Уоррен Мерфи - Жизнь или смерть
Картрайт взглянул на Дворшански и вновь надел маску важного политика.
– Вы настоящий друг, – произнес он. – Вы даже не представляете, как я вам доверяю. Да, сэр, вы мой истинный друг. – Но гораздо важнее, – заметил Дворшански, – что я еще и падежный партнер, и вы сможете в этом убедиться, как только станете мэром. Я уверен, вы не забудете обо мне, как и о том, что у меня в руках записи Буллингсворта.
Картрайт принял обиженный вид.
– Маршал, я не забуду вашей помощи. Даю вам честное слово.
– Я знаю, – согласился Дворшански. – А сейчас, думаю, вам лучше заняться собственной кампанией, а этого мистера Полани и его приятеля Римо предоставить мне. Но не советую вам их недооценивать. Это верный путь к смерти – и не только политической.
Глава 16
В огромном, неправильной формы бассейне плавал кит-убийца, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее; наконец, как следует разогнавшись после четырех кругов, он выпрыгнул из воды и схватил зубастым ртом резиновую грушу, подвешенную под потолком.
Груша издала писк. Какое-то мгновение звук висел в воздухе, а потом его заглушил громкий всплеск – кит всей тушей плюхнулся в воду.
Он скользнул в глубь бассейна, а толпа загорелых зрителей взорвалась рукоплесканиями; послышался детский смех. Чиун, сидевший с Римо в первом ряду, сказал:
– Варвары.
– Что тебе не нравится на этот раз? – спросил Римо.
– Почему вы, белые, считаете, что это хорошо – вот так взять животное, создание природы, повязать ему на шею ленточку и заставить нажимать на клаксон? Разве это остроумно?
– А кому от этого плохо? Кажется, кит тоже не возражает.
Чиун повернулся к нему, оказавшись боком к бассейну, где теперь на спине у кита расположилась симпатичная блондинка.
– Ты, как всегда, ошибаешься. От этого спектакля плохо киту, потому что он несвободен. И тебе тоже плохо, потому что – бессознательно, не подумав о последствиях, – ты лишил свободы живое существо. В тебе остается меньше человеческого, потому что ты больше не чувствуешь и не думаешь, как положено человеку. И еще – взгляни на этих детей – чему они могут здесь научиться? Тому, что, когда вырастут, смогут сажать за решетку невинных зверей? Варвары!
– Варвары по сравнению с кем?
– С теми, кто не вмешивается в порядок, установленный во вселенной, с теми, кто ценит радость свободной жизни.
– Странно слышать гимн жизни от наемного убийцы.
Чиун взорвался взволнованной тирадой на корейском, а потом изрек:
– Смерть тоже часть жизни. Так было всегда. Но надо быть белым, чтобы изобрести нечто похуже смерти – клетку.
– В Синанджу разве нет зоопарков?
– Есть. Мы держим там китайцев и белых людей.
– Хорошо, забудем об этом. Просто я решил, что тебе будет интересно посмотреть аквариум. Это самый известный аквариум в мире.
– А можно после обеда посетить Черную пещеру Калькутты?
– Если это улучшит твое расположение духа.
– Мастер Синанджу несет свет всюду, куда ступает его нога.
– Верно, Чиун, верно.
Римо удивило дурное наслоение Чиуна. С тех пор, как они приехали в Майами-Бич, старик был очень доволен жизнью. Он обсуждал с богатыми еврейскими дамами недостойное поведение детей. Сын миссис Голдберг, возмущенно поведал он Римо, вот уже три года не навещал мать. А сын миссис Хиршберг ей даже не звонит. У миссис Кантровитц целых три сына, все врачи, но когда ее кот простудился, ни один из них не взялся его лечить, хотя она и предложила им деньги, чтобы не быть для них обузой.
Сын миссис Милстейн был сценаристом, и Чиун не уставал восхищаться, с каким достоинством она переносит выпавший на ее долю позор – иметь отпрыска, который пишет комедии о китайцах. Она делает вид, что даже не подозревает об этом бесчестье, говорил Чиун, и ходит с высоко поднятой головой. Замечательная женщина.
Со своей стороны Чиун, очевидно, тоже рассказывал о собственном сыне, который отказывался носить его багаж и каждым своим шагом компрометировал отца. О том, что именно он говорил, Римо мог лишь догадываться по неодобрительным взглядам пожилых дам. Еще Чиун говорил о своем желании вернуться в родную страну и посмотреть на деревню, где родился. Он бы с удовольствием вышел на пенсию, но пока не был уверен, что сын может стать достойным продолжателем его дела. Ваш сын, мой сын, ее сын, их сын. Чиун беседовал с дамами. Если у кого-то из них и были дочери, о них речи не шло.
