливая и застенчивая улыбка и глаза, которые, казалось, обещали большое будущее. Может быть, именно это подпитывало длительный интерес к этой истории, нескоро угаснувший в непрерывно обновляющемся потоке событий. В этой смерти было что-то сомнительное. Попахивало обманом.
Никто не заботился об этом мальчике при жизни. По крайней мере, всерьез.
Я, наверное, реагировал на эту историю так же, как и все другие, кто читал о ней или слышал в ежевечерних новостях по радио или обсуждал около бачка с охлажденной водой. Она не оставила равнодушным ни одного человека, который хотя бы раз глядел на спящего ребенка и думал о том, насколько хрупка всякая жизнь и насколько непрочно то, что мы считаем счастьем. Я думаю, что примерно то же самое постепенно доходило до сознания Скотта, Салли и Хоуп.
12
Первые непродуманные шаги
На следующее утро Скотт двинулся на восток очень рано, и поднимающееся навстречу ему солнце, отразившись от поверхности водоема около городка Гарднер, залило своим сиянием все лобовое стекло. Обычно, проезжая по автостраде номер два через эту пустынную и самую скучную часть Новой Англии, он буквально летел на своем «порше», не глядя на спидометр. Однажды его оштрафовал лишенный чувства юмора полицейский, зафиксировавший, что он едет со скоростью более ста миль в час, и, разумеется, вручил ему повестку на серию лекций по правилам движения, которые Скотт проигнорировал. Когда он ездил в одиночестве на большой скорости, он забывал о своем возрасте. Все остальное время он вел себя как взрослый и законопослушный гражданин. Он понимал, что в этой бесшабашности находит выход какая-то более глубокая внутренняя потребность, но предпочитал не вдаваться в это.
«Порше» начал напевать характерную для него мелодию-напоминание, которая означала: «Если ты позволишь мне, я могу ехать быстрее». Скотт прибавил скорость, раздумывая над своим разговором с Эшли, состоявшимся накануне вечером.
Они не обсуждали дело, заставившее его отправиться за ней. Скотт начал было расспрашивать ее, но осознал, что, по всей вероятности, повторяет вопросы Салли и Хоуп, с которыми Эшли уже разговаривала. Так что он только дочь предупредил, что приедет рано, а она сказала, чтобы он не искал, где припарковать машину, а просто посигналил у ее окна, и она выскочит к нему. Скотт решил, что по дороге Эшли достаточно откровенно объяснит ему ситуацию и он сможет в какой-то степени оценить ее.
Он до сих пор не знал толком, что обо всем этом думать. Тот факт, что его первая реакция на письмо О’Коннела оказалась оправданной, сам по себе ничего не говорил.
Не понимал он и того, насколько сильно ему следует беспокоиться. Тем более что в данный момент этому мешала эгоистичная радость по поводу данной поездки: он сомневался, что ему в ближайшее время представится другая возможность выступить в роли отца. Эшли выросла и нуждалась теперь в нем, как и в матери, несравненно меньше, чем в детстве.
Скотт нацепил на нос солнцезащитные очки и погрузился в размышления. В чем именно дочь нуждалась теперь? В деньгах на возросшие расходы, а в будущем, вероятно, на свадьбу. А в отцовском совете? Вряд ли.
Он нажал на акселератор, и автомобиль рванулся вперед.
Приятно, что в тебе нуждаются, но он боялся, что это в последний раз. Во всяком случае, это будет совсем не так, как в отношениях маленького ребенка с родителями, когда самая пустяковая проблема разрастается до гигантских размеров. Теперь Эшли была в состоянии решать проблемы сама. Скотт подозревал, что она будет отстаивать свое право. Его же участие, по-видимому, сводилось к подбадриванию со стороны и одной-двум робким рекомендациям.
При первом прочтении письма его охватило такое же стремление защитить дочь, какое возникало, когда она была ребенком. Сейчас его желание помочь ей было отчасти удовлетворено, но он угрюмо думал о том, что ему отведена, скорее всего, небольшая роль, так что лучше всего будет держать свои чувства при себе. И тем не менее какая-то частица его была вне себя от радости, что он допущен к чему-то важному в жизни Эшли. «Теперь держитесь!» — мысленно ухмыльнулся он, мчась между рядами деревьев, еще не сбросивших свой осенний наряд.
Услышав двойной автомобильный сигнал, Эшли выглянула из окна и увидела черный «порше» и в нем знакомый профиль. Скотт махнул ей рукой, что было отчасти приветствием и отчасти просьбой поторопиться. Его автомобиль загораживал проезд, а в Бостоне с его узкими улицами водители, как правило, не стесняются высказать все, что они думают по этому поводу. Многие из них и не мыслят езды без того, чтобы поорать и посигналить. В Майами или Хьюстоне подобная словесная перепалка нередко заканчивается перестрелкой, в Бостоне же она считается более или менее безопасной.
Эшли схватила сумку и, выйдя из квартиры, тщательно заперла дверь. Автоответчик, компьютер и мобильный телефон она выключила заранее. «Никаких писем и сообщений, никаких контактов», — подумала она, спускаясь по лестнице и выходя на улицу.
— Привет, красотка, — произнес Скотт, увидев ее на тротуаре.
— Привет, папа, — улыбнулась Эшли. — Дашь порулить?
— Мм… — заколебался он. — В следующий раз.
Это была их привычная шутка. Скотт никому не доверял водить свой «порше» — он говорил, что из-за страховки, но Эшли-то знала подлинную причину.
— Тут все, что тебе понадобится? — спросил он, кивнув на ее небольшую сумку.
— Да. Ведь и у тебя, и у мамы тоже есть мои вещи.
Скотт покачал головой.
— Я помню времена, — произнес он с нарочитым пафосом, — когда я возил чемоданы и сундуки, рюкзаки и вещмешки, набитые совершенно лишней одеждой, которая была нужна лишь для того, чтобы не было сомнений, что ты сможешь переодеваться не менее дюжины раз на дню.
— Лучше уезжай отсюда поскорее, пока не явился какой-нибудь автофургон и не расплющил в лепешку эту игрушку для мужчин с кризисом среднего возраста, — отозвалась она со смехом, забираясь на пассажирское сиденье.
Эшли откинула голову на кожаный подголовник и на миг закрыла глаза, впервые за много часов чувствуя себя в безопасности. Она расслабилась и вздохнула:
