Аллан Фолсом - Изгнанник
— Белый мужчина, — сообщил он, — с фиолетовыми волосами. Три выстрела в лицо с близкого расстояния. Ни одежды, ни документов. Вообще ничего. Если никто не заявит о пропаже человека и если нам ничего не скажут его отпечатки пальцев, пройдет чертовски много времени, прежде чем мы узнаем, кто это такой. Пойди, сам посмотри.
Рыжий покинул офицеров и направился к ним, а Бэррон полез в кусты, из которых только что появился Джимми.
Убитый, на котором были только носки и трусы, лежал на боку в прибрежной грязи. Большая часть его головы была снесена выстрелами, однако сохранившиеся волосы были выкрашены в фиолетовый цвет.
— Сколько ему лет: двадцать один-двадцать два? — спросил Бэррон у сотрудников криминалистической лаборатории, между тем изучая труп. — Чистые, ухоженные ногти… Нет, это не бомж. Скорее, кому-то позарез понадобилась его одежда.
— Когда его убили? Есть какие-нибудь предположения? — осведомился Рыжий, глядя на Хэллидей.
— Полчаса, может, час назад. Что он говорит? — спросил Джимми у патрульного офицера, мотнув головой в сторону бродяги.
— Не много. Говорит, что забрался в кусты, чтобы отлить, и чуть не споткнулся о труп. Перепугался до смерти и принялся вопить.
Трое детективов отошли в сторону, чтобы не мешать криминалистам просеивать почву вокруг убитого.
— Раздет… Как и один из помощников шерифа в лифте судебного комплекса. — В голосе Рыжего ощущались ярость и напряженность, которых прежде не было.
— Думаешь, Реймонд? — поинтересовался Хэллидей, глядя на прибывших журналистов; возглавлял их доблестный отряд, как обычно, Дэн Форд.
— Да, думаю, Реймонд.
— Коммандер, — обратился к Рыжему Дэн Форд, — мы знаем, что здесь был убит молодой человек. Есть ли основания полагать, что это преступление совершено Реймондом Торном?
— Знаете что, Дэн… — Макклэтчи посмотрел сначала на Форда, а потом на остальных репортеров. — Поговорите-ка вы с детективом Бэрроном. Он может дать интервью от имени нашего подразделения, как и любой другой из нас.
Рыжий кивнул Хэллидею, и они вдвоем удалились. Бэррон проводил их взглядом. Таким образом Макклэтчи дает ему понять, что, несмотря на прежние трения, теперь, после того как Бэррон составил «правильный» отчет по инциденту с Донланом, он снова пользуется доверием.
— Джон, вы подозреваете Реймонда? — обратился к нему Дэн Форд. Журналисты, стоявшие позади него, подались вперед.
Бэррон увидел, как подъехала вторая машина без опознавательных знаков и из нее вышли Полчак и Вальпараисо. Они обменялись с коллегами несколькими фразами, после чего прибывшие детективы направились к полицейским, продолжавшим допрашивать бродягу; возле кустов по-прежнему возились с трупом криминалисты.
— Кто жертва? — раздался выкрик из толпы репортеров.
— Мы пока не знаем. Это мужчина лет двадцати с небольшим, убит несколькими выстрелами в лицо. — Внезапно он испытал прилив бешеной ярости. — Да, Реймонд Торн является подозреваемым в этом убийстве. Возможно, даже главным подозреваемым.
— Личность жертвы установлена? — спросил другой журналист.
— Вы не слышали, что я сказал? — резко, почти грубо ответил он вопросом на вопрос.
Поначалу ему казалось, что его злость направлена против начальника и вызвана недавно разыгравшейся сценой «возвращения блудного сына» в команду! Однако теперь, стоя перед репортерами, телекамерами и десятком больших и маленьких микрофонов, Бэррон понял, что Макклэтчи был лишь одной из причин охватившей его ярости. Главная ее причина крылась в нем самом, в том, что ему было не безразлично хладнокровное убийство Донлана, мертвый парнишка в кустах — какой ужас до конца жизни поселится в сердцах его родителей, когда им сообщат о гибели сына после опознания! Ему были не безразличны люди, убитые в здании суда, их дети, их семьи. Потому что, несмотря на прошедшие годы, он до сих пор не мог смириться с гибелью приемных матери и отца.
Но было и кое-что еще, что он осознал только теперь, стоя под полуденным солнцем и глядя на толпу репортеров. Реймонд был на его совести. Джон принимал участие в его задержании, позволил преступнику играть с собой, как если бы тому было известно обо всем, что произошло с Донланом, выдал свои потаенные чувства и таким образом дал ему понять, что тот не ошибался в своих предположениях. Уже тогда следовало понять, насколько хитер и опасен этот человек, и что-нибудь предпринять. Хотя бы предупредить охранников, чтобы они не спускали с задержанного глаз…
Бэррон резко перевел взгляд на Форда и сказал:
— Дэн, я хочу попросить тебя об одолжении. Помести фотографию Реймонда на первой полосе «Лос-Анджелес таймс». Пусть она будет как можно большего размера. Сможешь?
— Думаю, да.
Затем он повернулся к остальным журналистам.
