Дмитрий Вересов - Крик ворона
— Таня Дарлинг, временно никто. Как только стану кем-то, тоже закажу себе карточку и первым делом презентую вам.
Женщина громко расхохоталась, но тут же озадаченно смолкла.
— Дарлинг? Вы шутите?
— Нисколько. Я уже неделю как миссис Дарлинг. Женщина внимательно посмотрела на Таню, будто разглядывала выставленную в витрине новинку.
— А знаете, вам идет. Не сомневаюсь, что вы и до замужества были очень «дарлинг». Ваш муж — уж не тот ли это кудрявый красавчик в красном жилете, который дрыхнет там, впереди?
Таня кивнула.
— Мой вам совет — не спешите расставаться с новой фамилией. Ведь ваш брак, я полагаю, сугубо деловой, а мистер Дарлинг — просто ваш билет на Запад.
Таня мгновенно насторожилась, но скрыла свое состояние приступом веселого смеха. Она тянула смех, сколько могла, внимательно следя за лицом собеседницы. Та широко улыбалась, но за этой улыбкой могло таиться что угодно.
— Чушь, — выговорила, наконец, Таня. — Какая чушь! Кстати, чисто из любопытства, почему вы так решили?
— Руки. Влюбленные, сами того не замечая, постоянно норовят подержаться друг за друга. Вы же ни разу не коснулись своего Дарлинга, а он вас. На такие веши у меня наметанный глаз. Но главное, вы с ним — неправдоподобно красивая пара. За пределами Голливуда подобные браки крайне редки и почти всегда недолговечны. Психологическая несовместимость между двумя лидерами в одной и той же сфере. Так что, когда сделаете ручкой вашему Дарлингу, постарайтесь сохранить его фамилию. И, пожалуйста, не утрачивайте ваш очаровательный акцент… Таня Дарлинг… Скажите, Таня, вы рассчитываете работать или?..
— Как получится. Первым делом надо осмотреться.
— Извините за профессиональную назойливость, но ваш муж — состоятельный человек?
— Не знаю. Он торговый агент, как-то связан с торговой сетью «Макро».
— Ну, это может означать что угодно.
— У него квартира в Мэйфэр и домик в Кенте.
— Это уже кое-что, но все же… Знаете, дарлинг, дайте-ка мне мою карточку…
Таня послушно раскрыла сумку и протянула мисс Миллер ее визитку. Та извлекла из верхнего кармана своего замшевого пиджачка прозрачную шариковую ручку, что-то нацарапала на карточке и протянула Тане.
— Это номер моего «кролика», то есть радиотелефона. По нему меня можно застать днем и ночью, если только я в Англии. Вот это — номер моего дома в Патни. Московский контракт истек, так что в ближайшие полгода я никуда не поеду. Разве что на уик-энд в Хландино, это такой чудный городок в северном Уэльсе. Поживите недельку, осмотритесь — и непременно позвоните мне.
Соседка накрыла Танину руку своей широкой ладонью и заглянула ей в глаза.
— И не стесняйтесь. Я, конечно, не босс и таких вопросов не решаю, но немножечко поднатаскать вас и устроить встречу с начальством я берусь…
— И что? — трепеща ресницами, спросила Таня.
— О, сущие пустяки! Первый канал Би-Би-Си, второй канал Би-Би-Си, четвертый канал… Репортаж вела Таня Дарлинг… С такой внешностью, с таким голоском да не работать на телевидении — это просто грех…
— О-о! — Таня ответила простодушно-восторженной улыбкой.
Мисс Миллер крякнула и нажала кнопку вызова стюардессы.
— Давайте разопьем бутылочку за знакомство? Я угощаю…
Таня мило повела плечами, выражая робкое согласие.
— Шампанского, уточка, — холодновато сообщила мисс Миллер мгновенно появившейся стюардессе. — Только не вашей газировки. Настоящую бутылку настоящего шампанского. У вас есть?
— «Мумм-брют», мэм. Пятьдесят три фунта, мэм.
— Окэй! — Мисс Миллер посмотрела в спину уходящей стюардессы, шумно потянулась и с довольным видом посмотрела на Таню. — Дарлинг, вам случалось пробовать настоящее шампанское?
Каким-то чудом Таня не рассмеялась соседке в лицо, но вовремя сдержалась.
— Да. Только что. В таких миленьких бутылочках. Мисс Миллер смеха не сдерживала.
— Я вам искренне завидую — у вас впереди столько чудесных открытий…
— Да, я плохо представляю себе заграничную жизнь. Скажите, мисс Миллер…
— Соня. Моя бабушка родом из Крыжополя… Соня и Таня. Два русских имени. Это судьба! Мы непременно будем друзьями.
— Конечно… Соня. Скажите, что сейчас носят в Лондоне, что слушают, что едят, что пьют, что читают?
