Ты умрешь следующей - Лама Диана

— Но ты же самая лучшая ее подруга. Или нет? — сказала Лючия и ушла.

Наконец-то она опять одна, наедине со своей книгой, которую прихватила случайно и которая ее вовсе не интересовала. Мария-Луиза задумалась о последних словах Лючии.

Неужели она и в самом деле была самой лучшей подругой Дэды?

Мария-Луиза мысленно вернулась к воспоминаниям из детства, когда они с Дэдой часто общались. Подружили девочек между собой их матери. Вся жизнь Марии-Луизы прошла в присутствии Дэды. Все важные дела они делали вместе, и важные события происходили одновременно у обеих: в школе, когда выходили прогуляться, когда встречались с женихами, первый сексуальный опыт, университет (неважно, что потом карьере она предпочла семейную жизнь и теперь вынуждена преподавать несносным прыщавым подросткам), замужество, дети. Они были как сестры-близнецы с одним лишь существенным исключением.

Дэда ни разу не изменила мужу, а Мария-Луиза изменяла.

Она сидела в гостиной одна, там, где ее оставила Аманда. Ей казалось, что она всегда была одинока.

Конечно, это было не так; еще совсем недавно она могла позволить себе притворяться, что одиночество для нее — именно то, к чему она стремится, и что это самое главное ее желание.

Джованна, что ты об этом думаешь, Джованна, что скажешь, а не пойти ли нам туда, Джованна, а по-твоему… А она была счастлива, что так важно ее мнение, что все доверяли ей свои тревоги и заботы, гордилась, что находилась в центре внимания, но старалась не показывать этого, чтобы никто не заподозрил, насколько для нее это важно.

Потому что едва другие поймут, что они тебе необходимы, как тут же пытаются воспользоваться этим, чтобы втереться в доверие и надуть тебя.

Поэтому она оставалась непроницаемой и неприступной в школе, с друзьями, в недолгой жизни замужней женщины. Внутри нее существовала другая Джованна, совсем маленькая, которая кричала: да вот же я, смотрите на меня, восторгайтесь мной, аплодируйте, любите меня!

Потом, она и сама не поняла, когда и как, все закончилось! Она все чаще оставалась одна, старые друзья разбрелись кто куда: дети-работа-супруги-дом-отпуск, а те новые, что появлялись в ее жизни, задерживались ненадолго, и она уже не понимала, где и в чем ошиблась.

И вдруг, возможно от отчаяния, Джованна согласилась на это смешное приглашение провести уик-энд в компании школьных подруг, о существовании которых она почти забыла.

Наступил вечер. В глубине комнаты некоторые уголки были так темны, что детали предметов казались едва различимыми.

Джованна растянулась на диване.

Люстра была погашена. В какой-то момент она подумала встать и зажечь свет, потом отказалась от этого намерения. Ты глупая, сказала она, совсем скоро тебе исполнится сорок лет, а ты до сих пор боишься темноты.

Она будет сидеть у себя в комнате, во всяком случае до тех пор, пока комната не погрузится в кромешную темноту или пока кто-нибудь не зайдет к ней.

Джованна пристально посмотрела на побеленную стену сбоку от себя. Что это за след там, внизу? Кровавый отпечаток руки?

А там? Что-то промелькнуло в темноте.

Да нет, просто показалось.

Она тряхнула головой, закрыла глаза и опять открыла их.

Что-то шелохнулось внутри камина, в этом она была уверена. Джованна хотела встать и пойти проверить, но какая-то неведомая сила удержала ее. Она так и осталась сидеть, будто приклеенная к парчовой узорчатой ткани дивана. Джованна чувствовала, как от стен словно накатывают волны отрицательной энергии. У нее заныло под ложечкой. Она поднесла руки к вискам. Что же это было там, в темноте?

— Джованна! Что ты тут делаешь в одиночестве, да еще и в потемках? О боже, извини, неужели ты спала? Я тебя разбудила?

Джованна захлопала ресницами от неожиданно включенного света, стараясь подавить вздох облегчения.

