Ральф Макинерни - Реликвия Времени
— Я сейчас еду следом за ними. А что еще случилось?
— Весь план полетел к чертовой матери, когда мы обнаружили Моргана мертвым.
Трэгер хотел узнать подробности того, что видел Кросби.
— Ты запомнил номер «Хаммера»?
Тот продиктовал последовательность букв и цифр.
— Где ты сейчас находишься?
— Мы направляемся на восток по И-80. Нам осталось совсем чуть-чуть до Рино.
— «Мужественные всадники»?
— Я так думаю.
— Если бы я знал, куда вы направляетесь, я бы встретил тебя там. У этих людей то, что нам нужно.
— Я не собираюсь отбирать это в одиночку.
— Естественно. Как только ты прибудешь на место, где бы оно ни находилось, я к тебе присоединюсь.
— Хорошо.
— Да, Кросби, и еще. Оглядывайся назад.
— А что, в чем дело?
Кросби постоянно оглядывался назад. Один раз у него была ложная тревога, когда он пришел к выводу, что какая-то машина неотступно следует за ним. Однако это было слишком очевидно, и вскоре машина свернула на стоянку. Больше Кросби ее не видел. Он продолжал восхищаться местами, по которым проезжал.
Однажды много лет назад они с Люсиль усадили детей в машину и просто катались целых два месяца, от одного побережья к другому, отправившись на запад по южной дороге и вернувшись домой по северной. Кросби прекрасно помнил, какое огромное облегчение испытал, когда они выехали из пустыни под Джила-Бенд. Дорога позади оставалась пустой — ни одной машины; безжалостно палило солнце. Этот отрезок пути лучше было преодолевать ночью, но раз уж они тронулись, не оставалось ничего другого, кроме как ехать вперед. Люсиль умолкла; даже ребята на заднем сиденье притихли. Всеобщее напряжение особенно остро почувствовалось тогда, когда все радостными криками встретили въезд в Джила-Бенд.
Наверное, было не меньше ста градусов по Фаренгейту в тени, однако парень, одетый в одни джинсы, преспокойно красил навес над крыльцом мотеля, в который привез свое семейство Кросби. Через считаные минуты после заселения в номер все уже были в бассейне, плескаясь в противно теплой воде. Какие воспоминания остались у него от той поездки и от многих других случаев, когда семья собиралась вместе?.. Сейчас ребята уже выросли; больше таких семейных поездок не будет. Кросби пожалел о том, что не может поделиться своими воспоминаниями с Люсиль. Господи, как же ему ее недостает. Он вдруг подумал, что у Трэгера семьи нет. Возможно, так оно и к лучшему, если учесть, каким ремеслом они занимаются, однако Кросби не мог бы смотреть в лицо опасности, если бы не знал, что его ждут Люсиль и ребята.
Несколько часов спустя за Солт-Лейк-Сити «Хаммер» повернул на север на магистраль И-15. Дорожный знак указал расстояние до Покателло.
Через десять миль Кросби заметил позади еще один «Хаммер», такой же огромный, как и тот, что ехал впереди. Еще через двадцать миль он убедился в том, что второй «Хаммер» его преследует. Кросби позвонил Трэгеру и сообщил о новом развитии ситуации.
— Ты находишься к югу от Покателло?
Кросби назвал точное расстояние в милях.
— Я уже в пути.
III
«Пало-Альто, Пало-Альто»
Эмилио Сапиенса, епископ Санта-Аны и округа Ориндж, в минуты легкомыслия говорил, что является прелатом «Диснейленда» и «Садов Буша»[42]; однако по большей части он был серьезен, возможно, слишком серьезен. Сапиенса терпеть не мог регалии своей должности и надевал красную камилавку с большой неохотой, и только в паре с черной рясой, выглядевшей так, словно он носил ее еще со времени учебы в семинарии. Его проповеди были обращены в первую очередь к беднякам, и, что тем более удивительно для епископа, сам он в жизни руководствовался теми же самыми принципами. Сапиенса постоянно бродил по сельским рынкам своего прихода, донимая своих испаноязычных прихожан чисто кастильским произношением, непонятным для большинства латиноамериканцев. Единственное его тщеславие заключалось в надежде на то, что, когда через несколько недель ему исполнится семьдесят пять, Ватикан ответит отказом на его обязательное в таких случаях прошение об отставке. Сапиенсе перед сном еще предстояло пройти много миль, говоря словами поэта, однако какого именно поэта, он, подобно Берти Вустеру, не знал, а своего Дживса, который его просветил бы, у него не было.[43] Всякий раз, когда к нему приходил Джордж Уорт, Сапиенса качал головой и бормотал: «Пало-Альто, Пало-Альто». В свое время он хотел устроить приют рабочих-католиков в своем приходе и теперь не мог простить Уорту то, что тот обосновался в Пало-Альто.
