Один лишний - Дмитрий Олегович Борисенко
Я сделал еще один глоток коктейля и резко поставил стаканчик на стол. Катя, не отрываясь, смотрела на меня.
– Прорвало же тебя! И что ты планируешь в таком случае делать?
– Не знаю… Мне страшно думать о будущем. Мне кажется, я ничего не могу изменить в этом мире.
– Так зачем менять мир? Измени свою жизнь, начни делать то, к чему лежит твое сердце.
– Осталось только понять, к чему оно лежит, – усмехнулся я. – Ладно, давай о чем-нибудь другом поговорим. Не хочу портить сегодняшний день своей депрессивной болтовней.
Мы посидели в «маке» еще минут десять и решили прогуляться, но погода под вечер совсем испортилась. Пошел дождь со снегом.
В метро я обнял Катю. В этот момент весь мир исчез, оставив только нас двоих на заполненной людьми станции. Объятия длились бесконечно долго. Но пришло время расстаться, и каждый из нас поехал в свою сторону.
17
Всю неделю я, приходя в универ, искал глазами Катю. Но ни на общих парах, ни в курилке, ни в столовой я ее не видел. Похоже, она снова перестала посещать занятия. «ВКонтакте» она тоже не появлялась. И каждый день я себя винил, что не додумался взять ее номер телефона. Выходные я отпахал на работе, а утром в понедельник понял, что идти в универ нет никакого желания. Во вторник была такая же ситуация.
Выход на смену стал испытанием моей воли. Я не чувствовал ни сил, ни мотивации. Ноги, словно ватные, едва носили меня по залу, а руки безвольно болтались по бокам. Медленно передвигаясь от стола к столу, я обслуживал гостей. На моем лице не было ни улыбки, ни злости, лишь серая маска без каких-либо намеков на эмоции. За это я каждый день стал получать выговоры от менеджера.
– Саша, а ты лицо попроще сделать не можешь? – спрашивала меня Надя.
Мои губы растягивались в подобие улыбки. Надя смотрела на это, взмахивала руками и уходила по своим делам, понимая, что случай безнадежный.
Окружавшие стены угнетали, давили каждый раз, когда я возвращался с работы. В дни, когда не было смены, я не выходил из дома, фактически ничего не ел, только жевал бутерброды, читал книги и смотрел сериалы, по большей части ужастики и детективы.
Я совсем потерял сон. Иногда лежал целую ночь, переворачиваясь с боку на бок, тело начинало чесаться, кожу покалывало, я пытался думать о чем-то нейтральном, создавать сны у себя в голове, но ничего не помогало. Уснуть удавалось лишь под утро.
Порой меня навещали усатые друзья. Они стали намного быстрее, чем раньше. Я успевал лишь замахнуться, а таракан уже оказывался вне зоны досягаемости.
По ночам тоска накатывала волнами. Иногда хотелось свернуться в клубок, обхватить колени и плакать, иногда кричать, разрывая кожу на своем лице, иногда выйти на улицу, освежить голову, просто пройтись. Но как только я выглядывал в окно, видел черные улицы и хлещущий дождь в желтом свете фонарей, желание быстро улетучивалось.
Я стал выкуривать по две пачки сигарет в день. Одну днем, другую ночью. Бывало, вставал с постели, в полной темноте, не зажигая свет, садился за стол в кухне и курил одну за другой, пока не забрезжит рассвет.
Я имел ключ от этой маленькой клетки, но не имел желания воспользоваться им и выйти наружу.
За последний осенний месяц Катя ни разу не зашла в Сеть. Зато мне постоянно приходили сообщения от Вано, Ромы, иногда даже от Юли. Все волновались и спрашивали, куда я пропал. Эти сообщения я успешно игнорировал.
В конце ноября мне написала староста и отчитала за то, что я не появляюсь в университете. Я начал придумывать отмазки, врать, что сильно заболел и обязательно принесу справку, как только почувствую себя лучше.
Тараканов в квартире становилось все больше. По углам я расставил специальные ловушки для насекомых, но толку от них было мало. Я постепенно свыкся с мыслью, что живу не один. Видя усатого где-нибудь на стене, я больше не мчался сломя голову в прихожую за кедом, а просто оставлял его без внимания – пусть себе бегает. Бывало, ночью какой-нибудь очень наглый гость проползал по моей руке или даже по лицу. Вот такое поведение я не прощал.
18
Белый пушистый снежок накрыл шапками все вокруг – деревья, припаркованные машины, крыши домов. От яркого солнца и блеска кипенно-белых улиц у меня поднялось настроение. Было приятно идти и слышать, как под ногами хрустит снег. Второго декабря, через несколько недель отсутствия, я решил сходить в универ.
Вокруг главного корпуса студенты играли в снежки. Прямо как в детстве – выходишь из школы после занятий и не возвращаешься домой, пока не превратишься в сугроб и не промокнешь до трусов. Первый раз за долгое время я улыбался по собственной воле и был в хорошем расположении духа. Хотелось слепить снаряд покрепче и присоединиться к играющим.
Внезапно в спину мне что-то ударило. Я обернулся и поймал животом еще один снежок. Вано и Рома закидывали меня снежными шарами из-за деревьев. Увернувшись от очередных снарядов, я нанес ответный удар. Замешкавшийся Опоссум получил снежок прямо в лоб, а вот в Вано я никак не мог попасть. Он ловко уворачивался от всех моих атак.
В этот момент к универу подходила Юля. Вано заметил ее первым. Девушка не обращала ни на кого внимания, уткнувшись носом в телефон. Мы сразу подняли белый флаг и приготовились атаковать новую цель. Как только Юлька ступила на линию огня, на нее обрушился шквал снежков. Она закричала, начала прикрываться сумочкой и пятиться.
Наигравшись, все мокрые, но довольные и веселые, мы пошли на занятия. Впрочем, довольны были не все. Юля надула губки и демонстративно не разговаривала с нами до конца пары.
– Ты куда пропал-то? – спросил меня Вано, потирая покрасневшие пальцы.
На самом деле сказать ему было нечего, и я наплел о своей «тяжелой болезни», что тело меня не слушалось, пальцы не работали, я не мог встать с кровати и написать сообщение. Вышло неубедительно. Выслушав мои оправдания, Вано лишь пожал плечами, мол, «не хочешь говорить – не говори, никто тебя не заставляет». Больше вопросов он мне не задавал.
Лекция, как всегда, оказалась скучной и усыпляющей. Все, что говорил преподаватель, пролетало мимо ушей. Я всеми