В дверях стояла Тутти. Она была немного удавлена, и вид у нее был странно смущенный. Джованна улыбнулась через силу.

— Я не спала, возможно, задремала. Неприятные сновидения. Хорошо, что ты зашла. Пойдем приготовим что-нибудь на ужин? Только я тебя предупреждаю, что на кухне я не большая мастерица.

— То же можно сказать и обо мне. Не так уж и плохо. Сделаем что-нибудь попроще.

Они пришли на кухню, которая была хорошо освещена и вообще выглядела уютно.

Здесь лежали продукты: овощи, масло, сыры, фрукты, маринованные овощи, хлеб. Тутти, глядя на все это изобилие, стала думать, что бы приготовить. В кухню вошла Лючия с бокалом в руках.

— Что готовите? Пахнет вкусно. — Она подняла крышку. — Хотя по виду не скажешь.

— Там объедки, глупая! — сказала Тутти, и подруги дружно разразились хохотом.

Все замечательно, спокойно, обычные шутки на кухне с подругами, которые шутят между собой. Казалось, ничто не предвещает беды, и все же у Джованны опять заныло сердце в странном предчувствии…

Полная достоинства — вот верное определение. Мне никак не удавалось подобрать правильное слово, но если очень захотеть, то слова находятся. Полная достоинства.

Ты даже по лесу бежала, не теряя достоинства, Дэда. У тебя не упал с головы ни один волосок.

Дэда бежит по лесу, не теряя чувства достоинства. Похоже на подпись-пояснение под фотографией.

Теперь у тебя не такой полный достоинства вид, правда, дорогая?

Я сниму тебя на фото?

Я знаю, что ты не можешь сказать мне «да», поэтому я все равно сфотографирую тебя.

Улыбнись!

Извини, я пошутила.

Самое интересное заключалось в том, что Лука никогда не изменял Дэде ни с одной из своих пациенток.

А вот Дэда была почти уверена, что измена уже произошла или вот-вот случится, и столько раз грузила Марию-Луизу своими жалобами во время бесконечных разговоров по телефону.

Дело в том, что Луке не нравились дамы, похорошевшие после пластической операции, даже вызывали странное отвращение, и он об этом не раз рассказывал Марии-Луизе, лежа с ней в постели и жалуясь, что Дэда подозревает его в измене.

Потому что изменял он Дэде только с Марией-Луизой, в то время как сама Мария-Луиза от романа с Лукой испытывала только скуку и беспокойство и в итоге дошла до того, что стала проклинать его клиенток, потому что ни одна из них не была столь терпеливой или готовой на жертвенность, чтобы суметь затащить его в постель.

— Ты чего такая задумчивая? У тебя выражение лица, как в самые тяжелые времена твоей жизни. — Это произнесла Аманда, как всегда вовремя и кстати. Вдруг Мария-Луиза подумала, что было бы, если бы она ответила: «А всего лишь о том, кто же меня просил трахаться с мужем Дэды».

Но вместо этого ответила:

— Я смотрела на фасад этого дома. Он великолепен. Правда? Особенно с этими вьющимися растениями. Представь, как это смотрится, когда все в цвету. — Она повернулась к Аманде, широко улыбаясь, а сама опять подумала: «Ты бы ужаснулась, моя дорогая, вытаращила бы от удивления глаза и убежала бы с деланой улыбочкой на твоих губах, накрашенных помадой пастельного цвета. А потом бы пошла поговорить об этом с другими, и вы бы возмущались и шушукались».

— Ты права, — сказала Аманда. — Это странная эклектика стилей, но действительно интересная, завтра при дневном свете я, пожалуй, покажу тебе карнизы окон. Этот дом построен очень необычно, и, по-моему, с какой-нибудь стороны должен быть потайной ход. А вот вьющиеся растения — это из семейства ломоноса, не такая уж и редкость, по-моему, по-латыни называются Tangutica Gravetye, а проще говоря, клематис. Оно не очень броское, цветы у него в виде колокольчиков желтого цвета, очень напоминают маленькие китайские фонарики. Они особенно очаровательны, если смотришь на них вблизи и снизу. Очень подходят именно для стен такого дома.