Дмитрий Сафонов - Радио Судьбы
И... странное дело Боль, шипя и извиваясь, снова стала куда-то уползать. Прятаться. Она не исчезла совсем, но она УМЕНЬШИЛАСЬ. Будто съежилась от одного прикосновения потных и прохладных ладошек. Она... БОЯЛАСЬ?! Да?
Николай не знал, сколько это продолжалось. Он бы хотел, чтобы это длилось как можно дольше. Сын..
Раздавшийся внезапно сухой треск заставил его очнуться. Этот звук, ослабленный расстоянием и ветром, звучал не так уж грозно. Не так уж и пугающе. Но... он таил в себе что-то нехорошее. Тревожное. Он напоминал далекую автоматную очередь.
Николай понял это и почувствовал, как Ваня вздрогнул, сильно, всем рыхлым мягким телом.
– Адо... ити...
– Что.
– Ам... адо... ити... – почти по складам повторил Ваня, заглядывая отцу в глаза, будто надеясь увидеть в них искру понимания. Проблеск сознания.
– Надо идти? Зачем? Куда?
– Адо... ити... – Пухлая ладошка обхватила его руку. Ваня тащил его за собой, и почему-то... Николай не сопротивлялся. Теперь он чувствовал себя так, будто был где-то далеко, в каком-то чужом, угрожающем мире, и единственным проводником, знающим безопасный путь, был Рыцарь Белой Луны.
Ноги были словно чужие. Он с трудом переставлял их. Они прошли через летнюю веранду, и Николай бросил взгляд на недоеденную яичницу. Рядом со сковородкой лежал кусок хлеба, на масле отпечатался полукруг Ваниных зубов Они вышли на заднее крыльцо. – Уда... – сказал Ваня и махнул рукой. «Туда... Зачем?» Но он не сказал это вслух. Он просто послушно пошел за сыном.
Сержик с мамой возвращались домой. Первый день международной конференции, посвященной проблемам ренату рации структуры белка (что это такое, Лена не знала, но сын объяснил: «Это как из яичницы вывести цыплят. Проще говоря, изобрести эликсир вечной молодости и бессмертия, если тебе так понятнее»), закончился.
Сержик вышел из зала, нагруженный различными проспектами, монографиями и статьями.
– За ночь прочитаю, – объявил он. – Оказывается, я немного отстал от жизни. Те же самые идеи уже полтора года разрабатывают в Калтехе, – и, увидев Ленин изумленный взгляд, пояснил: – В Калифорнийском технологическом университете.
Им предстояла дорога через весь город, с юга Москвы на северо-запад. Машина была на даче, поэтому (учитывая торжественность момента) решено было ехать на такси. Чтобы почетный гость международной конференции тащился в такую жару на метро... Как-то несолидно.
За то время, что они ехали, Сержик успел прочесть водителю целую лекцию об экономичных режимах езды, порекомендовал использовать определенные марки моторных масел и заметил, что клапана немного стучат. «Думаю, на третьем цилиндре», – сказал он веско.
Отец-то ничего, он давно уже привык к подобным вещам, а водитель оказался немного нервным мужчиной. Он стал оправдываться, что, какое масло использовать, решает не он, а механик, что бензин он и так экономит, ну а если клапана немного «разжаты», то это не так страшно. Хуже, если бы они были перетянуты. Сержик поджал губы и больше с представителем примитивного разума не разговаривал.
Они вошли в душную, раскаленную от летней жары квартиру. Лена тут же стала открывать все окна, чтобы хоть немного проветрить комнаты, а Сержик поспешил к компьютеру. Ему не терпелось залезть на сайт Калтеха.
Он включил компьютер в сеть, подождал, пока он загрузится, подвел стрелку курсора к значку Интернета и дважды щелкнул.
Лена знала, чем это грозит. На ближайшие несколько часов она выключена из активной жизни: ей не удастся даже поболтать с подругами по телефону. Она тихо вздохнула, пошла в спальню и поставила в видеомагнитофон кассету с новой мелодрамой.
Если бы она не была так занята фильмом, то ее насторожило бы напряженное молчание в детской. Не было слышно ни радостных вскриков Сержика, ни шороха бумаги, ни стука пальцев по клавиатуре. Не было вообще никаких звуков.
Сержик сидел и молчал, уставившись в экран. Он впервые в жизни столкнулся с чем-то, чему не мог найти объяснения.
Подключившись к Интернету, он автоматически проверил электронную почту. Это давно вошло в привычку: мальчик переписывался со многими адресатами. И там, в электронной почте, среди вороха ненужной и давно известной информации, лежало одно письмо. Оно словно кричало и заставляло монитор светиться от заключенного в нем напряжения.
Едва Сержик открыл это письмо, как окно развернулось во весь экран, и на нем появились слова, набранные различными шрифтами разных размеров.
