Филипп Ванденберг - Тайный заговор
Вечером следующего дня Бродка вместе с Жюльетт отправились в «Роте Гимпель».
Тот, кто думает, будто в заведениях для голубых женщины — нежеланные гости, глубоко заблуждается. К Жюльетт отнеслись с вежливой предупредительностью, пусть и осыпали не совсем теми комплиментами, к которым она привыкла. Они заняли место за столиком в дальнем конце зала, откуда хорошо был виден вход, и выпили один из прекрасных коктейлей, которые здесь подавали.
Около девяти в зале появился Агостинос, одетый, как всегда, в темно-синий костюм и красный галстук. Прежде чем он успел занять место, к нему подошел Бродка и пригласил за свой столик.
Шлегельмильх был очень удивлен и не скрывал своей настороженности.
— Как ты вообще сюда попал? — спросил он.
Бродка пристально посмотрел на бывшего сокамерника и улыбнулся.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, — заявил он. — Но мы можем договориться. Присаживайся, нам необходимо кое-что обсудить.
Он подвел Шлегельмильха к столику и представил ему Жюльетт как свою спутницу жизни, что вызвало у Агостиноса еще большее недоверие. Однако он все же сел, заказал красного вина и спокойно произнес:
— Слушаю.
— Для начала скажи, где Титус, — сказал Бродка.
Шлегельмильх уставился на него со смешанным чувством удивления и гнева. Жюльетт испугалась, что этот тип, решив, что они пытаются одурачить его, бросится на Бродку, обещавшего сделку. Однако Шлегельмильх лишь молча пригубил вино и только потом встал, собираясь уйти. Но Бродка решительно усадил его обратно.
— Где Титус? — повторил он и добавил: — Если ты не ответишь на мой вопрос, из нашей сделки ничего не получится.
— Да что ты заладил про сделку? — не сдержавшись, вспылил Агостинос.
— Ну как же, — сказал Бродка, — ты продаешь мне свою тайну, а я продаю тебе свое молчание.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Бродка. Если ты не хочешь выражаться яснее, то разговор окончен. У меня есть дела поважнее.
Бродка украдкой огляделся, затем придвинулся поближе к Шлегельмильху и негромко произнес:
— Наверняка очень выгодно провозить людей из России, Украины, Ирана, Пакистана, Албании и бог знает откуда еще на золотой Запад. Думаю, будет очень жаль, если тебе придется оставить столь доходное занятие.
Агостинос Шлегельмильх не проронил ни слова. Он взял свой бокал и сделал большой глоток. По его лицу было видно, что он растерял всю свою уверенность. Проведя тыльной стороной ладони по губам, Агостинос наконец сказал:
— Уважаю, Бродка. Я от тебя такого не ожидал. Правда, не ожидал.
Бродка воспользовался случаем и стал давить сильнее.
— Кстати, устранять меня или Жюльетт — или нас обоих — было бы бессмысленно. Я оставил у адвоката запечатанный конверт, который откроют только в случае моей кончины. В этом письме — все подробности о наших взаимоотношениях.
Конечно, это было неправдой, но звучало достаточно убедительно. Шлегельмильх отпустил узел галстука и недоверчиво покачал головой.
— Кажется, я действительно недооценил тебя, Бродка. — Агостинос криво улыбнулся и добавил: — Ну хорошо. Что тебе нужно от Титуса?
— Немного информации, ничего больше. Титус кое-что рассказал мне, и я подозреваю, что он знает о структуре организации, которая преследует меня. Можешь считать, что ты тут вообще ни при чем. От тебя требуется только связать меня с Титусом. Он должен встретиться со мной.
— А если он не захочет?
Бродка пожал плечами.
— Ты имеешь на Титуса очень большое влияние. Поэтому позаботься о том, чтобы он захотел. Это уже в твоих интересах…
Агостинос скривился, будто от всей этой истории у него разболелась голова. Наконец он ответил:
— Ладно, так и быть, я попытаюсь. Но не думай, что я стану каким-то образом помогать тебе в дальнейшем. Эти люди, с которыми ты имеешь дело, очень опасны, Бродка. Они скрываются под маской набожности и любви к ближнему, но на самом деле там правит балом сатана. Это дьяволы, самые настоящие дьяволы.
Слова Шлегельмильха привели Жюльетт в ужас. Она почувствовала, как ее тело покрылось гусиной кожей. Если до сих пор она считала страх Бродки преувеличенным и наигранным, то теперь нисколько не сомневалась: он в опасности.
Бродка же слышал эти слова не впервые, а потому они мало тронули его. У него был план — докопаться до сути дела, — и никто не мог ему в этом помешать. Но помощь Титуса была необходима.
— Завтра утром жду звонка Титуса в «Гранд-отеле», — сказал Бродка. — В этом случае мы встретимся в течение дня. Где и когда — это я оставляю на его усмотрение.
Шлегельмильх кивнул.
