Джиллиан Хоффман - Возмездие
– Это пойдет для суда? – спросил Эдди, которого, очевидно, нисколько не волновали крики.
– Пойдет. Судья отказал в праве выхода под залог, – сообщил Доминик.
Он не мог сосредоточиться на разговоре и смотрел на рыжую партнершу мужчины на экране. Фальконетти заглянул в плетеный ящик. Там лежало, по крайней мере, сто черных видеокассет. На одной он увидел белую наклейку, на которой значилось: «Светловолосая Лолита 4/99».
Как раз в это мгновение в комнату вслед за Домиником вошел Мэнни, все еще тяжело дыша от подъема по лестнице.
– А... Ты, Дом, никогда не расскажешь все. Людям же интересно. – Мэнни повернулся к Эдди Боуману, облокотился о шкаф и пытался привести дыхание в норму. – Бантлинг полностью сломался. Начал вопить, как баба, и орал судье, что не может отправиться в тюрьму. О нет, только не он. – Мэнни усмехнулся. – Чертов псих.
Прошло несколько секунд, прежде чем Мэнни взглянул на экран, на который уставились остальные.
– Что ты такое смотришь, Боуман? – спросил Мэнни с отвращением.
– А ты поэтому так тяжело дышишь, Медведь? – ответил вопросом на вопрос Боуман.
– Черт тебя подери! Мне нужно покурить, только и всего, но наш Домми не позволит мне курить там, где могут быть улики. – Мэнни снова обратил внимание на телеэкран и сморщил нос, глядя на Эдди Боумана. – Так, а это что за дерьмо? Мне от него блевать хочется. Что это такое? Это, случайно, не твоя жена, Боуман?
Эдди проигнорировал замечание и кивнул в сторону телевизора:
– Это то, что любил у себя дома смотреть по ящику наш мистер Бантлинг. Не совсем Пи-би-эс[9]. У него тут горы домашних видеофильмов. Я не ханжа и не блюститель нравов, но то, что мы с Крисом сегодня уже просмотрели, – просто дикость.
Похоже, съемки делались с согласия женщин, но трудно сказать с полной определенностью.
Большую часть мужской спальни Бантлинга занимала широченная кровать темного дуба с огромной кожаной спинкой цвета шоколада в изголовье. С нее уже все сняли. Кроме кровати, в комнате стоял только телевизор, плетеный ящик и шкаф.
Из телевизора донесся крик на высокой ноте. Казалось, рыжая теперь орет беспрерывно. Она также что-то пыталась сказать мужчине на испанском.
– Эй, Мэнни, что она там ему говорит? – спросил Доминик.
– "Прекрати, пожалуйста. Я буду себя хорошо вести. Пожалуйста прекрати. Очень больно". От этого тошнит, Боуман.
– Не я снимал, Медведь. Я только это нашел.
Безголовый мужчина не обращал внимания на крики девушки. Трость с громким звуком опустилась ей на попу, которая к этому времени покраснела и кровоточила.
Доминик с тревогой следил за сценой, разворачивающейся на экране.
– А сколько кассет вы просмотрели, Эдди?
– Пока только три. Хотя тут, похоже, более ста.
– На каких-нибудь есть девушки со Стены?
– Нет, настолько нам не повезло. По крайней мере, пока. На одних приклеены бумажки с датами или именами девушек, на других вообще ничего. У него есть и коллекция обычных фильмов, Крис ее нашел в нижнем ящике шкафа. Штук пятьдесят, может, больше.
– Берите и их. Бантлинг вполне мог поверх «Целуя девушек» записать свою собственную версию. Мы не знаем. Придется просмотреть все. Может, удастся найти некоторых звезд этого мерзкого жанра. – Звук ударов продолжался, как и крики. Взгляд Доминика опять устремился на экран. – А с тростью Бантлинг?
– Не знаю. Он почти ничего не говорит, а я не узнал интерьер дома на пленках. Думаю, это он, но опять же, я ведь не видел Бантлинга обнаженным.
– А что записано на трех других кассетах? – спросил Доминик.
– Такое же самое дерьмо. Садизм, но, не исключено, с согласия снимавшихся. Трудно сказать. Он любит молоденьких, но, как мне кажется, они все-таки совершеннолетние. Опять трудно сказать. И на пленках может быть заснят не один мужчина – ведь его лицо всегда отрезано, поэтому не определить. Конечно, мы надеемся на удачу. Вдруг увидим, как он насилует кого-то из убитых девушек?
– Да ты извращенец, Боуман. – Мэнни теперь прошел к большому стенному шкафу. – Эй, ребята, а шкаф вы уже обыскивали?
– Нет. Эксперты его сфотографировали, записали все на видео, пропылесосили и сняли отпечатки. Крис собирается упаковать одежду и обувь после того, как проведем инвентаризацию кассет. А потом ребята там польют люминолом.
– У мистера Психа очень неплохой вкус, скажу я вам, – крикнул из шкафа Мэнни. – Вы только посмотрите: костюмы от Армани, Хьюго Босса, рубашки от Версаче. Ну почему я пошел в полицейские? Мог бы стать дизайнером модной мебели и грести деньги лопатой.
