Уильям Лэшнер - Меченый

– Давайте определим некоторые детали упомянутых вами вечеринок, Тереза, – сказал я. – Вам подавали спиртное?

– О да. В обед, конечно, вино, Брэдли любил вино. Часто пили шампанское. После обеда ликеры, опять шампанское или настоящее великолепное шотландское виски.

– Вы много пили до того, как познакомились с мистером Хьюиттом?

– Мои родители не увлекались спиртным.

– Но вы пили с мистером Хьюиттом?

– Он привил мне вкус к спиртному.

– На тех вечеринках были и другие одурманивающие сознание вещества?

– Да, марихуана. Часто кокаин. Таблетки.

– Вы принимали наркотики до того, как познакомились с мистером Хьюиттом?

– Нет.

– Вы выросли в западной Филадельфии, не так ли?

– Я ходила в католическую школу, мистер Карл. Монахини относились к нам очень строго.

– Брэдли принимал наркотики на этих вечеринках?

– Немного, но он поощрял остальных. А потом настаивал, чтобы принимала я. Заставлял принимать. Говорил, что ему нравится заниматься любовью, когда я нахожусь под действием наркотиков.

– И вы уступали его требованиям?

– Да.

Постепенно мы тщательно разобрали случаи насилия, обмана, унижения, словесного оскорбления. Я не задал ей вопроса об избиениях, поскольку свидетелей не было: Брэдли Хьюитт мог отмести эти случаи, да и я не слишком в них верил. Вместо этого мы сконцентрировались на периоде беременности, на требовании Брэдли Хьюитта, чтобы Тереза сделала аборт, на ее отказе и горьком разрыве отношений, положившем конец сказочной жизни. Рождение девочки, редкие подачки Хьюитта, полное отсутствие у него интереса к ребенку, нужда, просьбы, ответ, страх, решение отдать права на опекунство в обмен на финансовую поддержку.

– Почему вы это сделали, Тереза? Почему согласились передать Брэдли Хьюитту права на опекунство?

– Я думала, что у меня не было другого выбора.

– Выбор всегда есть, не так ли?

– Брэдли очень влиятельный. Мой адвокат сказал, что он все равно выиграет. Я сделала ошибку. Что сказать в свое оправдание, мистер Карл? Я думаю об этом каждый день. Наверное, я боялась.

– Чего боялись?

– Боялась того, что Брэдли сделает со мной, если я продолжу борьбу.

– Вы уверены, что это не был страх перед тем, что откроется на судебном слушании?

– Признаю, что в то время у меня были некоторые проблемы.

– Но это были не просто «некоторые проблемы», не так ли? – сказал я, открывая большую красную папку и заглядывая в документы.

– Я переживала трудный период, – сказала она.

– В чем он выражался?

– Я пила.

– Много?

– Слишком много.

– Как часто?

– Очень часто.

– Каждый день, правильно? Вы пили день и ночь и при этом ухаживали за дочерью.

– Я всегда за ней ухаживала.

– Одновременно с алкоголем вы принимали наркотики?

– Нет, наверное.

– Тереза, – сказал я, помахав большой красной папкой.

– Принимала немного.

– Сколько?

– Чего вы добиваетесь, мистер Карл?

– Я просто стараюсь вас понять. Не каждая мать согласится отдать права на опекунство своей дочери. Во время заключения этого соглашения у вас была зависимость от наркотиков?

– Не думаю.

– Что вы принимали?

– Ничего особенного.

– Марихуану?

– Да.

– Кокаин?

– Немного.

– Крэк?

– Прекратите, мистер Карл. Что вы делаете? Я лишь хочу вернуть свою дочь.

– Вы принимали крэк, когда подали ходатайство на алименты?

– Я попробовала его.

– Как часто вы его принимали?

– Не знаю.

– Знаете, Тереза. Вы стали наркоманкой, не так ли?

– Не знаю.

– Нет, знаете. Сколько стоит доза крэка? Пять баксов? Как часто вы его курили? Сколько раз в день, Тереза?

– Я переживала трудный период.

– Постоянно, да? Спуская на него все деньги, правильно?

– Это болезнь.

– Из каких же средств вы оплачивали жилье? На что покупали еду?

– Меня выселили из квартиры.

– Но не сразу. Некоторое время вы вносили арендную плату. Как вы расплачивались за все?

– У меня была работа.

– Пока вас не уволили за опоздания, так?

– Я была матерью-одиночкой.

– Как вы расплачивались за все, Тереза?

– Нашла способ.

Я заглянул в свою папку.

– Вы знаете человека по имени Герберт Спенсер?

– Нет.

– Вы знаете человека по имени Рудольф Уэйн? Вы знаете человека по имени Сэл Пуллата? Вы знаете человека по имени…

– Прекратите. Что вы делаете?

В этот момент потекли слезы.

– Вы же мой адвокат, – сказала она. – Что вы делаете? Они вас тоже купили?

– Вы продавались этим людям, не так ли?

