Елена Шашкова - Монстр. Часть I. Созерцание
– Аня, он уже начал. Твой выход, – сказал молодой человек в наушник.
Девушка вышла из своего укрытия. Осторожно поднялась на второй этаж и тихо приоткрыла дверь в комнату. Она бесшумно скользнула внутрь. Подошла к маньяку и ударила его битой по голове. Он упал и потерял сознание.
Аня подошла к девушке и начала быстро развязывать веревки, одновременно успокаивая ее:
– Вера, я пришла тебе помочь. Теперь все будет хорошо.
Пленница смотрела на Аню со смесью благодарности и страха. Это было неудивительно потому, что Аня перевела нано конвертер в режим 100-ой прозрачности, и Вера видела ее настоящее, изуродованное лицо.
Когда веревки были развязаны, а скотч отлеплен, Вера заплакала и запричитала:
– Он, он мучил меня, мне было очень больно, за что мне все это, что я сделала?
Аня погладила девушку по голове, помогла ей встать на ноги и сказала:
– Все закончилось, постарайся успокоиться. Ты можешь идти?
Вера кивнула.
– Тогда иди в холл и посиди там, а я сейчас вызову полицию.
Девушка не спеша побрела из комнаты.
Аня подняла все еще лежащего без сознания маньяка, усадила его в кресло и привязала.
– Что ты делаешь, – послышался в наушниках голос Артема.
– Хочу отомстить, – ответила Аня.
– Камеры все записали. Он тут такого наговорил, жаль, что ты не слышала, теперь точно не отвертится.
Девушка ничего не ответила. Она нагнулась и подняла с пола оброненный маньяком скальпель.
****
Максим начал приходить в себя, голова жутко болела, во рту чувствовался металлический привкус крови. Похоже, он прикусил язык, когда его ударили. Мужчина открыл глаза и вздрогнул от неожиданности, увидев перед собой бледное безобразное существо. Но испуг длился недолго. Он узнал свою работу и почти с любовью стал разглядывать тонкие линии шрамов, вспоминая, как водил скальпелем по этому, некогда красивому лицу.
– Анна… ты все-таки жива, – прошептал Лавров нежно.
Девушка не ответила. «Узоры» покрывали не только ее лицо, но и тело. Глаза горели бешеным огнем, а скальпель в руке не позволял сомневаться в намерениях. Максим даже не пытался пошевелиться, прекрасно понимая, что привязан достаточно крепко. Он не испытывал страха.
«Значит, так мне суждено умереть, – подумал Лавров. – Что ж, закон равновесия одинаков для всех. Когда одному хорошо другому должно быть плохо. Видимо пришел мой черед».
Девушка подняла руку и резко воткнула скальпель Максиму в ногу. Сначала мужчина почувствовал сильную боль, а потом наступил покой, как тогда, в детстве. Мысли исчезли. Сознание стало медленно растворяться…
****
– Остановись! Что ты делаешь? Он же истечет кровью до приезда полиции, – услышала девушка голос в наушнике. Аня вздрогнула от неожиданности. Эмоции так захлестнули ее, что она с трудом осознавала, что происходит вокруг. Сейчас для девушки существовала только эта комната и сидящий в кресле окровавленный человек. Голос показался далеким и нереальным.
– Аня, нам надо уходить, немедленно возвращайся, – продолжал настаивать голос. И тут девушка поняла, что это Артем, и он завет ее. Сознание прояснилось. Окровавленный человек в кресле – Максим Лавров. Сначала он бесстыже разглядывал ее лицо не скрывая восхищения своей работой. Но, после того, как она, пылая гневом, воткнула скальпель в ногу, его взгляд остекленел, а лицо стало похоже на восковую маску. Это еще больше разозлило девушку. Она продолжала наносить удар за ударом, и только голос Артема ее остановил.
Аня уронила скальпель на пол. Она больше не чувствовала ни радости, ни гнева, только пустоту. Взгляд маньяка по-прежнему оставался застывшим и бессмысленным. Из ран на теле текла кровь. Девушка взяла его за запястье и почувствовала слабый пульс.
– Аня, чего ты ждешь? Я уже вызвал полицию. Ты хочешь, что бы они нас арестовали?
Аня развернулась спиной к креслу и выбежала из комнаты.
****
– Как он? – спросил Лавров – старший.
– Потерял много крови, можно сказать, чудом остался жив, – ответил Панкратов, лечащий врач.
Игорь Викторович посмотрел на Максима через стеклянную стену палаты интенсивной терапии. Сын лежал на кровати с открытыми, словно остекленевшими, глазами и не реагировал на происходящее вокруг. Руки и ноги покрывали бинты. Из вены тянулась капельница. Рот закрывала дыхательная маска.
– Тело вашего сына восстанавливается довольно быстро, – продолжил Александр Семенович. – К сожалению, о его разуме я такое сказать не могу. Максим в детстве получал какую – нибудь психологическую травму?