БЕДА! БЕДА! БЕДА! БЕДА! БЕДА! БЕДА! БЕДА!
И ниже – приписка:
ОНО убивает ПАПУ!
И – подпись:
Рыцарь Белой Луны.
Но Сержика смутил не столько сам текст, сколько другое обстоятельство.
У этого письма не было обратного адреса, словно оно не прошло через почтовый сервер его интернетовского провайдера, а появилось... ниоткуда. Возникло из воздуха.
И Сержика это пугало. Он сам не знал почему, но очень сильно пугало.
* * *Десять часов пятьдесят две минуты. Серпуховский штаб МЧС.
Диспетчер Вячеслав Ковалев, заступивший на дежурство вместо обгоревшего Лехи Фомина, тщетно пытался дозвониться в «Дракино». Аэродром не отвечал. Он будто вымер. Ощущение было такое, словно весь личный состав, начиная от начальника аэродрома и заканчивая последним техником, загрузился в свои крылатые машины и улетел в неизвестном направлении.
На мгновение промелькнула абсурдная мысль: если он сейчас высунется из окна, то увидит, как над Серпуховом, медленно и печально, подобно журавлиному клину, проплывает дракинская воздушная армада.
Два больших «Ми-8» идут в голове, по бокам от них – четыре спортивных «Яка», а в хвосте, покачивая сдвоенными крыльями, тащится «Ан-2».
Эта мысль была тем более абсурдна, что окна дежурки выходили во внутренний двор штаба, поэтому, даже высунувшись до пояса, Ковалев все равно бы ничего не увидел.
– Черт побери! Да что ж такое? Что же творится в этом заколдованном месте – на двенадцатом километре шоссе Таруса – Калуга?
В заколдованные места, вампиров, оборотней, инопланетных монстров и прочую дребедень Ковалев не верил. Сказал просто так – для красного словца.
А в реальности ситуация была такова: сигнал поступил в десять восемнадцать. Сейчас – Ковалев взглянул на электронные часы, висевшие на стене, – десять пятьдесят две. Итого – тридцать четыре минуты.
Тридцать четыре минуты прошло с момента поступления сигнала (правда, очень странного сигнала – звонивший так и не смог сказать, что произошло), а мер не принято никаких.
Единственное, что они успели сделать – погасить загоревшийся основной пульт и перейти на резервный. Ну и... Ну и отправить в больницу Леху Фомина... И теперь неизвестно, выйдет ли он из нее самостоятельно. На своих ногах. Или его понесут на руках товарищи. В гробу с закрытой крышкой.
Ковалев покосился на обугленный ящик, залитый пеной огнетушителей. Пульт уже остыл и больше не шипел, как раскаленный утюг. Но вентиляция не справлялась с запахом, стоявшим в воздухе.
Ковалев вспомнил, что Фомин был покрыт такими же хлопьями белой пены, будто только что вылез из ванны. Вот только... Из ванны вылезают распаренными, чуть покрасневшими, но никак не ПОДЖАРЕННЫМИ – до такой степени, что кости торчат из лопнувшей кожи. (А мне, пожалуйста, с корочкой! Я люблю, чтобы хрустело!)
«Черт! Надо послать кого-нибудь за освежителем воздуха! Невозможно сидеть! У нас же не гриль-бар, в конце концов!»
Но вместо этого он наклонился к микрофону и нажал кнопку вызова.
– Внимание всем экипажам, находящимся в районе поселка Большевик, оптовой базы и Калиновых Выселок! Кто-нибудь слышит меня? Прием!
В динамиках раздался треск, и Ковалев невольно вздрогнул. Радио. Обычное средство связи. Сегодня оно пугало его.
Снова треск, и затем – бодрый, уверенный голос:
– Штаб! Четвертый экипаж на связи! Старший экипажа – Бурцев. Слушаю вас.
«А-а-а. Бурцев. Это хорошо. Отличный парень. Он сумеет с ходу во всем разобраться».
– Бурцев! Где вы находитесь?
– Следуем от Калиновых Выселок в сторону города. Как поняли?
– Понял вас. Слушай мою команду. Разворачивайтесь и поезжайте на шоссе Таруса – Калуга. Обследуйте район двенадцатого километра и немедленно доложите, что там происходит.
– Но ведь... Это не наш участок. Это уже ближе к калужским...
– Отставить. Как поняли задачу?
В динамиках повисла пауза. Совсем небольшая – в МЧС не принято обсуждать приказы.
– Штаб, понял вас. Разворачиваемся. До связи!
– Отбой!
Ковалев посидел еще немного, невидящим взглядом уставясь в проклятый железный ящик, который вдруг так некстати вспыхнул. Затем снова наклонился к микрофону и нажал кнопку вызова:
– Четвертый экипаж, ответьте штабу! Бурцев!