— Уже второй раз за сегодняшний день мы обращаемся к общественности с просьбой о помощи в поисках Реймонда Торна. Мы просим вас и дальше показывать его фото в каждом выпуске новостей, призывать ваших зрителей и читателей звонить по телефону девять-один-один в том случае, если кто-то из них увидит его. Реймонд Торн объявил войну обществу, он вооружен и опасен.
Бэррон умолк, глядя на машину коронера, подъехавшую к кустам, где лежало тело мертвого юноши. Затем снова перевел взгляд на устремленные на него телекамеры и продолжил:
— Если ты меня сейчас видишь, Реймонд, я и тебе хочу кое-что сказать. — Бэррон выдержал паузу, а когда заговорил снова, голос его звучал спокойно и чуть насмешливо — точь-в-точь, как говорил с ним самим Реймонд тогда, в Паркер-центре. — Я хочу узнать, как ты себя чувствуешь, Реймонд. С тобой все в порядке? Ты тоже можешь позвонить по девять-один-один. Просто попроси, чтобы тебя соединили со мной. Мое имя тебе известно: детектив Джон Бэррон, бригада пять-два. Я приеду и заберу тебя сам — в любом месте, где пожелаешь. И тогда никто больше не пострадает. — Бэррон помолчал еще пару секунд, а потом закончил: — Так будет проще для всех, и в первую очередь для тебя самого. Нас в Лос-Анджелесе живет девять миллионов, а ты — один. Вот и прикинь, велики ли твои шансы. По-моему, подсчитать несложно.
Бэррон развернулся и направился к Вальпараисо и Полчаку, беседовавшим с начальником группы криминалистов. Если его тирада перед камерами и обращение к общественности за помощью и не дадут результата, то он хотя бы объявил войну Реймонду — свою, персональную.
36
Беверли-Хиллз, 13.00
Реймонд припарковал машину Чарли Бейли в двухсотом квартале Саут-Спэлдинг-драйв, в прямой видимости от средней школы Беверли-Хиллз, вынул из кейса вторую «беретту» и сунул ее в рюкзак Йозефа Шпеера — первая по-прежнему была засунута за пояс — теперь уже джинсов. Затем он подхватил рюкзак, вышел из машины, запер ее и пошел по направлению к Грегори-уэй, а затем двинулся в сторону Линден-драйв. Это был уже не бизнесмен в строгом костюме, с зачесанными назад волосами. В джинсовом костюме и футболке Шпеера, с его же рюкзаком на плече, в фирменной бейсболке лос-анджелесских «Доджеров» и с волосами, выкрашенными в фиолетовый цвет, Реймонд ничем не отличался от молодых людей — обитателей этого района с его идеально подстриженными лужайками и многоквартирными домами.
Дойдя до Линден-драйв, Реймонд свернул налево и стал искать дом номер 225, в котором проживал Альфред Нойс и в который ювелир вернется на обед ровно в 13.15. Это происходило каждый день за исключением воскресенья на протяжении многих лет. От роскошного ювелирного магазина Нойса на Брайтон-уэй до его дома было ровно семь минут ходьбы. Реймонд подстраховался на случай любых непредвиденных случайностей точно таким же способом, какой он использовал немногим раньше в Сан-Франциско, Мехико и Чикаго, когда он заранее звонил намеченной жертве и под каким-нибудь благовидным предлогом назначал время встречи.
Не стал исключением и Нойс. Реймонд позвонил ему и, представившись Уиллом Тилденом, богатым торговцем скаковыми лошадьми из Кентукки, сказал, что знает о безупречной репутации ювелира и хочет на днях заехать в его магазин, чтобы приобрести для жены дорогое бриллиантовое ожерелье. Нойс безмерно обрадовался, и они договорились о встрече в следующий понедельник. Непогода внесла коррективы в планы Реймонда, заставив его воспользоваться поездом, поэтому он, позвонив, и попросил перенести встречу на вторник. Это не очень понравилось ювелиру, но поделать он ничего не мог. Поэтому, если Нойс находится в городе, то нет никаких оснований полагать, что он нарушит свою многолетнюю привычку возвращаться домой в обеденный перерыв ровно в четверть второго.
Если Нойс был пунктуален до фанатизма, то Реймонда чувство времени никогда не подводило. В 11.42 он застрелил Йозефа Шпеера в парке Макартура, после чего забрал его одежду и рюкзак. В 11.47 он вошел в мужской туалет бензоколонки на Девятой улице в корейском квартале и поменял костюм Бейли на джинсовый наряд Шпеера. Ровно в полдень он сунул костюм, а также бесполезные теперь кредитные карточки и водительское удостоверение Бейли в мусорный бак, стоявший позади бензоколонки, и снова сел в машину. В 12.10, проезжая мимо торгового центра на бульваре Уилшир, расположенного неподалеку от Беверли-Хиллз, он заметил именно то, что искал — салон парикмахерских услуг, — и его внимание привлекло рекламное объявление: «КРАСИМ ВОЛОСЫ В ЛЮБОЙ ЦВЕТ. 30 МИНУТ». В 12.45 он вышел из салона с волосами, подстриженными так же, как у Шпеера, и выкрашенными в фиолетовый цвет. В 12.48 Реймонд покинул магазин спортивных товаров в том же самом торговом центре, и теперь на его голове красовалась бейсболка лос-анджелесских «Доджеров».