Всего за несколько дней Чиун перезнакомился с половиной всех еврейских мамаш в Майами-Бич. Казалось, он всем доволен, и Римо решил, что посещение аквариума тоже доставит ему удовольствие. Он никак не ожидал такого фиаско.
Римо пожал плечами, потом вынул из кармана рубашки желтый листок и еще раз сверился с ним.
– Идем. Тот, кто нам нужен, работает в акульем питомнике.
Акулий питомник представлял собой неглубокий овальный бассейн в полмили длиной. В нескольких местах узкая лента бассейна расширялась, образуя глубокие бухты и скалистые заливы. Бассейн был огорожен металлическим барьером, перегнувшись через который зрители могли смотреть на акул. В бассейне плавали сотни этих хищников, разных видов, форм и размеров. С маниакальной целеустремленностью, не обращая внимания на широкие пространства и игнорируя глубокие заливы, акулы все плавали кругами, проходя одну милю за другой в бесконечном поиске жертвы.
Свое непрестанное движение акулы прерывали лишь на время еды. Рыба и куски окровавленного мяса приводили их в неистовство; вода в бассейне кипела и пенилась, когда они пытались урвать себе кусок, причем не только при помощи челюстей и зубов, но, подобно баскетболисту, охотящемуся за мячом, извиваясь всем телом – с хитростью и мастерством.
Первым в списке Римо значился Дамиано Меола, глава профсоюза государственных служащих округа. Он и две тысячи членов его союза уже поддержали выдвижение Картрайта на пост мэра.
Римо с Чиуном обнаружили его в тени навеса на другой стороне бассейна, в небольшом загоне, отгороженном от зрителей запертыми воротами. Меола оказался крупным мужчиной – его плотное тело так и выпирало из голубой униформы. Он стоял у барьера, огораживающего бассейн, и кидал акулам дохлых рыб из стоящих у его ног глубоких корзин, со смехом глядя, как начинала пениться вода у него под ногами.
Бросая еду своим питомцам, он разговаривал сам с собой.
– Ну, давай хватай ее. Правильно, дорогуша. Отними у него. Только берегись Мако. Осторожно. И не давай этой мамаше его ухватить! Осторожно. Ну, в чем дело? Ах, проголодался? Так поголодай еще, паршивый ублюдок! – Он наклонился к корзине за очередной рыбой, но остановился, увидев за собой ноги Чиуна и Римо. Он быстро обернулся – на его широком, плоском лице застыло злобное выражение. – Эй, в чем дело? Эта часть бассейна закрыта для публики. А ну, давайте валите отсюда!
– Мистер Меола? – вежливо осведомился Римо.
– Он самый. Чего надо?
– Мы пришли потолковать с вами.
– Ну?
– Мы представляем мистера Мака Полани.
– Ну?
– Мы бы хотели, чтобы вы поддержали его.
Меола рассмеялся им в лицо.
– Мака Полани? – фыркнул он. – Ха! Не смешите меня!
Римо спокойно ждал, пока он кончит смеяться; Чиун стоял, спрятав руки в широкие рукава тонкого желтого кимоно и воздев очи горе. Когда Меола наконец отсмеялся, Римо сказал:
– Мы не шутим.
– Для серьезных людей вы говорите смешные вещи. Мак Полани! А ну, убирайтесь отсюда! Да поскорей! – Он отвернулся, взял за хвост рыбу и поднял над водой.
Тогда Римо встал справа, а Чиун слева от него.
– Вас не затруднит объяснить, что вы имеете против Мака Полани? – попросил Римо.
– Просто мои ребята уже подписались за Картрайта.
– Но ваши ребята делают все по вашей указке. В таком случае почему не Мак Полани?
– Потому что он идиот, вот почему.
– Две тысячи, – сказал тогда Римо.
Меола остановился и покачал головой. Потом бросил рыбину в воду, и акулы набросились на нее.
– Пять тысяч, – набавил Римо.
Меола снова покачал головой.
– Ваша цена? – спросил Римо.
Меола вспомнил о шурине, биржевом брокере, который прокручивал на бирже весь пенсионный фонд профсоюза и делил выручку на двоих, и заявил:
– Нет, ни за что, никогда. А теперь убирайтесь, потому что вы начинаете мне надоедать.
– Вы когда-нибудь видели человека, на которого нападала акула? – спросил Римо.
– Глядите, – ответил Меола. – Они просто сходят с ума. – Меола вынул из корзины очередную рыбину и одним движением ножа, висевшего в ножнах у него на боку, вспорол ей брюхо, затем бросил тушку с выпущенными кишками в бассейн. Вода вспенилась от пришедших в неистовство акул. – Запах, должно быть, а может, что еще, – прокомментировал Меола. – Только стоит выпустить рыбе кишки, и они делаются как бешеные.
– Как вы думаете, сколько там сможет продержаться человек?
Меола кинул вниз еще одну рыбину.