– Моя жена, мать Максима умерла от рака, когда мальчику было семь лет. Он очень переживал.
– Здесь что-то другое, скорее всего, связанное с насилием.
– Почему Вы так думаете?
– Такое состояние Вашего сына было спровоцировано нападением на него. Могу предположить, что сильная боль вытащила наружу воспоминая о подобном случае, произошем в детстве. Мозг, если говорить простым языком, не справился с большой нагрузкой и включил режим сохранения.
– Он поправится? – с тревогой в голосе спросил Игорь Викторович.
– Не хочу Вас обнадеживать. Очень велика вероятность того, что Ваш сын навсегда останется прикованным к аппарату жизнеобеспечения, – ответил Панкратов. – У Вас еще есть вопросы?
– Пока нет.
– Тогда я пойду, нужно проводить планерку с персоналом.
– Можно здесь еще постоять?
– Конечно.
Врач ушел. Лавров внезапно понял, о какой травме идет речь. Ему стало не по себе.
– Что вы вцепились в меня, как клещи! – услышал Игорь Викторович высокий женский голос, в котором проскакивали истерические нотки. – Пустите, сейчас же, я должна туда пройти! Пуститее!!!
Из-за поворота вышла худощавая женщина с растрепанными седыми волосами и быстрыми шагами направилась к Лаврову. Рядом бежала медсестра в белом медицинском костюме. Она попыталась взять нарушительницу тишины за предплечье, но та резко отдернула руку со словами:
– Не трогайте меня! Что Вы вообще себе позволяете!
Женщина подошла к стеклянной стене и, как завороженная, стала смотреть на лежащего без сознания Максима. Возникла пауза. В коридоре вдруг стало очень тихо.
Игорь Лавров увидел, что из-за угла вывернул Александр Семенович. Он подошел к женщине и сказал мягким успокаивающим голосом:
– Я же говорил, Максим Лавров в коме. Он ничего не сможет Вам сообщить. Мне очень жаль.
– Мне нужно пройти к нему, – сказала женщина тихо. – Очень нужно.
Она резко повернула голову и в упор посмотрела на Игоря Викторовича.
– Игорь Лавров?
– Да.
– Алена Геннадьевна Костина. Мама Екатерины, невесты Максима. Вот знакомство с родителями, наконец, и состоялось!
В глазах женщины блестели искорки безумия.
Игорь Викторович побледнел.
– Скажите, чтобы меня пустили к Вашему сыну. Мне нужно у него кое-что спросить.
– Алена Геннадьевна, но ведь Александр Семенович уже сказал Вам, что Максим без сознания. Он ничего не сможет сказать. Что Вы хотели у него спросить?
В следующую минуту Игорь Лавров пожалел, что задал этот вопрос. Лицо Костиной исказилось, и она сказала страшным, каким-то нечеловеческим голосом:
– Где тело моей дочери? Куда он его дел? Я хочу похоронить мою малышку по-человечески! Пусть скажет, куда он дел тело моей дочери!
Алена Геннадьевна все повторяла и повторяла последний вопрос. К каждым разом ее голос звучал громче. Она сжала в кулаки свои худые руки и стала со всей силой колотить в стеклянную стену. Послышался топот ног и грохот. Из-за поворота выбежали два санитара. Один из них толкал перед собой кресло-каталку. Мужчины с двух сторон взяли Костину под руки. Панкратов достал из кармана шприц и вколол ей лекарство в плечо. Женщина обмякла.
– Поместите ее в пятую палату, – сказал Александр Семенович.
Игорь Лавров, словно в замедленной съемке, наблюдал за тем, как санитары аккуратно посадили Костину в кресло и повезли по коридору. Когда процессия скрылась за поворотом, он почувствовал сильную дрожь в ногах и покачнулся.
– Игорь Викторович, Вам плохо, – участливо спросил Панкратов.
– Нет. Все хорошо, – ответил Лавров. – Мне нужно идти. До свидания.
Игорь Викторович еще раз посмотрел на своего сына и направился по коридору вслед за санитарами.
Посещение больницы было только началом трудного дня. Сегодня ему еще предстояло посмотреть видеозапись, которую неизвестные прислали в отделение полиции.
****
Последние несколько лет Игорь Лавров приходил на кладбище к могиле своей первой жены на годовщину их свадьбы и на день ее рождения. Но сегодня была ни та и не другая дата. Мужчина сидел на лавочке и смотрел на выгравированное на памятнике лицо любимой женщины. Мысли унеслись в прошлое.
Сообщение врачей о том, что Наташа смертельно больна, стало настоящей трагедией. Любимая женщина таяла буквально на глазах, а он не мог ничего сделать. Незадолго до своей смерти Наташа была так слаба, что уронила кружку с кипятком сыну на руку. Когда рана зажила, Максим отказался делать пластическую операцию, сказав, что шрам – это память о маме.