— Я начинал это дело еще тогда, когда учился в Стэндфордском университете.
— Джордж, откройте здесь еще один приют.
— Я и с одним-то едва справляюсь.
Епископ Сапиенса втайне мечтал, что, если Ватикан все-таки примет его отставку, он сам откроет приют рабочих-католиков в Санта-Ане и проведет остаток своих дней, занимаясь тем, чем занимается Джордж Уорт.
Как и Джордж, он с большой осторожностью относился к Мигелю Арройо. На его взгляд, пылкая борьба за справедливость — занятие на всю жизнь, и цель достигается в лучшем мире, но никак не в этом. Казалось, что «Справедливость и мир» считает, будто до справедливости рукой подать, а для этого необходим толчок, совершенный отнюдь не мирными методами. И не то чтобы Мигель лично с оружием в руках сражался на границе с «Минитменами». Сапиенса уже отслужил несколько панихид по молодым парням, которые отправились воевать на границу и вернулись домой в мешках для перевозки трупов. Он винил в этом Мигеля; именно Арройо призвал к оружию и драматично объявил об отделении Калифорнии от Союза. Этот человек был романтиком, опасным романтиком.
— И все это из-за похищенного образа.
Джордж был потрясен.
— Речь идет не просто о какой-то рядовой картине.
Сапиенса с этим согласился. Однако если нужны примеры осквернения святынь, взять хотя бы все оскорбления Господа во время святого причастия.
— Люди так горячо любят Мадонну Гваделупскую.
— И я тоже, и я тоже. Но ни за что не стал бы ради нее убивать.
— Как и Мигель.
Они провели в сочувственной беседе около часа, после чего Джордж отправился домой.
— Пало-Альто, Пало-Альто, — окликнул его вслед Сапиенса — благословение, проклятие или шутка, повторяемые слишком часто.
Однако он испытал некоторое облегчение по поводу того, что Джордж ушел до намеченного визита Нила Адмирари. Вместе с ним пришла и Лулу, и Сапиенса впервые услышал о том, что они поженились.
— О, на самом деле мы были тайно женаты вот уже несколько лет, — небрежно заметил Нил.
— Не стану спрашивать, что это значит.
— Никогда не спрашивайте у профессионального журналиста, что он имеет в виду, — усмехнулась Лулу.
— Скажу, что вы оба кажетесь мне счастливыми.
К несказанному удивлению Сапиенсы, Лулу опустилась на колени, увлекая за собой Нила, и попросила благословения.
— Ваш брак ведь был освящен в церкви, разве не так? — с тревогой спросил епископ.
Порой окружающие видели в его образе жизни презрение ко всем условностям.
— Да, в Сан-Диего.
— Это достаточно близко.
Сапиенса в благословении простер над ними руку, лишенную перстней. Затем Лулу помогла Нилу подняться на ноги. Сапиенса не смог бы ответить, почему ему так нравится эта пара, особенно Лулу. Его неприязнь к журналистике была обильно подпитана в нелегкие годы работы в Вашингтоне. Ему хотелось верить, что дело тут не в том, что Лулу писала о нем лестные материалы, особенно после того, как он был назначен в Санта-Ану. Нил считал, что город был назван в честь знаменитого генерала.[44]
— По-моему, все обстояло как раз наоборот.
— Сейчас его можно переименовать в честь генерала Арройо.
Сапиенса закатил глаза. Он надеялся, что эта тема закрылась с отъездом Джорджа Уорта, но, в конце концов, эти двое были журналистами, а ограбление в храме в Мехико оставалось главной темой новостей, вместе с сообщениями о вооруженных столкновениях повстанцев в горах и пустынях юго-запада. Однако Лулу и Нила в первую очередь интересовало таинственное присутствие дона Ибанеса на долговременной стоянке аэропорта Сан-Франциско.
Как выяснилось, человек, который был там убит, в прошлом работал в ЦРУ.
— Все говорит о том, что это была сорвавшаяся попытка вернуть образ, — добавила Лулу. — Там также находились Игнатий Ханнан и его люди.
— Убитый агент был связан с Теофилусом Грейди.
— Ханнан предлагает выкуп в миллион долларов за возвращение образа.
Но Сапиенсу заинтриговало присутствие дона Ибанеса.
— А как дон Ибанес объяснил свое присутствие на стоянке?
— Кто знает? Он вернулся к себе в поместье.
