Дмитрий Сафонов - Метро
Разница заключалась в упрямстве и желании выжить. И пусть он пока не видел выхода, но выход, конечно же, был.
Эта мысль придала ему силы. Сила рождала надежду. Надежда укрепляла желание жить. Простейшая цепная реакция, происходившая в его душе и заставлявшая тело что-то делать в ту минуту, когда самым естественным было бы смириться и сдаться.
Константинов увидел слабые отблески света, вспыхнувшего в вагоне.
«Значит, там есть люди! – подумал он. – И, может быть, они помогут!»
– Помогите! Эй, вы там… – закричал Константинов.
Новая волна, словно специально дожидавшаяся этого момента, залепила рот. Владимир отплевывался, крутил головой и фыркал.
– Эй!!! Помогите! Меня зажало! Помогите!!!
Уровень воды поднялся уже так высоко, что на поверхности остались одни губы, жадно ловившие воздух. Он больше не мог кричать – одно неосторожное движение, и он захлебнется.
Константинов стал ждать. Все, что он мог, – это следить за слабым источником света в вагоне.
Сначала он удалялся, и Константинова обожгла мысль, что это конец.
Затем свет остановился и какое-то время – слишком длительное, как показалось ему, – оставался на месте.
Потом огонек дернулся и стал приближаться. «Слава Богу! – подумал Владимир. – Слава Богу, они меня услышали!»
То ли он выдавал желаемое за действительное, то ли его чувства действительно обострились до предела, но он всем телом ощущал торопливые шаги в вагоне, передающиеся через толщу воды.
И с каждым шагом робкая, угасающая надежда крепла.
Он увидел, как из окна высунулась рука с зажатым самодельным факелом.
– Кажется, где-то здесь… – сказал голос, показавшийся Константинову слаще ангельского пения.
– Он кричал «зажало», – сказал другой голос. – Посвети-ка вон туда, между вагонами. Где еще его могло зажать?
Если бы он мог, то Констатинов обязательно бы крикнул:
– Да, я здесь! Черт побери, как раз между вагонами!
Но к тому времени вода накрыла его целиком. Теперь он видел свет над собой, словно через мутную линзу. Он попытался успокоиться и задержать дыхание. Воздух, оставшийся в его легких, был последним воздухом.
Гарин высунулся из окна по пояс и посветил туда, куда ему сказал толстяк Миша.
Увиденная картина настолько сильно поразила его, что он вздрогнул.
Под тонким слоем воды плавало человеческое лицо.
Это выглядело именно так: одно только лицо с широко раскрытыми глазами и надутыми щеками.
Человек под водой смотрел прямо на него.
Гарин засуетился.
– Сейчас! Потерпи! – закричал он, едва ли сознавая, что человек под водой не может его слышать.
– Миша! Держи! – Он обернулся к толстяку и сунул ему факел: – Свети!
Гарин сел на край разбитого окна, перекинул ноги в тоннель, помедлил одно лишь мгновение и спрыгнул вниз.
Нащупав ступней ходовой рельс и шпалы, он двинулся вперед, помогая себе руками. Внезапно его ладонь легла на чью-то руку, судорожно уперевшуюся в обшивку вагона. Гарин машинально сжал эту руку, подавая сигнал: «Держись! Сейчас!»
Вода прибывала стремительно: она лишь немного не доходила Гарину до подмышек.
Гарин набрал в легкие побольше воздуха и присел, скрывшись под водой. Он подставил спину под тонущего человека и стал распрямляться.
Ему было нелегко: Гарин и не думал, что намокшая одежда может весить так много. Он почувствовал, что голова человека показалась над водой; мужчина встряхнулся, как спаниель, вылезающий из болота, и глубоко вздохнул. Внезапно нога Гарина, упиравшаяся в ходовой рельс, соскользнула, Андрей потерял равновесие и упал.
Тонущий человек сорвался с его спины и снова оказался под водой.
– Свети!!! – вынырнув, крикнул Гарин Михаилу.
Толстяк высунулся из окна и немного передвинул факел. Несколько горящих капель, сорвавшись с пропитанной горючей дрянью тряпки, упали в воду.
Кошмарное зрелище завораживало: белое лицо с широко открытыми глазами, плавающее под водой, а над ним – голубоватые язычки холодного пламени. Это напоминало причудливый огненный коктейль, составленный безумным барменом.
Гарин снова задержал дыхание и опять нырнул, принимая на себя тяжесть тонущего. На этот раз он так же, как и неизвестный мужчина, уперся в обшивку вагонов руками.
Спина гудела и готова была вот-вот треснуть. Гарин отчаянно толкал ногами бетонное полотно рельсового пути, разгибая колени.
