Дэвид Моррелл - Лига «Ночь и туман»
Миллер выбрался из машины, через лужайку от дома к нему бежала жена.
— Я должен был встретиться с главным инженером, — сказал он. — Когда я связался с секретарем… — голос его задрожал от злости. — Где это, черт возьми?
— В бассейне.
— Что?
— Когда я сегодня утром пила кофе в патио, я этого не видела. Кто бы это ни сделал, он должен был выждать, пока я уйду днем на корт.
Она продолжала говорить, а Миллер быстро шел вдоль цветочных клумб возле дома. Обойдя дом, он остановился около бассейна и посмотрел вниз.
Бассейн был пуст. Они планировали в этот уик-энд вызвать людей с его стройки, чтобы те заменили трубы перед тем, как заполнить на лето бассейн водой.
На стене кто-то черной краской от края до края нарисовал страшный ствол.
У Миллера запершило в горле. Он сглотнул и только тогда смог заговорить.
— Они хотели, чтобы прошло время, и мы решили, что они ушли, удовлетворившись тем, что забрали моего отца, — он посмотрел на огромный, черный, зловещий символ, и у него перехватило дыхание.
Череп. “Мертвая голова”.
— Какого черта им надо? — сказала его жена. Он ответил вопросом на вопрос:
— И что, черт возьми, нам теперь делать?
Шоу теней
1
Вена.
Снова шел дождь, хотя по сравнению со вчерашним ливнем он был совершенно безобидным. Сол сунул руки в карманы пальто, напомнив себе, что сейчас июнь, а не март, и пошел дальше по тротуару вдоль Дуная.
Привыкнув к жаре израильской пустыни, признал он про себя, очень легко замерзнуть в такую погоду. Он вспомнил оросительную систему, над которой так долго трудился. Эти два дождливых австрийских дня превратили бы его скудную, сухую землю в оазис. Сол представил это чудо, и ему мучительно захотелось домой, но он подумал, есть ли у него шанс вернуться туда.
В тумане дождя по реке тащились баржи. Сол прошел под мокрыми деревьями, вошел в парк и приблизился к унылой эстраде. Он шел по ней, и дощатый пол глухо грохотал у него под ногами.
На перилах сидел рябой мужчина и курил сигарету. На нем был расстегнутый коричневый нейлоновой макинтош, а под ним темно-коричневый костюм. В профиль у него был сильно выступающий вперед подбородок. Курил он так, будто и не слышал шагов приближающегося к нему Сола.
Сол обратил внимание на человека в точно таком же макинтоше, который стоял неподалеку под каштаном и с необычайным интересом наблюдал за птичками, спрятавшимися в кроне дерева.
Сол оставался на безопасной дистанции от человека на перилах. Сквозь щели в крыше над эстрадой капал дождь.
— Итак, Ромул, — сказал рябой и повернулся. — Как поживаешь?
— Очевидно, вход запрещен.
— Без шуток. Тебя засекли еще в аэропорту. С тех пор мы не спускали с тебя глаз.
— Я не пытался просочиться. Первое, что я сделал, — позвонил в булочную. Не забывай, эта встреча — моя идея.
— И это, друг мой, единственная причина, по которой ты еще топчешь эту землю, — рябой отбросил сигарету в сторону. — У тебя дурная привычка нарушать правила.
— Это мой приемный брат нарушал правила.
— Да. Но ты помог ему бежать, вместо того чтобы повернуть его.
— Догадываюсь, у тебя нет брата.
— Три брата.
— На моем месте ты бы помог им или выступил бы против них? Рябой не отвечал.
— Кроме того, мой приемный брат был убит, — глухо сказал Сол. Даже по прошествии трех лет после смерти Криса воспоминания болью отзывались в сердце.
— Мы здесь, чтобы говорить о тебе, а не о нем.
— Признаю, я заключил с Лэнгли сделку. Ссылка. Я должен был оставаться в пустыне. Но случается всякое.
— Что именно?
— Напали на деревню, в которой я живу. Чуть не убили мою жену и сына.
— В Израиле, — мужчина пожал плечами, — такое часто случается.
— Но это другое! Мишенью были мы — мой сын, моя жена и я.
Рябой прищурился.
— А за день до этого исчез отец моей жены! Здесь, в Вене! Поэтому я и уехал из Израиля! Чтобы выяснить…
— Хорошо, я тебя понял. Не волнуйся, — рябой успокаивающе махнул рукой своему партнеру под ближайшим каштаном, который, как только Сол начал кричать, пошел к эстраде.
— Ты хочешь сказать, — рябой изучающе посмотрел на Сола, — что твое возвращение не связано с делом? Ты не связана другой фирмой?
— Дело? Вы думаете, я здесь из-за этого? Дело? Да меня тошнит от него.