– Не дизайнером, а торговым агентом, – поправил Эдди Боуман. – Бантлинг ведь просто агент. Тебе следует посмотреть шкаф дизайнера модной мебели.
– Отлично, теперь я чувствую себя гораздо лучше, Боуман. Знаю, чем следовало заняться в жизни. Стать торговым агентом. Неужели они в самом деле получают столько денег, или этот псих имел еще какие-то доходы?
Доминик зашел в ванную, вход в которую вел из спальни хозяина. Везде оказался итальянский мрамор – пол, две одинаковые раковины, ванна. Однако сейчас все поверхности покрывал слой черного порошка, из-за которого мрамор цвета кофе со сливками выглядел грязным. Доминик крикнул коллегам в спальне:
– По словам начальника Бантлинга, комиссионные только за прошлый год у него составили сто семьдесят пять тысяч. Нет детей, нет жены – поэтому все деньги он мог тратить на себя и свои забавы.
– Нет детей, нет бывшей жены, ты хотел сказать. Именно бывшие жены сосут больше всего денег. – Мэнни знал это по личному опыту: у него было три бывших. – Боже! У него тут десять костюмов, и каждый стоит больше, чем я получаю в месяц! И все так аккуратно развешано. – Мэнни снова высунул голову из шкафа. – Боуман, ты это видел? У него все рубашки висят в ряд по цветам, и у каждой подходящий по цвету галстук. Ну точно псих, аккуратный придурок.
– Да, Мании, в этом что-то есть. Мужик с подходящим по цвету к рубашке галстуком, на котором не изображены герои мультфильмов или футболисты, – точно псих. Это определенно вызывает подозрения. – Боуман оставался на своем месте у телевизора.
– Я преданный болельщик любимой команды, и это все, что я могу сказать в ответ. Кроме того, Боуман, именно ты хотел позаимствовать мой галстук с кроликом Банни. И все в этой комнате слышали, как ты его просил.
– Так это было на Хэллоуин, придурок. Я шутил. Хотел нарядиться Оскаром из «Странной пары».
Доминик достал резиновые перчатки из кармана брюк и открыл деревянные дверцы под раковиной. Ровные ряды шампуней и кондиционеров, куски мыла «Диал», рулоны туалетной бумаги, фен. Во втором шкафчике оказалась корзина с расческами и щетками для волос, опять рулоны туалетной бумаги и коробка презервативов.
– Эй, Эдди, Крис! – крикнул он. – А эксперты в ванной хозяина что делали? Они ведь ничего не забрали?
– Только сняли отпечатки! – крикнул в ответ Крис Мастерсон. – После кассет я собирался заняться шкафом и ванной. Фултон сказал, что тоже придет сюда помогать, но я не очень на него рассчитываю.
Мэнни снова высунулся из шкафа.
– Вы два лентяя. Мы напряженно работали целый день, чтобы поместить этого чертова психа за решетку, а вы тут сидите и смотрите порнуху. Позвольте спросить: вам обоим требуется делать инвентаризацию или это мог бы сделать кто-то один, а второй занялся бы чем-нибудь другим?
– Отстань, Медведь! – заорал в ответ Боуман. – Мы делали перерыв и посмотрели слушание в прямом эфире. Знаем, что оно заняло двадцать минут. Ты, вероятно, последний час провел в «Веселом бочонке» и, попивая кофе с молоком, звонил сеньоре Альварес номер четыре.
– Так, дети, давайте не будем ссориться! – заорал Доминик из ванной.
Он открыл шкафчик с лекарствами. Адзил, тайленол, мотрин стояли ровными рядами рядом с баночкой увлажняющего крема «Вике», тюбиком геля «Кей-уай», бутылкой миланты. Пинцеты, щипчики, зубная паста, ополаскиватель для рта, блеск для зубов, крем для бритья, лезвия занимали две полки. Все этикетки были повернуты наружу, бутылочки и баночки стояли резко, в одну линию, словно на полке в аптеке или парфюмерном магазине. Две коричневые бутылочки с изготовленными по рецепту лекарствами тоже смотрели на дверцу. Ничего интересного. Один рецепт был выписан в феврале 1999 года на антибиотик амекекциллин врачом Корал Гейблс, другой, на капли в нос – кларитин, – выписала та же врач в июне 2000 года.
Доминик открыл ящик туалетного столика. Небольшая коричневая, заполненная ватными шариками корзинка располагалась рядом с тюбиками со скрабами для лица и увлажнителями. В задней части лежали аккуратно сложенные стопки полотенец – кремовых и черных. Доминик запустил руку в ящик под полотенца и вытащил их. Там, под двумя аккуратными стопками, лежала еще одна прозрачная коричневая бутылочка. Эта была заполнена более чем наполовину.
– Повезло, – прошептал Доминик, сжимая в руке в перчатке выписанный Уильяму Руперту Бантлингу галдол.