Медленно… Медленно, но он все же сумел выпрямиться. Тело мужчины было уже над водой; Гарин чувствовал это по увеличившейся нагрузке на мышцы. Ноги его дрожали, и он не знал, сколько сможет простоять вот так, с тяжелым грузом на плечах.
Константинов почувствовал, как приподнимается его тело. Теперь нога уже не была натянута, как струна. Он даже попробовал пошевелить ею и чуть не сошел с ума от боли. Он заорал громко, не сдерживаясь. Стало немного легче от сознания того, что он снова мог свободно орать, не рискуя захлебнуться.
Но крик – это не половина и даже не четверть дела. Самое главное – вытащить ногу.
Константинов развернул левую ступню и снизу стукнул по правой голени. Это было чертовски, невыносимо больно, но другого выхода он не видел – стучал, как молотком, постепенно выбивая из ловушки застрявшую правую.
– Державший его снизу мужик дрожал от напряжения, и Константинов понимал, что в любую секунду он может не выдержать и снова уронить его.
Помощь пришла от толстяка, схватившего за штанину и потянувшего ногу вверх, помогая ей обрести свободу.
В последний момент Константинов почувствовал сухой треск, раздавшийся в лодыжке. Глаза заволокла черная пелена, расцвеченная радужными кругами с оранжевыми и зелеными ободками. Он вскрикнул и полетел в пустоту.
Дальнейшее он помнил кусками.
Константинов уходит под воду, но две сильные руки хватают его за шиворот и тащат наверх.
Затем к ним присоединяется еще одна; ощущение такое, словно с него хотят снять через голову пиджак. Он глупо улыбается и что-то говорит, но острая боль снова вспыхивает в ноге. От этого в животе все сжимается.
Он скользит щекой по холодному металлу вагона; кожа почему-то издает противный скрип и грозит лопнуть. Одна рука по-прежнему держит его за шиворот, две другие помогают снизу.
Константинов видит рядом с собой пламя факела – так близко, что оно вот-вот опалит ему волосы и ресницы. Рука толстяка крепко сжимает факел; это единственный источник света, который у них остался. Константинов висит наполовину в вагоне, наполовину снаружи. Край оконного проема упирается прямо в живот.
Еще одна картинка: он лежит на полу вагона, а мужчина, склонившийся над ним, бьет его по щекам. Что-то в лице мужчины кажется знакомым. Высокий лоб с залысинами, серые глаза, резко очерченный рот и выдающийся нос.
– Гарин? – удивленно шепчет Константинов.
«Откуда здесь взялся Гарин?» – думает он. Затем удивление проходит, уступая место спокойной уверенности, что это действительно он.
– Гарин… – шепчет он и опять теряет сознание.
Сердце колотилось в груди так, что эхо его ударов отдавалось в ушах. Гарин не мог понять, слышал ли он слово, сорвавшееся с губ вытащенного им мужчины, или ему это только показалось.
– Что он сказал? – спросил он у Михаила.
Тот пожал плечами.
– Наверное, «спасибо»…
– Нет, нет… Что-то другое… Совсем непохожее. Он назвал меня по фамилии?
Гарин посмотрел на толстяка. На лице Михаила заиграла легкая улыбка, или это ему тоже показалось? В дрожащем свете факела.
– Откуда он может знать твою фамилию? – возразил толстяк. – По-моему, у тебя начинается мания величия.
– Ага… В лучшем случае. А в худшем – преследования, – согласился Гарин.
«Действительно, откуда он может знать мою фамилию? Бред!»
Гарин был совершенно измотан. Он с трудом смог забраться обратно в вагон, на это ушли последние силы.
Самым большим его желанием было немного отдохнуть. Совсем чуть-чуть, хоть пару минут, но Гарин понимал, что они не располагают даже этим временем.
Андрей достал из-за пазухи бутылочку с горючей дрянью. Поднял ее и посмотрел на свет. Осталось немного больше половины.
Гарин открутил крышку, приподнял голову спасенного и поднес бутылку к его рту.
– Ну-ка, приятель! Хлебни! – Он потряс голову, пытаясь вернуть мужчину в чувство.
Тот зашевелился и попытался что-то сказать. Пользуясь моментом, Гарин просунул горлышко между посиневшими губами и резко запрокинул бутылочку.
Мужчина закашлялся и открыл глаза. Он хватал воздух и махал руками, словно хотел потушить небольшой пожар.
– Бодрит? – спросил Гарин. – Благодари Галочку, что она такая запасливая. А теперь пора.
Он помог мужчине сесть и начал командовать.
– Так! Михаил! Будешь помогать ему. Ты когда-нибудь прыгал на одной ноге, а, приятель?
Константинов не отрываясь смотрел на Гарина. До него никак не доходил смысл его слов. Он не мог поверить, что все это происходит с ним наяву.
