Василий Дорогокупля - Вперед и вниз
В итоге дискуссии, поскольку шантажировать Каткова было уже нечем, его решили хотя бы ограбить, чтобы как-то вознаградить себя за труды этого нелегкого дня. «Берем только бабки, до барахла унижаться не будем», — предупредил Панужаев, и трое из них вернулись в гостиную. Алтынов предпочел остаться в коридоре, но и оттуда по отдельным репликам мог уловить общий характер беседы.
— Мы хотим взять у тебя денег взаймы, — говорил Панужаев, — сколько найдется. Расписка, я полагаю, не нужна, мы все свои люди, к чему глупые формальности? Отдадим, когда сможем, — если когда-нибудь сможем, конечно.
Катков ограничился короткой неразборчивой фразой, потом несколько раз подряд глухо вскрикнул и после недолгого затишья начал отвечать по существу, но каким-то чужим, сдавленным голосом.
— За нижней панелью? Так-так. Нашел, Женьшень? Какой, ты говоришь, код? — переспрашивал Панужаев. — Думай, думай быстрее, а то Швеллеру прямо неймется — если дать ему волю…
— Хе-хе-хе, — отчетливо пояснил Швеллер.
Вновь раздался крик, а затем невнятное бормотание.
— Ладно, понял, попробуем снова. И что у тебя за память? — не можешь выучить шифр собственного сейфа… Что, открыл? Вон там на тумбочке пакет, складывай в него.
— Тут нет баксов, — послышался голос Женьшеня, — только рубли.
— Бери, что есть, не надо привередничать.
— Может, поискать еще?
— Ни к чему — остальной нал в у него офисе или еще где в заначках. Он же не дурак, чтобы держать все деньги в одном месте… Ну, козел, бывай здоров. Второй раз мы с тобой обходимся по-человечески. Третьего раза ты можешь не пережить, потому веди себя поскромнее.
Женьшень и Панужаев вышли из комнаты, Швеллер подзадержался, добавляя пару слов от себя. Очередной вопль жертвы был на высокой ноте погашен посредством кляпа, и вскоре Швеллер примкнул к компаньонам, ожидавшим его на крыльце.
— Даже не дали как следует оттянуться, — посетовал он, разглядывая ссадины на костяшках пальцев.
— Ему и этого хватит, — сказал Панужаев.
— Навставлял, паскуда, золотых зубов — смотри, как кулак об него раскровянил.
— Сколько раз я тебе говорил, что ты неправильно бьешь, — напомнил Женьшень.
— Кого ты учишь бить?! — взвился Швеллер. — Да я…
— Это надо делать культурно. Хочешь, покажу?
— На ком?
— Да хоть на том же Каткове. Или на его шестерках.
— Ну-ну, поглядим.
— Закройте вы этот базар, — устало сказал Панужаев. — Вечно одно и то же.
Они подошли к флигелю. Толик уже давно спустился с дровяного сарая и составил компанию Стасу.
— А где лестница? — спросил Женьшень.
— Там осталась.
— С той стороны?
— Можно перелезть и без нее, — сказал Толик. — С ящика на бочку у сарая, а после подтянуться…
Тут Швеллер в грубой форме дал понять, что альпинизм и он есть вещи несовместные, так что пришлось возиться с лестницей, которую потом опять забыли, теперь уже с внутренней стороны забора, из-за чего возникла новая задержка — в целом, их отступление было организовано из рук вон плохо, особенно если сравнивать его с недавней классически проведенной атакой.
Тем не менее все обошлось без эксцессов, они благополучно достигли города и там разъехались кто куда. Женьшень и Швеллер завернули в контору «Цербера», чтобы, по их словам, «кое-что обмозговать». Панужаев подбросил Алтынова до его дома, а после отправился с визитом к своим кредиторам-афганцам — он решил сегодня же отдать им награбленные деньги, чтобы хоть с этой стороны иметь поддержку на случай возможных уже завтра осложнений с людьми Каткова. Одного только он не учел: что их враг в своей наглости и беспринципности может дойти до того, что станет действовать строго в пределах закона руками его же (то есть закона) слуг.
X
Планируя «наезд» на Каткова, компаньоны были уверены, что он не станет вовлекать в их разборки милицию, которая, взявшись разматывать клубок взаимных обид и претензий, может зацепить несколько ниточек, ведущих в нежелательную для него сторону. Но сегодняшний Катков был не тот, что два года назад. Он давно уже нашел общий язык с видными людьми в нужных кабинетах и, рассчитывая на их благожелательную понятливость, не опасался каких-то побочных осложнений — если что, лишние ниточки элементарно обрежут. Вот почему, освободившись от пут (что ему удалось лишь глубокой ночью), он без колебаний разбудил телефонным звонком некоего Юриваныча, который пообещал незамедлительно дать этому делу самый правильный ход.
