Лоренсо Сильва - Нетерпеливый алхимик
— Вот оказывается, чем ты занимаешься. — Она сочувственно покачала головой, будто разговаривала с больным.
— Есть люди, читающие книжки и похуже, — запротестовал я. — Например, про вампиров. Однако никто их не принимает за ненормальных.
В дверях клуба стояли два охранника: один — дочерна загорелый тип, стриженный под «микрофон»[52] и крашенный под блондина, другой — чуть посветлее, со сколотым на затылке пучком длинных волос. Толщина их бицепсов превышала объем моей головы, а размер треуголки, которую мне иногда приходится на себя натягивать, равен шестидесяти одному сантиметру. Они спокойно перебрасывались словами в ожидании посетителей.
— Останемся здесь, пока не подвалит народ, — решил я. — Лучше изловить его у входа, если он вообще появится. Ты не забыла прихватить с собой снимок?
— Нет.
Мы увеличили фотографию Василия Олекминского, где он стоит рядом с Ириной. Получилось довольно сносно, во всяком случае, вполне узнаваемо, чтобы тотчас выделить его из толпы.
Толпа не заставила себя ждать. У входа выстроился ослепительный кортеж, вполне соответствовавший меткой характеристике лейтенанта Гамарры, которую он дал завсегдатаям этого заведения у себя в кабинете. И тут я интуитивно понял, почему у него возникло предложение проводить нас до клуба: очевидно, его вдохновляло не только желание побыть в обществе Чаморро, но и возможность поглазеть на экстравагантную публику. Громилы-охранники пропускали лишь посетителей, чьи габариты намного превышали параметры телосложения нормальной человеческой особи, остальные, за исключением владельцев кабриолетов и приятелей хозяев заведения, безжалостно отсеивались. Те же, кому удавалось пройти, наверняка провели не один день у тренажерных станков и немало способствовали возникновению целой сети гимнастических залов на побережье.
Шло время, а Василий Олекминский все не появлялся. Когда стрелки часов приблизились к полуночи, я сказал Чаморро:
— Может, он сегодня не придет. Давай войдем и провентилируем обстановку на месте.
— Как скажешь.
— Чаморро!
— Что?
— А ну-ка спусти с плеч бретельки и покрути бедрами.
— Сам покрути! — рассердилась она.
— Я бы покрутил, но боюсь, что меня неправильно поймут.
— Хорошо, — сдалась она, — я попробую, но мне это не нравится — слишком убого выглядит.
— Ничего не поделаешь, иной раз срабатывают именно такие уловки.
И действительно, сработало, но не до конца. Чаморро прошествовала между расступившимися громилами как королева, однако мне в грудь уперлась огромная темная лапа, и я почувствовал себя Джессикой Ланж[53] перед Кинг-Конгом в ремейке знаменитого фильма. Хотя, будь я на самом деле Джессикой, со мной вряд ли обошлись столь неподобающим образом.
— Это частный клуб, — прошипел смуглолицый громила с таким видом, словно делал мне великое одолжение.
— Глупости, — небрежно бросил я. — Та девушка — не член клуба, однако вы ее не завернули.
— Нет, член. Мы только что оформили ее вступление, — нагло соврал длинноволосый охранник.
Чаморро обернулась, поспешив мне на помощь.
— Пропустите, он со мной, — сказала она повелительным тоном.
— Нельзя, принцесса, — сочувственно ответил длинноволосый. — Распоряжение шефа.
— Какое еще распоряжение?
— Давать от ворот поворот всяким голодранцам. На нем шмотки с распродажи.
Я засопел, свирепо вращая круглыми, как блюдца, глазами, но промолчал. Чертов охранник попал в самое яблочко.
— Что за предрассудки! — возмутилась Чаморро, не теряя апломба. — Какое-то провинциальное свиное логово, а не клуб. Ноги моей здесь больше не будет!
Она потянула меня за рукав, но я не двигался с места, все еще находясь в пограничном состоянии между потрясением и жгучим стыдом из-за того, что меня публично изобличили в прижимистости. Вот уж действительно, все тайное когда-нибудь становится явным.
— Эй, принцесса, — окликнул Кинг-Конг.
Чаморро обернулась, смерив его уничижительным взглядом. Охранник склонил голову набок и осклабился.
— Проходите, — позволил он.
— Благодарю за любезность, — ответила Чаморро и быстро потащила меня за собой.
Оказавшись рядом с длинноволосым, я не удержался от злорадного замечания:
— Вы легко отделались, ребята. Я все равно прошел бы внутрь — если не по-хорошему, так по-плохому. Мы здесь на официальном задании.
— Шевели копытами, чучело гороховое, — довольно хмыкнул громила, — а то раздумаем.
