Непокорная (СИ) - Хрустальная Анна
Ага, затрахала его до ссадин на члене и до обморочного состояния. Только такое едва ли рискнёшь произнести вслух даже в шутку. Подобным ему высокопоставленным представителям Святейшей Вселенской Церкви приходится взвешивать на публике каждое слетающее с языка слово, даже если тебя окружают личные, хорошо проверенные люди и натасканная охрана. А признаваться в том, что тебя уделала чародейка с нулевым потенциалом, это же…
Так! Стоп! Разве с нулевым? Когда он попытался к ней приблизиться в последний раз и схватить за предплечья для точной проверки, от неё исходило далеко не нулевое магическое излучение. Или что-то близкое к магическому. В любом случае, как выяснилось чуть позже, не менее сильное, чем магическое.
— Всё нормально! — ему пришлось процедить свой ответ сквозь зубы, выпрямляясь в свойственной лишь ему статной осанке (пусть и в чём мать родила). И делая при этом вид, будто он просто пролежал какое-то время в отключке на диване от лёгкого недомогания. А так, всё прекрасно, если не считать нокаутированного едва не до полной отключки самолюбия.
— Мне нужно принять душ. И… возможно что-нибудь от головной боли.
— А что делать с ведьмой?
— Так вы её задержали?
Похоже, он сделал поспешный вывод, не так растолковав слова своего лучшего цербера. Поскольку все, кто сейчас находился с ним в его же номере, как по единой безмолвной команде, начали молча переглядываться.
Правда, выйти из себя окончательно Эйлдару Бошану так и не дали. Двери гостиной резко и без стука извне раскрылись со стороны коридора, и через порог перешагнул вначале один, а потом вслед ещё парочка гвардейцев (судя по одеянию и нашивкам на служебной форме) из папской охраны. После чего в номер ступил во всей своей высокопреосвященской красе кардинал Геодар Галлиани — государственный секретарь Святого Престола. В огромном помещении сразу же воцарилась мёртвая тишина, если не считать мягкую, будто кошачью поступь вышагивающего по длиннющему ковру высокопоставленного лица от Папской Курии. Высокий, худосочный статный мужчина лет шестидесяти пяти в дорогой, шитой точно по фигуре дзимарре (сутана с пришитой чёрной накидкой на плечи) и с красным пилеолусом на макушке (шапочка-”ермолка” священников).
Первым, слава Великому Разуму, отреагировал Парсон. Секретарь Верховного разморозился почти сразу же (ну, или, почти сразу), выхватив из рук близстоящего охранника гостиничный халат, чтобы вскоре перекрыть им и собой оцепеневшую ГОЛУЮ фигуру инквизитора Бошана.
Та ещё, если так подумать, жопа. Поворачиваться спиной к кардиналу — это верх неуважения, а одеваться самому при таком большом количестве свидетелей, всё равно, что опуститься ниже плинтуса по личной инициативе…
Но, несмотря на вопиющую безвыходность всей ситуации, выкручиваться пришлось прямо на месте, буквально на ходу. Поворачиваться не пришлось. Верховный таки сумел надеть халат с помощью своего главного помощника, просунув вначале одну руку в подставленный рукав, после чего, прикрывшись длинной полочкой, подождал, когда Парсон обойдёт его со спины и подставит второй рукав под другую руку. И за всё это время его высокопреосвященство ни на секунду не сбавил целенаправленного шага в их сторону и не отвёл с лица Святейшества совершенно безучастного взгляда. Правда, не подметить хотя бы краем глаза творившийся в номере бардак, как и отбитый входными дверями в дверной нише стеновой выступ он на вряд ли бы не смог. Разве что ни выражением лица, ни самим взглядом никак этого не показал.
— Ваше Высокопреосвященство! Какая честь!
Абсолютно все присутствующие, как по команде, почтенно склонили головы, а Парсон так вообще “незаметно” и, само собой, бесшумно, скользнул куда-то в сторону, прикинувшись с остальными безликой тенью, и тем самым предоставив Бошану полную свободу действий. Чем Верховный тут же воспользовался, прекрасно понимая, что выкручиваться теперь придётся лишь ему одному. Хотя, делать хорошую мину при плохой игре — для него давно не в первой.
