Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе /Что упало, то пропало/

— Пожалуйста, Пит, но, если я скажу, что доволен этим разговором, это будет неправдой.

Пит его хорошо понимал. Он и сам не испытывал радости.

Месяц спустя он все еще ломал голову, как поступить, и уже почти пришел к выводу, что попытка продать даже одну записную книжку — дело слишком рискованное и неблагодарное. Все бы ничего, если бы можно было обратиться к какому-то частному коллекционеру — ему несколько раз приходилось читать о людях, которые, например, покупают ценные картины, чтобы повесить их в какой-то тайной комнате, где только они могут любоваться ими, — но он сомневался, что найдет кого-то из них. Все больше и больше Пит склонялся к тому, чтобы пожертвовать их анонимно. Можно было бы, скажем, отправить их в библиотеку Нью-Йоркского музея. Ее заведующий наверное поймет их ценность. Однако сделать это тихо и незаметно, как хотелось Питу, было невозможно. Это совсем не то, что бросать конверты с деньгами в никому не известный почтовый ящик на углу. А вдруг его кто-то запомнит на почте?

Как-то дождливым вечером в апреле 2014 в его комнату снова вошла Тина. Миссис Бизли давно исчезла, а пижаму изменила просторная кофта с символом футбольной команды «Кливленд Браунс», но для Пита она оставалась той же маленькой взволнованной девочкой, которая во времена, когда все было плохо, спрашивала, будут мама и папа расставаться. С хвостиками и лицом, очищенным от того легкого макияжа, который ей позволяла наносить мама (Пит подозревал, что, приходя в школу, она наносила себе новый слой), ей можно было дать лет десять, никак тринадцати. Он подумал: «Тинси уже почти подросток». В это было трудно поверить.

— Можно к тебе на минутку?

— Конечно.

Пит лежал на кровати и читал роман Филиппа Рота «Она была так хороша». Тина уселась с ногами на стул у его письменного стола, натянула кофту на голени и сдула несколько волосинок сбившихся на лбу прикрывая едва заметные прыщики.

— О чем-то думаешь?

— Гм … Да. — Но продолжать она не стала.

Он наморщил нос в ее сторону.

— Ну-ка, говори все как есть. Что, какой-то парень тебя послал?

— Это ты посылал эти деньги? — Спросила она. — Да?

Пит ошеломленно уставился на нее. Попытался что-то ответить и не смог. Попытался убедить себя, что не-расслышал, и тоже не смог.

Она кивнула, будто он признался.

— Да, это ты. У тебя на лице написано.

— Это не я, Тинси. Просто я не ожидал такого. Где бы я взял такие деньги?

— Не знаю. Но я помню ту ночь, когда ты спросил у меня, что бы я сделала, если бы нашла сокровище.

— Я такое спрашивал? — Думая: «Ты же почти спала! Ты не можешь этого помнить».

— Ты говорил о дублонах. Старинные монеты. Я ответила, что отдала бы их папе с мамой, чтобы они больше не ссорились, и ты так и сделал. Только это был не пиратский клад. Это были обычные деньги.

Пит отложил книгу.

— Только им не говори этого, а то они могут тебе поверить.

Она серьезно посмотрела на брата.

— Я бы никогда им не рассказала. Но я спросить … Они действительно закончились?

— В записке в последнем конверте так было сказано, — осторожно ответил Пит. — И после этого ничего не приходило, так что, наверное, закончились.

Она вздохнула.

— Да. Как я и думала. Но я должна была спросить. — Она встала, собираясь уходить.

— Тинси?

— Что?

— Мне жаль, что так получилось с Чапел-ридж. И жаль, что деньги закончились.

Она села.

— Я сохраню твой секрет, если ты сохранишь мой и мамин, согласие?

— Хорошо.

— В ноябре она возила меня к Чап — так его учат называть, — когда там был день открытых дверей. Она не хотела, чтобы папа знал, думала, он злиться. Но тогда она еще думала, что они смогут меня туда отдать, особенно, если бы мне дали стипендию для малообеспеченных. Знаешь, что это?

Пит кивнул.

— Только деньги перестали поступать, и это было до снегов и этих непонятных морозов в декабре и январе. Мы посмотрели несколько кабинетов и лабораторий. Там компьютеров, наверное, тысячи. Еще мы посмотрели спортивный зал, и души. У них там отдельные кабинки для переодевания, а не такие совместные стойла, как в Нортфилд. По крайней мере, для девочек. Угадай, кто в нашей группе был экскурсоводом.

— Барбара Робинсон?

Она улыбнулась.

— Приятно было снова ее увидеть. — Но здесь улыбка погасла. — Она сказала «привет», обняла меня, спросила, как дела, но было видно, что она меня почти не помнит. Да и зачем ей меня помнить, да? Ты знал, что она, Хильда, Бетси и еще несколько девочек были на концерте «Окружающая»? На том, который хотел взорвать тот тип, который папу переехал?