– Прошу вас, прекратите, мистер Карл.

– Вы продавались не только этим людям, но и другим. Бесчисленное множество раз.

– Прекратите.

– Продавались, продолжая ухаживать за дочерью. Иногда она находилась в соседней комнате, не так ли? Когда вы пили со своими клиентами, принимали наркотики и продавали себя, она находилась в соседней комнате.

– Прошу, остановитесь. Умоляю вас.

– Как вы могли это делать, Тереза?

– Я не контролировала себя. Денег не было. Он оставил меня нищей.

– Вы знали, что подвергаете опасности свою дочь?

– Я делала все, что было в моих силах. Я была больна.

– Вы подписали отказ от опекунства, потому что против вас работала система, потому что ваш адвокат был подкуплен или просто из-за денег?

– Нет.

– Вы сделали это, потому что были запуганы.

– Мне нужна была помощь.

– Вы сделали это, потому что в то время не могли ухаживать за дочерью так, как она того заслуживала.

– Мистер Карл, я люблю мою Белль. Больше всего на свете.

– И передали опекунство Брэдли Хьюитту, потому что, попросту говоря, это был лучший выход для вашей дочери.

– Я была больна.

– Разумеется.

– Но это было раньше.

– А теперь вы хотите ее вернуть.

– Да.

– Почему?

– Потому что люблю ее.

– Но почему именно сейчас?

– Потому что я нужна ей.

– Но почему именно сейчас?

– Теперь я знаю, что могу по-настоящему о ней заботиться.

Я взглянул на судью. Ее лицо, обращенное к всхлипывающей Терезе, выражало что-то похожее на жалость.

– Что дальше, советник? – спросила судья.

– Я собираюсь рассказать о лечении, которое прошла мисс Уэллмен, о ее новой работе и о том, как она изменила свою жизнь, чтобы должным образом заботиться о дочери.

– Вам нужно время, чтобы успокоиться, прежде чем мы продолжим, мисс Уэллмен? – спросила судья.

Тереза Уэллмен кивнула.

– Перерыв пятнадцать минут, – объявила судья.

Когда я сел рядом с Бет, Тереза все еще плакала на свидетельском месте.

– Ты был с ней немного жесток, – тихо заметила Бет.

– Ты знала что-нибудь об этом?

– Нет, для меня это оказалось сюрпризом.

– Очень хорошо, что в свое время она отказалась от дочери. В глазах публики это выглядит чуть ли не благородно. Будет трудно доказать, что ребенка стоит передать ей, но я постараюсь сделать это после перерыва.

– Думаешь, у нас есть шанс?

– Если бы не я вытащил на свет все это дерьмо, это наверняка сделал бы Галликсен, и он был бы в десять раз жестче меня. А теперь что ему остается делать? Указать на нее пальцем и назвать плохой девочкой?

В этот момент Галликсен прошел мимо нас, направляясь в коридор. Он кивнул мне и показал на красную папку.

– Значит, она была не совсем пустой, – сказал он.

– Подождите. – Я расплылся в самой широкой улыбке, на какую был способен. – Подождите, пока не увидите другую папку, когда очередь дойдет до вашего клиента.

После того как Галликсен – ошеломленный, но не сломленный – вышел из зала суда, Бет посмотрела на меня с огромной надеждой:

– У тебя есть материалы на Брэдли Хьюитта?

– Пока нет, – ответил я. – Но еще не вечер.

Глава 22

Я откладывал это до последней возможности. И вот наступило время встретиться с самым темным из моих демонов и узнать ответы на вопросы, которые мучили меня с самого начала дела Чарли Калакоса. Пришла пора нанести визит папе.

Я не стал ему предварительно звонить. Зачем? Был воскресный полдень, а значит, отец сидел дома в мягком раскладном кресле перед телевизором и держал в одной руке банку пива, а в другой – пульт управления. И не важно, какой месяц показывал календарь. Осенью и зимой папа смотрел бейсбол, весной и летом – футбол. В мертвый сезон, в феврале и марте, когда бейсболисты и футболисты отдыхали, он смотрел что придется: пляжный волейбол, слалом, «Битву сетевых звезд». Все, что угодно, лишь бы сидеть и морщиться, пить пиво и ворчать на игроков. Именно для этого существовали воскресенья.

Когда я подошел к домику в испанском стиле в пригороде Голливуда, штат Пенсильвания, у меня екнуло сердце. Во-первых, перед домом стояло побитое желтое такси. Во-вторых, передняя дверь была слегка отворена. Это было не похоже на отца – оставлять открытой переднюю дверь. Обычно он держал дом крепко запертым, как и свою личную жизнь; он не желал подпускать к себе внешний мир. Но что было еще более странным – из маленькой убогой гостиной доносились чужие голоса. Я подумал, что это, должно быть, бубнит телевизор, но потом решил, что комментарии по поводу малоэффективной игры нападения «Филадельфии» звучат не так. Разговор в гостиной скорее напоминал дружескую беседу. «Бети у отца?»