— Наглядно, Ромул, но уклончиво. Когда я буду докладывать, мое начальство захочет услышать более четкие формулировки.
— Ты уже докладываешь. Полагаю, передатчик у тебя с собой. В том синем фургоне, у входа в парк, записывают каждое мое слово. Я прав? Рябой не удосужился повернуться в сторону фургона.
— Хорошо, для записи, — сказал Сол, — я ни на кого не работаю. Это дело касается моей семьи. Я прошу освободить меня от обязательств, которые я на себя взял. Временно. Пока я не решу свои проблемы. Как только я все улажу, я тут же сяду в самолет и вернусь в Израиль.
Рябой что-то мысленно прикидывал в уме.
— Мое начальство захочет знать, почему оно должно освобождать тебя от обязательств.
— В порядке одолжения.
— О?
— Я, со своей стороны, тоже сделаю им одолжение.
Мужчина медленно встал с перил.
— Давай внесем ясность. Одолжение? Ты хочешь свести все к формальности? Взываешь к профессиональной вежливости.
— Одолжение за одолжение. У меня нет другого выбора.
— Ты сделаешь все, о чем тебя попросят?
— С некоторыми ограничениями.
— Тогда к твоему предложению нельзя относиться серьезно.
— Нет. Это очень серьезно. Я должен знать, что это будет за задание. Фактор риска меня не волнует, но это не может быть самоубийством и не должно противоречить человеческой морали.
— Ты что, стал моралистом, Ромул?
— Пустыня может сделать это с человеком. На случаи, если твоему начальству вдруг не придет это в голову, я хочу напомнить, что оперативник, официально порвавший со своим агентством, но тайно работающий на него, имеет большую ценность.
Рябой задумался еще больше.
— Ты так решительно настроен выяснить, что случилось с твоим тестем?
— И защитить свою семью от других возможных нападений. Я говорил тебе, это личное дело! Рябой пожал плечами.
— Мое начальство должно прослушать запись нашей беседы.
— Конечно.
— Мы свяжемся с тобой. — Рябой прошел через эстраду, его шаги эхом отдавались под крышей.
— Я остановился в квартире тестя. Я мог бы дать вам адрес и ее телефон, но, как я понимаю, они вам уже известны.
Мужчина обернулся, внимательно посмотрел на Сола и кивнул в ответ.
2
Из книжного магазина через улицу от парка Эрика наблюдала, как отъезжает синий фургон. Она следила за ним, пока он не исчез из виду, а потом снова повернулась к парку. Из-за дождя эстраду практически невозможно было увидеть. Они с Солом решили, что у человека, который выйдет с ним на связь, должна быть команда прикрытия, следовательно, Эрике надо прибыть на место встречи раньше и прикрыть Сола.
Она вышла из магазина, накинула на голову капюшон нейлоновой куртки и шагнула под дождь. Сол ждал ее у эстрады.
— Ты думаешь, они согласятся?
— Если решат, что здесь для них что-то есть. Я пообещал услугу за услугу.
— Мне очень жаль, — с отчаянием в голосе сказала она. — Я знаю, как отвратительно ты себя чувствуешь из-за того, что снова должен работать с ними.
— А что мне остается? Сидеть сложа руки и ничего не делать, чтобы найти твоего отца и защитить нас? Это еще хуже. Важно только одно — надо сделать все необходимое, чтобы оградить от опасности нашу семью.
— Чем больше я тебя узнаю, тем больше люблю.
— Подходи поближе, когда говоришь об этом. — Он снял с нее капюшон, обхватил руками голову и поцеловал стекающие по ее щекам капли дождя.
Но Эрика чувствовала исходящее от него нервное напряжение.
— А если они не дадут своего согласия?
— В любом случае я буду действовать.
— Нет, — сказала Эрика, — мы. — Она обняла его. — И спаси Бог того, кто встанет на нашем пути.
3
“Я остановился в квартире тестя. Я мог бы дать вам адрес и телефон, но, как я понимаю, они вам уже известны”.
Рябой выдохнул сигаретный дым, потянулся с кожаного кресла к столу для совещаний и выключил магнитофон. Потом он повернулся к шефу австрийского отделения ЦРУ:
— Хотите прослушать еще раз?
Гудели лампы дневного освещения. Трое других присутствовавших в обшитой дубовыми панелями комнате мужчин никак не отреагировали на вопрос; их шеф барабанил пальцами по столу.
Его звали Галлахер. Невысокий жилистый мужчина в синем костюме в елочку прекратил отбивать дробь и ударил о край стола.
— Нет, трех раз достаточно. Я понял, о чем он говорил. Но вы были там. Я — нет. Вы видели его глаза. Он говорил правду?
— Судя по его реакции? — рябой затушил сигарету. — Да.
— При поставленных им условиях он сделает все, что мы от него потребуем?