…Женьшень и Швеллер «обмозговывали кое-что» очень долго и основательно. Когда четвертая бутылка водки подошла к концу, они поняли, что до полного обмозгования не хватает еще какой-то малости. Швеллеру эта малость представлялась в виде пятой бутылки, но Женьшень смотрел на вещи под иным, не столь примитивным углом — он предложил купить шампанского и пойти к девочкам. Умение Женьшеня вовремя перестроиться, привнести свежую струю и сместить акценты всегда было предметом белой зависти его коллеги, о чем последний и заявил с характерным для него косноязычным прямодушием. Не избалованный комплиментами Женьшень был растроган и в ответ постарался сказать что-нибудь хорошее о Швеллере. Что именно он сказал, не поняли оба, но Швеллер тоже растрогался, они похлопали друг друга по спине и в самом приятном расположении духа стали собираться в гости.
Было шесть часов утра. Женьшень подошел к окну, чтобы взглянуть, не идет ли дождь, и как раз в это время напротив их крыльца остановился зашторенный микроавтобус, из которого начали попарно выпрыгивать омоновцы с автоматами и в натянутых на лица черных масках.
— Уж не по наши ли души? — удивился Женьшень.
— Тебе что, чертики привиделись? — спросил из глубины комнаты Швеллер.
Женьшень осенил себя крестом, однако наваждение не исчезло. Омоновцы шустро разбегались влево и вправо вдоль фасада здания, в глазах у Женьшеня рябило от вида пятнистых комбинезонов.
— Да их тут как саранчи! — сказал он раздраженно. — Погляди сам.
Швеллер не успел дойти до окна. Раздался долгий звонок, а затем кто-то уверенной рукой забарабанил по железу входной двери.
— Это менты, — сказал Женьшень.
— Кто там? — громко спросил Швеллер.
— Откройте, милиция!
— Что за приколы? Какая-такая милиция?
— Открывай! Быстро! — Голос за дверью был настойчив. Это вывело Швеллера из душевного равновесия.
— Прекратите безобразничать. Как вам не стыдно тревожить людей в такую рань? — сказал он сердито. — Ступайте лучше своей дорогой. Считаю до трех или я буду стрелять!
До трех, однако, считать он не стал, а сразу выхватил пистолет и, прежде чем Женьшень успел его остановить, произвел предупредительный выстрел вверх.
За дверью стало тихо. С потолка на толстые плечи Швеллера змейкой сыпалась штукатурка.
— Теперь начнется, — сказал Женьшень.
— Что начнется?
— Будут штурмовать.
— Кого штурмовать?
— Нас.
— Почему?
— Не все ли тебе равно?
— Мне? — озадачился Швеллер. — Мне все равно.
— Но живыми мы им не сдадимся, — решил Женьшень.
— Никогда! — сказал Швеллер отважно.
— А какими мы им сдадимся? — спросил он после минутного раздумья.
— Никакими. Мы не сдадимся вообще.
— Никогда! — снова сказал Швеллер. — Русские не сдаются вообще!.. А эти — они кто?
— Кто «они»? — не понял Женьшень.
— Ну, там… — его друг показал на дверь.
— Это менты.
— А-а, — сказал Швеллер.
Наступило молчание. Снаружи также не доносилось ни звука. Подготовка к штурму затягивалась.
— Может, пойдем по домам? — предложил Швеллер. — Мне расхотелось к девочкам.
— И мне расхотелось, — сказал Женьшень. — Да и какая разница? Менты так и так нас к ним не пустят.
— А домой?
— И домой, наверное, тоже.
— Это плохо, — расстроился Швеллер. — Давай, что ли, присядем. Я устал стоять, ноги не держат.
— Еще бы, мы всю ночь не спали, — сказал Женьшень, — а перед тем целый день работали. Присядем, покурим.
Они отошли от двери и уселись в кресла. Курить, однако, не хотелось. Тишина действовала угнетающе.
— Ни-ког-да… — по складам произнес Швеллер, упираясь в противоположную стену комнаты понемногу стекленеющим взглядом. Почти сразу вслед за тем с улицы донесся гнусавый речитатив мегафона, призвавший всех, кто находится в помещении фирмы, не делать глупостей, немедленно отпереть дверь и выходить по одному с поднятыми руками.
— Как думаешь, это они из-за негра? — спросил Швеллер.
— А хрен его знает…
— Зря мы спутались с этим уродом. Я говорил, надо брать журналиста.
— Какого журналиста? — вяло спросил Женьшень.
— Любого, да хоть чеченского… Ты чувствуешь мою мысль?
