Александр Ольбик - Президент
Вронский кивнул головой, не проронив ни слова.
…Потом участковый еще несколько раз заходил на рынок и по делам и просто для разнообразия, встречал этих продавцов, но никаких дел с ними не имел. Но однажды один из них, как потом выяснилось, Масаев Руслан спросил — не знает ли Усач, где на время можно снять квартиру? Вопрос не из ряда вон… обыкновенный, житейский. И назвал участковый адрес Киреева. Одинокий, две комнаты…
— И сколько они тебе за посредничество заплатили?
Усач замолчал. Отвернулся к стене.
— Хорошо, об этом потом… Скажи, Ваня, ты догадывался, с кем имеешь дело?
— Клянусь матерью… Они вовсе не походили на бандитов, обходительные, шутили, анекдоты травили. Трудно даже представить…
— Сколько раз ты оказывал им услуги? Ну типа той, когда ходил за их вещами?
— Единственный раз, я уже об этом давал показания Гордееву из ФСБ.
— Но ты же не мог не понимать, что было в тех кульках… Только слепой мог не видеть или не почувствовать… Там же был пистолет, который не был даже завернут… Как ты это объяснишь?
— К сожалению, я это понял только тогда, когда меня брали наши…
— Согласись, Иван, это звучит как-то неубедительно. Скажи честно, когда ты узнал о содержимом пакетов — когда брал их из тайника или когда уже тебя прихватили наши ребята?
Усач молчал. Чего-то не договаривал.
— Хорошо, оставим этот вопрос до лучших времен. Ты знал третьего, того, который тебя пытался убить и кто убил водителя такси?
— Ну как знал — видел. Он тоже ошивался на рынке, сначала я думал, что это какой-то шерамыжник, пробивала… Звали его Михайло. Он с Гасановым и Масаевым тоже жил у Киреева…
Вронский из папки извлек конверт с фотографиями. Одну из них, скопированную с видеопленки, он протянул Усачу.
— А этого узнаешь?
Участковый, чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах следователя, незамедлительно откликнулся.
— Это не он…. Но я его тоже видел на базаре.
Усач закрыл глаза и стал вспоминать. Он понимал, что сейчас каждое слово будет иметь большое значение в его дальнейшей судьбе.
— Могу ошибиться, но он мне представляется именно с велосипедом. Лицо на фото не очень разборчиво, а вот велосипед… И кепка — точно, это знакомый Михайло.
— Как ты думаешь, он был связан с Гасановым и Масаевым?
— Если был знаком с Михайло, то, видимо, и с ними как-то связан.
— А как по-твоему, этот Михайло и этот велосипедист еще в Волгограде?
Усач пожал плечами.
— Это зависит от того, что они хотят здесь найти.
— А как ты думаешь, что можно искать, имея на руках револьвер и несколько тротиловых шашек?
— Только приключения на свою задницу.
…Вронский, возвратившись в Управление, тут же позвонил главному прокурору и попросил того о встрече. Когда она состоялась, он изложил факты, и озадачил прокурора тем, чтобы УФСБ и РУБОП выделили в его распоряжение оперативников.
— Сколько тебе нужно, столько и получишь, — заверил Вронского прокурор.
— Не менее сорока человек…
— Ну это ты, парень, несколько загнул. Что они будут делать — сидеть у тебя в приемной?
— Они будут у меня пахать, рыть носом землю… Дайте мне сто сорок человек и я всех озадачу. Слишком велик риск грандиозного теракта.
— Да на тебя уже работают все силовые структуры области…
— А толку?
— А это, извини, зависит от тебя. С чего начнешь?
— Уже начал. Если отыщем человека в черной бейсболке с велосипедом, считай, полдела уже сделано. Через него выйдем на других. Исполнителей.
— А почему ты думаешь, что этот парень с велосипедом не относится к числу исполнителей?
— Потому что он на велосипеде и курит «Приму»… Он — звонарь, второстепенная шестерня и не более того. Возможно, оказывает кому-то мелкие услуги. Во всяком случае, это статист, но из таких, которые могут пойти на все… И потому мы его заловим.
— Как бы я хотел, Володя, быть таким же уверенным в себе, как ты, а то меня совсем сомнения заели. То ли завод взорвут, то ли резиденцию губернатора…
— Губернатор им не нужен. Террористы тоже умеют считать и они большие прагматики.
— Ну что ж, — сказал главный прокурор, — раз ты все о них знаешь, иди, разыскивай. Ни пуха тебе ни пера…
11. Волгоград. Следователь Вронский выходит на след.
Михайло позвал сидящего на крыльце и лузгающего семечки Сергея. Они пошли в сарай, где под копной сена лежали мешки, пузатые словно откормленные поросята.
— Бери за углы, — сказал Сивко, — и не роняй.
Когда все четыре мешка оказались в избе, Сивко велел напарнику сходить погулять.