— Итак, договорились. Я сделаю все, что смогу.
Когда они возвращались в отель на такси, Жюльетт была необычайно молчалива. Но ей понравилось, как Бродка взялся за это дело, особенно пришлась по душе идея о письме, якобы оставленном у адвоката. И даже признание Бродки, что эту историю он придумал, дабы Шлегельмильху не полезли в голову глупые мысли, не могло заставить не восхищаться им.
На следующее утро, в начале восьмого, когда Бродка и Жюльетт еще спали, зазвонил телефон. Заспанный Бродка дотянулся до трубки и пробормотал:
— Алло?
Человек на другом конце провода не представился, но Бродка сразу понял, что это Титус.
— Через три часа, ровно в десять, в соборе Святого Стефана, последний ряд.
И прежде чем Бродка успел ответить, в трубке послышались гудки.
Хотя на Кертнерштрассе и Штефанплац дул теплый ветер, внутри огромной церкви было настолько холодно, что дыхание конденсировалось белыми облачками. Жюльетт подняла воротник пальто.
В соборе было не так людно, как в обеденное время, когда здесь расхаживали многочисленные туристы и просто любопытные. И только один экскурсовод, работавший с группой японских пенсионеров, пытался рассказать о красоте пятисотлетнего строения на английском языке с сильным венским акцентом.
Титус уже ждал. Он сидел в последнем ряду и задумчиво смотрел в потолок. Бродка едва не прошел мимо него, потому что на Титусе был светлый парик из длинных, зачесанных назад волос. Бродка и Жюльетт сели на скамью справа и слева от Титуса. От него пахло спиртным. Титус поздоровался и сказал, обращаясь к Бродке:
— Прости за этот маскарад, но без парика я не решаюсь выходить на улицу. По крайней мере, в нем меня не узнают. — После небольшой паузы он напрямик спросил: — Что ты хотел?
Бродка закашлялся. Он не знал, с чего начать. Но затем, осторожно оглядевшись по сторонам и не увидев никого, кто мог бы подслушать их разговор, приглушенным голосом произнес:
— Титус, ты единственный, кто может мне помочь. И тебе не нужно бояться, что я когда-либо хоть словом обмолвлюсь о том, от кого у меня эта информация.
— Агостинос говорил, что ты на него давил.
— У меня не было иного выхода. Только таким образом я мог добраться до тебя. Поверь, я никогда бы не выдал Агостиноса. Честное слово.
— А кто она? — Титус кивнул в сторону Жюльетт.
— Моя спутница жизни. То, что я обещаю, касается и ее.
Жюльетт протянула Титусу руку.
— Мы раньше нигде не встречались?
Тот смотрел на нее как на посылку, которую не хотят принимать.
— Насколько я помню, нет. — Так и не подав руки, что для такого человека, как Титус, даже не считалось неучтивым, он обернулся к Бродке: — Речь идет о той старой истории?
— Если тебе угодно так называть то, что произошло со мной, — кивнув ему, сказал Бродка. — Вот только я тем временем обнаружил новые следы, и все они ведут в одном направлении…
— Могу себе представить, — с мрачным видом пробормотал Титус. — Следы заканчиваются у стен Ватикана.
— Так оно и есть. Знаю, это звучит странно, потому что ни я, ни моя мать не имели к Церкви никакого отношения. Что все это значит, Титус? Ты же служил священником в Ватикане, если я тебя правильно тогда понял, и должен знать, что там происходит. Тебе и самому довелось многое пережить, ведь так?
— О да. Даже больше, чем мне хотелось бы. Одно воспоминание об этом — и во рту появляется отвратительный привкус. — Титус опустил руку в карман куртки, вынул оттуда флягу и как следует приложился к ней.
— Ты имеешь в виду, что господа, окружающие наместника Иисуса на земле, вовсе не так набожны?
Титус горько усмехнулся.
— Набожны? В Ватикане интересуются всем, кроме Бога. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Жюльетт бросила на Титуса испуганный взгляд. Нужно было очень сильно разочароваться, чтобы, будучи даже экс-священником, выражаться подобным образом.
Титус повертел серебристую флягу в руках, а затем, испуганно оглядевшись по сторонам и придвинувшись к Бродке вплотную, тихо продолжил:
— Мало кто знает, что на самом деле происходит в Ватикане. Тогда, после смерти польского папы, кардиналы собрались на конклав, чтобы выбрать преемника из своих рядов. Но они не смогли прийти к согласию. Они заседали два месяца за закрытыми дверями, однако ни один из кардиналов не набрал большинства голосов. В конце концов их отношения так ожесточились, а возможность выбрать нового папу оказалась настолько мала, что старики решили тянуть жребий. Все согласились с условием, что новый папа не должен проявлять личной инициативы. Они договорились о том, что все решения будут приниматься кардиналами после совещания. Жребий пал на человека, которого почти никто не знал.