— О-о! Впрочем, — Соня посмотрела на часы, — еще полтора часа лету. Лекция номер один… Но для начала промочим горлышко.
Проворная стюардесса откупорила бутылку, налила немного в два стаканчика — ледяное шампанское почти не пенилось, а словно дымилось, — поставила бутылку на откидной столик перед Таней, получила с мисс Миллер деньги, пересчитала, поблагодарила и удалилась.
Соня подняла стакан.
— За тебя, my darling Darling!
— За тебя. Соня!
Рассказывала мисс Соня профессионально — четко, доходчиво, остроумно, останавливаясь на моментах, особенно непонятных для человека советского. И хотя Таня никоим образом не относилась к типичным представителям этого биологического вида, она почерпнула из рассказа попутчицы много интересного — и многое отложила в своей цепкой памяти.
«Ну вот, — подумала она, когда чуть охрипшая Соня, извинившись, вышла облегчиться. — Не успела приземлиться, а уже кое-что прояснилось и открылись первые перспективы… Почему бы и не телевидение? Конечно, скорее всего, это просто лесбийские завлекалочки, но даже если и так, что с того? Нам не привыкать. Баба-то, похоже, небесполезная… Посмотрим, как и на что ее раскрутить».
Аполло Дарлинг, выспавшийся за время перелета, легко снял с полки увесистую багажную сумку и скомандовал Тане, которая ожидала его в проходе:
— Вперед!
Таня послушно двинулась к выходу — и невольно замерла у самой двери. Вместо привычного трапа на нее пялился извилистый черный туннель, образованный внутренними стенками гигантской кишки из гофрированной резины. По дну туннеля вдаль уходила блестящая металлическая дорожка, оборудованная перилами. Кишка, словно шланг неимоверного пылесоса, высасывала людей из чрева самолета, с тем; чтобы через сотню-другую метров (ярдов, поправила себя Таня) выплюнуть их в зал прибытия аэропорта Хитроу.
— До свидания, мисс! — На нее с выжидательной улыбкой смотрела безлико-смазливая стюардесса.
— До свидания! Спасибо за приятный полет!
— Anytime! — пропела стюардесса, и Таня, зажмурившись, ступила в черноту.
Она шла по дорожке и приговаривала про себя: «Коридоры кончаются стенкой. А туннели выводят на свет… Не дрейфь, Захаржевская, вот он уже и виден — свет в конце туннеля».
Пассажиры вышли в большой, ярко освещенный зал и очутились на узком пространстве, огороженном барьерчиками и перилами боковых лестниц. В конце этого коридора без стен позади металлического турникета сидел колоритный британец, лицом напоминавший добродушного старого бульдога, и невозмутимо командовал: «Left! Right! Left! Right!», разводя прибывших пассажиров по двум окошечкам паспортного контроля и включая соответствующие металлические дверцы. Таня остановилась, любуясь на этого дядьку и поджидая Дарлинга. Когда тот подошел, Таня крепко взяла его за руку. Дарлинг дернулся, как-то затравленно посмотрел на нее, но руки не убрал.
— Муженек, — ласково промурлыкала Таня. Замороженная девица в паспортной будочке ловко подцепила со стойки временный Танин паспорт, с ходу открыла на нужной странице, едва глянула на въездную визу, шлепнула туда штампик прибытия и, вывернув кисть, словно крупье при сдаче карт, подала паспорт Тане.
— Enjoy your stay! — без улыбки сказала она.
Как ни странно, проверка паспорта Дарлинга оказалась более длительной и скрупулезной. Девица, поджав губы, листала его книжицу с «двуспальным левой», сверялась с каким-то списком, разложенным у нее на столе, потом вызвала по телефону молодого усача с хиповской прической, но в строгой униформе. Они оба вертели паспорт, потом усач что-то буркнул и ушел, а девица проштамповала наконец паспорт Дарлинга и отпустила его с миром.
— Хуже КГБ! — пробурчал Дарлинг, подойдя к Тане.
— Что искали-то? — спросила она.
— А черт его знает. Пошли.
По витой модерновой лестнице они спустились в белостенный зал, посреди которого вертелись два симметрично расположенных колеса. На резиновых ободах одного из колес крутились чемоданы, сумки, рюкзаки. Второе стояло. Таня направилась к крутящемуся колесу.
— Куда? — остановил ее Дарлинг. — Это с мадридского. А нам сюда.
И вновь у Тани, при всей ее удаленности от совкового менталитета, что-то дрогнуло в груди — с такой обыденной легкостью он произнес слово «мадридский». Словно речь шла не о заграничной столице, а о какой-нибудь Калуге или Можайске… Впрочем, отныне Калуга и Можайск — это все равно, что прежде был Мадрид, а Мадрид — что Калуга и Можайск… Все смешалось в доме Облонских…