— Далеко не ходи, скоро понадобишься.
— Тогда дай на пару затяжек, а то скучно просто так шляться по улице.
Михайло достал кожаный кисет и отсыпал Сергею в ладонь горсточку растертой анаши.
— Не жмись, хохол, говна жалко?
— Тебя, придурка, жалко. И так чуть маслы передвигаешь.
— Да это у меня такая походка, дед так ходил.
— А моего деда твои москали забротали и в НКВД поставили к стенке. И еще трех его братьев и невестку.
— И теперь ты мстишь за них?
— Я нахожусь на войне и потому никому не мщу. Иди на улицу, здесь курить нельзя.
Сергей вышел и отправился в сад. По ходу сорвал несколько переспевших груш и, войдя под шатер смоковницы, улегся под ней. Ему было хорошо. Даже очень хорошо. Курил, наркота начинала щекотать душу, а он, уставившись в небо, на котором кроме синевы ничего больше не было, взирал в ее непроницаемую бездонность. И рисовались ему быстро и хаотично сменяющиеся картины, которые необъяснимо ласково щекотали все его нутро. То, что делает Михайло, его как-то не волновало, хотя и дураку было понятно, что тот готовится сотворить. Но ему было все равно, ибо жизнь в данном виде и образе, которая предстала перед ним, меньше всего вызывала в нем сочувствия. И люди, которые жили сами по себе, обходясь без него, были для него не более, как некие механические абстрактные предметы.
Сергей задремал и приятность явная перешла в приятность сонную, что в тысячу раз было приятнее и сказочнее всего остального. Какие-то прекрасные сине-золотые видения поплыли перед его очарованным взором: солнечная предзакатная широта мира сладостно сочеталась с зелеными купами огромных, до небес, деревьев.
И в этом великолепии до его слуха донесся скрежещущий голос: «Вставай, маскаль, пора работать». Он открыл глаза: над ним столбом застыл Михайло. Он лузгал семечки и шелуху сплевывал прямо на лежащего и пока ничего не понимающего Сергея.
— Хватит валяться, пора працювати, — проговорил Михайло и, развернувшись, пошел в избу. Когда туда явился Сергей, Михайло, стоя у поставленных на попа мешков, сказал:
— Ты что-то балакал насчет машины, — он бросил на стол несколько тысячерублевых купюр. — Сходи в город и найми тачку. Потом съездишь на оптовую базу и купишь десять мешков сахара…
— На хрена тебе столько сахара? Рехнуться можно, — зырнул: на столе уже не было ни весов, ни взрывателей. Сергей заметил, что бок одного из мешков как-то странно выпячен, и форма этого выпирающегося предмета очень напоминала форму брикета с иностранными надписями. Он постарался отвести от мешка взгляд быстрее, прежде чем это мог заметить Михайло. Тот в это время доставал из пиджака сложенную вчетверо карту Волгограда.
Сергей был у порога, когда украинец его окликнул:
— Водилу бери молодого, и попроси его поменять номера машины на наши… Объяснишь… Скажешь, что боишься таможни.
— А при чем тут возраст?
— Старики любопытные, с пацаном легче договоритися.
— Ты имеешь в виду и меня?
— Тебе в этой жизни ничего не надо, кроме горилки и наркоты. И ты никому не нужен. И это для нас обоих оптимально.
Сергей потер нос, словно только что его по нему крепко щелкнули.
— Ну ты, хохол, и даешь. Не пойму я тебя, что-то ты тут темнишь…
— Машину подгонишь к палисаднику.
— Там же цветы, мак дозревает. Лучше я подъеду к сараю, со стороны поля.
Михайло положил на Сергея тяжелый мутный взгляд и напарник понял — дискуссии не будет.
Привязав бечевкой к раме велосипеда завернутые в газету номерные знаки и, засунув штанины в носки, чтобы их не цепляла цепь, он отправился в сторону города.
Первые приятности от приема анаши прошли и он чувствовал себя опустошенно и неуютно, а потому вяло вертел педали, прислушиваясь к стрекоту цикад. Впрочем, он даже не прислушивался, звон от них сам назойливо лез в уши, усугубляя в голове и без того порядочный хаос. Как-то боком, по касательной с этим хаосом, промелькнула мысль о предстоящей зиме, которая всегда была для него сущим наказанием, как, впрочем, и для многих других бичей Волгограда. Но эта темная мыслишка не слишком долго задерживалась в его голове, тем более впереди он увидел приближающийся грузовик. И он, не останавливаясь, махнул тому рукой, мол, тормози, есть дело. Машина остановилась, подняв облако пыли, и Сергей подъехал к кабине. Он оперся одной ногой о подножку и через форточку начал переговоры с водителем. Это был средних лет человек, в синем берете и с зажатой в прокуренных зубах папиросой.