Как ни в чём ни бывало, он шагнул навстречу кардиналу Галлиани, выждав не больше трёх секунд того момента, как прелат дойдёт до него и чуть ли не на ходу приподнимет правую руку, на безымянном пальце которого блеснёт массивный кардинальский перстень с бордово-алым рубином. Так сказать, подаст негласную команду, и инквизитор в ту же секунду преклонит колено, чтобы выказать своё раболепное почтение более высшему по рангу служителю Священного Магистрата.
— Я всего лишь скромный посол нашего Святейшего Отца, Эйлдар, и сегодня выполняю не самую приятную для себя роль — роль плохого гонца. — всё это Галлиани успел произнести за тот промежуток времени, пока Бошан целовал его перстень, соблюдая данный ритуал, как говорится, от и до, без спешки и недопустимых излишних движений.
— Даже плохие новости в ваших устах и, тем более, от самого Святейшего, всегда будут звучать благой вестью.
Верховный выпрямился, отступая немного где-то на треть шага назад, дабы соблюсти допустимую дистанцию и изящным жестом руки приглашая… Да уж, момент истины, что называется. Ведь надо выбрать более лучшее место для их предстоящей беседы, а не искать взглядом ближайшее кресло, на котором он не трахал чародейку и не кончал вместе с ней на дорогую кожаную обивку. И, кажется, он всё ещё слышит её запах, несмотря на стойкий в воздухе аромат из смешанных мужских парфюмов, которые исходили от дюжины находящихся здесь одних только мужчин.
Лёгкий кашель Парсона за спиной, подсказал ему вспомнить о соседней чилаут-зоне у панорамного окна, где находился декоративный фонтанчик с мини оранжереей, как раз у выхода на открытую террасу.
— На деле, я собирался посетить вас на вашем рабочем месте, Эйлдар. Но по пути в Священную Канцелярию успел узнать, что вы там ещё не появлялись и… — кардинал будто специально решил выбрать именно этот момент, чтобы бросить красноречивый взгляд на ту часть гостиничного номера, из которой по глазам всё ещё били следы произошедшего здесь секс-бедлама. — Едва ли появитесь в ближайшие полчаса. А у меня, к сожалению, каждая минута на счету.
— Д-да… прошу прощения за то, что вынудил вас поступиться своим служебным положением и приехать туда… куда вы не собирались сегодня приезжать.
Бошан, естественно, тоже не собирался топить себя лицом в грязи, продолжая делать вид, что ничего ужасного в этом месте не происходило. А если и происходило, то он не имел к этому никакого личного отношения.
— Да полно вам, Эйлдар! Всё это сущие мелочи. Тем более, я слышал, что здесь недурственная кухня с автономной мини-пекарней. А, поскольку наша беседа не на пять минут и даже не на десять, думаю, будет вполне целесообразно заказать вам что-нибудь на завтрак и пригласить меня присоединиться к вам за чашечкой утреннего кофе.
— Да, безусловно, Ваше Высокопреосвященство.
— И, бога ради, Эйлдар! К чему эти неуместные эпитеты? Называйте меня по имени. Не говоря уже о том факте, что наша сегодняшняя встреча не имеет официального окраса. И было бы неплохо, если мы переговорим с вами без лишних свидетелей.
На самом деле, намёк на “лишних свидетелей” касался одних лишь людей Верховного. Когда Инквизитор со своим гостем наконец-то расселись по удобным мягким креслам в цветущем зимнем садике, и Галлиани даже успел сделать заказ по предоставленному ему меню одного из лучших ресторанов отеля, в номере, кроме них, остались лишь гвардейцы из Папской Курии и личный секретарь прелата. А вот все люди Бошана, включая Велория Парсона, ретировались за считанные секунды без лишних вопросов и неуместных со своей стороны действий.
— Надеюсь, вы сумеете простить меня за те небольшие беспорядке в номере, которых вы не должны были увидеть по приходу сюда, Ваше… Геодар, — Эйлдар и сам не понял, на кой вдруг заговорил об этом. Но кардинал почему-то не спешил начинать ту тему разговора, из-за которой сюда явился, рассевшись, как у себя дома, напротив в одном из мягких кресел мини-оранжереи и с явным интересом изучая карты меню с проспектами самой дорогой гостиницы столицы.