— Да. — Пит так же знал, что старший брат Барбары Робинсон сыграл не последнюю роль в спасении Барбары и ее подруг, а может быть, и тысяч других людей. Ему за это дали не то медаль, не то символический ключ от города, или еще что. Вот это настоящий героизм, не только прятаться по углам и отправлять родителям украденные деньги.

— Ты знал, что меня в тот день приглашали идти с ними?

— Что? Нет.

Тина кивнула.

— Я сказала, что не смогу пойти, потому что заболела. Только я не болела. Я не пошла, потому что мама сказала, что у них нет денег на билет. За несколько месяцев мы переехали.

— Ничего себе!

— Да. Пропустила сплошь веселье.

— Как же прошла школьная экскурсия?

— Хорошо, но ничего особенного. Мне и в Нортфилде будет неплохо. Слушай, они когда узнают, что я твоя сестра, наверное, будут меня на халяву учить, ты же у нас в почетном списке.

Питу вдруг стало так грустно, слезы на глаза навернулись. А все из-за трогательную растроганность, которая всегда была присуща Тени, в сочетании с уродливой россыпью прыщей на лбу. Интересно, ее за них дразнят в школе? Если нет, то будут.

Он протянул руки.

— Ну, иди ко мне. — Она подошла. Пит крепко обнял ее, потом взял за плечи и строго посмотрел в глаза.

— Но эти деньги … Это не я.

— Да. Как скажешь. Может, тот блокнот, который ты читал, был набит деньгами? — Она засмеялась. — У тебя был такой виноватый вид, когда я тебя с ним заскочила тогда.

Он закатил глаза под лоб.

— Иди спать, крошка.

— Хорошо. — У дверей она вернулась. — А мне понравились те кабинки для переодевания. И еще кое-что. Хочешь, скажу? Только ты подумаешь, что это странно.

— Давай, говори.

— Там ученики носят форму. Девочки — серые юбки с белыми блузками и белыми гольфами. Можно надевать свитер, если хочешь, серый, как юбка, или красивый темно-красный. Барбара говорит, они называют его мыслил-ским.

— Форма? — Удивленно сказал Пит. — Тебе нравится носить форму?

— Я же говорила, что ты удивишься. Мальчики не знают, какие бывают девушки. Девушки могут тебя обижать, если ты носишь неправильный одежду, или если носишь правильную, но слишком часто. Можно надевать разные блузки или кроссовки по вторникам и четвергам, можно делать разные комплекты, но довольно быстро они — плохие девочки начинают понимать, что у тебя есть только три джемперы и шесть хороших школьных юбок. И тогда они начинают говорить пакости. Но, если все ежедневно одеваются однаково … Разве что свитера разных цветов … Она снова сдула со лба волосы. — У мальчиков такого не бывает.

— Вообще-то, бывает, — сказал Пит.

— Все равно, мама научит меня шить одежду самостоятельно по выкройкам из журналов. «Симплисити» или «Баттерик», и тогда у меня будет больше. А еще у меня есть друзья. Много друзей.

— Эллен, например.

— Эллен нормальная.

«И после школы получит достойную работу официантки или буфетчицы, — подумал Пит, но промолчал. — Это если она не забеременеет в шестнадцать».

— Я только хотела сказать, чтобы ты не волновался.

— Я не волнуюсь, — заверил ее Пит. — Я знаю, у тебя все будет хорошо. И это не я посылал деньги. Честно.

Она улыбнулась, грустно и одновременно заговорщицки, и вдруг как-то совсем перестала быть похожей на маленькую девочку.

— Ладно, понятно.

Тина пошла, осторожно закрыв за собой дверь.

В ту ночь Пит долго не мог заснуть. Вскоре после этого он сделал самую большую ошибку в своей жизни.

11 января 1979 Моррису Рандольфу Беллами был вынесен приговор: пожизненное заключение. После этого короткое время события развивались стремительно, а потом невероятно медленно. Медленно. Медленно. Официальное оформление в Вейнсвилльськую тюрьму было закончено в тот же день до пяти часов. Сокамерник Морриса, осужденный убийца по имени Рой Оллгуд, изнасиловал его впервые за сорок пять минут после того, как был выключен свет.

— Не шевелись и смотри, не прижми мне на член, парень, — прошептал он в ухо Моррису. — Если сделаешь это, я отрежу тебе нос. Будешь похожим на свинью, которую грызанул аллигатор.

Моррис, которому уже приходилось быть изнасилованным, не шевелился, только впился зубами в руку, чтобы не закричать. Он думал о Джимми Голде, о том, каким он был до того, как погнался за Золотым Баксом. Когда он все еще был настоящим героем. Он думал о Гарольде Финна-Мане, школьном друге Джимми (у самого Морриса в школе не было друзей) и о его словах: «Все хорошее рано или поздно заканчивается», которые предполагали наличие обратного: все плохое тоже рано или поздно заканчивается.