В клубе царила атмосфера, нарочно созданная для удовлетворения самых низменных инстинктов; в ней все дышало пороком: неимоверное количество танцевальных площадок с ослепительной подсветкой, дымовая завеса, фантасмагорическое лазерное шоу и дергавшиеся точно эпилептики гого — профессиональные танцовщицы. За полукруглой стойкой выстроился целый выводок официанток с неестественно тонкими талиями, что наводило на мысль о пластической операции по удалению нижних ребер. Над центральным помостом возвышалась кабина, а в ней, словно на электрическом стуле, корчился зомби в наушниках.
Мы подошли к стойке и заказали выпивку: тоник для Чаморро и виски для меня. Подобный выбор не случаен, он позволяет завязать непринужденную беседу с тем, кто тебя обслуживает. Ничего серьезного, обычный треп вроде: «Лед убивает вкус» или «Щедро наливаешь, детка», так как почти у всех официанток отказывает глазомер, когда в стакане нет кубиков льда. Мелочи, конечно, но для начала разговора вполне сгодятся. Однако официантка из «Распутина» весьма искусно притворилась глухой, а может, и впрямь недослышала, кто ее разберет? На всякий случай я напряг голосовые связки и прокричал:
— Мне надо найти одного русского парня, Василия, — он мой приятель. Ты его здесь часом не видела?
Куда там! Никакого эффекта. Официантка молча удалилась, грациозно покачивая бедрами в такт музыке.
Многократно испытанный маневр не удался и с другими девушками. Максимум, чего я добился, был отрицательный ответ, выраженный исключительно мимическими средствами. Похоже, официанток специально натаскивали на то, чтобы не вступать с клиентами ни в какие другие разговоры, кроме как о напитках и ценах. У Чаморро дела шли лучше: она расположила к себе изящную рыжеволосую девушку с толстой длинной косой, кончик которой болталась у нее где-то в районе кобчика.
— Да, здесь бывают русские, — сообщила рыжеволосая. — Но сегодня я никого не видела. Точно говорю, потому что их нельзя не заметить.
Услышав комментарии Чаморро насчет русских, я усомнился. В такой толчее трудно кого-нибудь вычислить, разве только те приволокут с собой ракеты или пустят по посетителям очередью из автомата Калашникова. Мы пошли искать, куда бы присесть. Если не суждено встретить Василия, то нам предоставлялся шанс хотя бы выпить заказанное и спокойно отдохнуть в ожидании событий.
Вдруг во всю мощь динамиков грянули ударные инструменты, создав какофонию звуков, отдаленно напомнивших мне знакомую мелодию. Собравшиеся встретили этот выброс звуковой лавы взрывом аплодисментов и приветственными криками. Те, кто в этот момент находились за столиками, устремились на танцплощадки, как по мановению колдуна Вуду. Когда я немного освоился с давлением на барабанные перепонки, то понял, чем вызван подобный ажиотаж. Конечно же, это был «Распутин» в исполнении группы «Бони М.» — что-то вроде гимна клуба, который приберегают для кульминационных моментов.
Звездное скопление красоток и их породистых (правда, не всегда) кавалеров, словно в горячечном бреду, кружилось и скакало под оглушительный рев усилителей:
Он мог бы нести слово Божье(Не could preach the Bible)Как проповедник,(Like a preacher,)Полный экстаза и огня,(Full of ecstasy and fire,)Но он обладал еще одним даром(But he also was the kind of teacher)Зажигать страстью женские сердца…(Women would desire…)
— Какой успех, Чаморро! — ошеломленно прокричал я. — И это двадцать лет спустя.
— Столько?! Не может быть, — в нерешительности отозвалась она.
— Как минимум. Надо снять шляпу и поклониться «Бони М.» в ноги только за то, что они продержались до сегодняшнего дня. Группа стала классикой, не хуже Баха.
— Не перебарщивай.
— Точно говорю. Хотел бы я видеть, чтобы беднягу Баха с его ариями из «Страстей по Матфею» встречали с таким же восторгом.
— Зачем ты трогаешь духовную музыку? Тебе мало других примеров, — пристыдила меня Чаморро. — Еретик!
— Повтори. Еще ни одна девушка не называла меня еретиком. Неплохо звучит!
— Лучше следи за своим виски, — отмахнулась она. — А то как бы тебе не одуреть окончательно.
В ее словах прозвучал недвусмысленный намек, и я принял его к сведению. Однако до тех пор, пока мне удавалось сохранять над собой контроль, не было нужды волноваться. На меня вдруг навалилась усталость, и я подумал: все равно вечер пройдет впустую, и не будет ничего страшного, если я немного расслаблюсь. Меж тем танцующие пары пришли в совершенное неистовство, достигнув высшей точки эмоционального накала, когда зазвучал последний рефрен:
