Дэвид Эйткен - Спящий с Джейн Остин
Я вслепую зашарил вокруг себя, и рука моя тяжело опустилась (ну да, угадали, угадали) на ацтекский шампур. Вы совершаете большую часть этих преступлений еще раньше, чем я. По крайней мере, мысленно.
Предсказуемо, чего уж там греха таить, но как должен был поступить несчастный Пронзатель? Я подвергся атаке, и рефлексы призывали к защите. Обороняющееся животное — в своем праве, это написано во всех книжках о дикой природе.
Мои пальцы сомкнулись на рукояти импровизированного резного оружия. (Какое кино можно было бы снять! Мне хватило бы денег, чтобы купить собственную психиатрическую клинику и выпустить себя.) В последний миг — в ее последний миг — Лола казалось, поняла мое намерение. И что самое стран ное, она не осудила его. В отличие от других многочисленных дам, Лола не стала сопротивляться или звать на помощь — хотя последнее могло бы решить проблему наличия ее языка в моем ухе, застрявшем там, когда Лола испытала приступ невероятного ужаса.
Врачи скажут вам, что так не бывает, но что они понимают, эти врачи? Они будут утверждать, что ваша опухоль доброкачественна, даже если в парикмахерской у вас начали выпадать волосы. Так что воспринимайте слова докторов с долей здорового скептицизма, вот вам мой совет. Все, что я здесь рассказываю, — истина.
О чем я говорил? Ах да: Лола вздохнула, когда я пронзил ее барабанную перепонку жирным деревянным вертелом. Возможно, именно потому, что вертел был жирным, он легко вошел в ее голову. Если бы все мои операции с девушками проходили столь же прекрасно и без проблем! В тот миг, когда Лола испускала дух, на ее губах возникло нечто похожее на легкую благодарную улыбку. А потом взгляд ее обессмыслился, и она затихла.
Так я спасся от изнасилования, хотя и дорогой для Лолы ценой. Но я честно обеспечил ей комфорт, пищу и кров, а она цинично обманула мое доверие. Сие непростительно, так что я был в своем праве. И пусть даже я являлся хозяином, а Лола — паразитом, теперь настал мой черед питаться ею. Вполне справедливо, как вы полагаете? Разумные люди со мной согласятся. Ага! Я вижу, вы киваете головой. Отлично.
Словно бы специально для того, чтобы облегчить мне, дорогому гостю (я не хвастаюсь, так сказано в их буклете), жизнь, администрация отеля присовокупила ко всему прочему содержимому своей футуристической тележки электрический нож для мяса, работающий на батарейках. При работе он издавал негромкий приятный звук. Встав перед зеркалом трюмо, я принял драматическую фехтовальную позу, будто д'Артаньян, и сделал стремительный выпад в сторону своего изящного отражения. Эван Мак-Грегор, пожалуй, достоин чести играть меня в кино (обо всем следует думать заранее), хотя волосы у меня красивее, чем у него, если я их мою. Не его волосы, разумеется, а свои.
Все, что осталось от Лолы, я упихал в тележку (само собой, кроме ушей). На проверку этот агрегат оказался на удивление вместительным. Мне в тот вечер определенно везло: батарейка села именно в тот момент, когда я разрезал последний из Лолиных хрящей.
Расчлененка — непростая работенка… извините за глупую рифму. Лола была хрупкой и худосочной. Тем не менее к тому времени как я закончил свой скорбный труд, аппетит у меня разыгрался с новой силой. По этому поводу — и благодаря современным чудесам бытовой техники — я вознаградил себя за работу парочкой поджаренных ушей на булочке. Уши a la mode[74]. Oreilles de Lola a la maniere de Daniel[75]. Ушной деликатес. Где пчела собирает нектар, там и мне что-нибудь перепадет. Извините, мистер Бэкон[76]. Хи-хи.
Я прихватил сумочку Лолы, в которой она хранила плату за свои грехи. Ее помадой я написал на зеркале: «Всего наилучшего! Поражатель» (я был так взбудоражен, что даже перепутал свое собственное прозвище), а еще перед уходом я… ну, я не мог воспротивиться искушению, понимаете? Я снова включил тележку и поставил на максимальную температуру. Гори, шлюха! В крайнем случае я после представлю все дело так, будто просто сбегал от пожара.
Счастлив сообщить вам, что на этот раз мир заметил меня и взбудоражился. Несмотря на праздничную неделю в Броти Ферри и сопутствующий ей ажиотаж в газетных колонках, редакторы не смогли проигнорировать пожар в лучшем отеле Данди, сгоревшем дотла в огне, который начался с тележки, содержащей труп без ушей. В такие приборы следует вставлять предохранители понадежнее, право слово.
И еще к вопросу о безопасности: ни в коем случае не стоит загромождать пожарный выход — особенно снаружи. Итог: двадцать семь жертв. И — хотите посмеяться? — среди погибших оказалось порядка четырех проституток! Лола была не единственной распутницей в городе.
Между делом стоило бы, возможно, обратить внимание на тот факт, что здесь я — опять же, втихую — сделал доброе дело, проредив очередь в крематорий Данди. Поблагодарил ли меня его персонал? А вы как думаете?
Глава четырнадцатая
Обычный бег жизни рода человеческого… Наши старые друзья, мистеры Обыватели, по большей части все еще живут в мире, где добро и зло есть разделимые и различимые абсолюты. Само собой, это фантастический мир, и интеллектуалы вроде меня или вас давно уже умудрились сбежать оттуда. (Надеюсь, вам понравился этот маленький комплимент, mon semblable, mon frere![77])
Выпад этот, впрочем, никоим образом не относится к издателям данной тонкой книжечки моих мемуаров. Они осознали сложность моей ситуации. Они поняли, как трагична борьба хорошего человека против злого мира — особенно если правильно выставить освещение, должным образом наложить грим и подобрать декорации. Они заметили на рынке лакуну, куда можно замечательно втиснуть мою историю. Суть дела состоит в том, что мы находимся, так сказать, на переднем крае. Возвращаемся к истокам борьбы Добра против Зла, Мужчин против Женщин, Данди против «Данди Юнайтед»… В настоящее время в книжных магазинах нету других ушных убийц (я не беру в расчет «Гамлета», поскольку это пьеса).
Впервые я задумался о возможной литературной карьере почти сразу после позорного вердикта, провозглашенного в суде (там меня оболгали в первый раз). Мы, присяжные, будучи полными придурками, находим подсудимого виновным, однако признаем невменяемым. Мы рекомендуем воздержаться от применения положенной по закону меры наказания и т. д. и т. п.
Затем началась суета. Меня потащили вниз по ступеням к «черной Марии», а вокруг звучали непрекращающиеся стоны и проклятия. На одной из лестничных площадок съеженная женщина-гарпия с печеночно-колбасными ушами плюнула мне в лицо и закричала, что ее дочь была «хорошей девочкой». (Шлюшья мать, порочащая меня!)
— В таком случае жаль, что мне не довелось с ней встретиться, мадам! — резко ответил я. Думаю, все вы согласитесь, что в данных обстоятельствах это был неплохой ответ — как сказал один ученый после событий в Чернобыле.
Вернувшись в укрытие тюремной кареты и освободившись от ножных кандалов, я остался в компании своего обычного эскорта — Боксера и Бульдога (или, может быть, Бульдога и Боксера — никогда не был уверен до конца). Они были Корнелем и Расином тюремной службы Данди: их познания в английском языке оставляли желать лучшего.
После вступительного ворчания, являвшегося обычной прелюдией к попытке сформулировать предложение, Боксер — или, может быть, Бульдог — несказанно меня удивил, протянув мне клочок картона. В первый миг я решил, что конвоир окончательно отчаялся управиться с устной речью (невеликая потеря для изысканного общества, уверяю вас) и воспользовался картонкой и цветными карандашами. Я ожидал увидеть какие-нибудь неандертальские письмена, которые потребуют от меня усиленной работы мысли… Боже, как же я ошибался!
При более детальном изучении я обнаружил, что Боксер (Бульдог?) сунул мне в руку визитку — один из картонных кусочков самоидентификации, столь любимых продавцами подержанных машин и иже с ними в те дни, когда эпидемия мобильных телефонов еще не захватила мир. Я держал в руках мандат некоего Гарри «Жесткой Задницы» Йеггмена, чье занятие было обозначено как «агент издателя». Под известным логотипом я увидел нацарапанные от руки слова: «Перезвоните мне как можно скорее».
Как вы помните, в момент получения этого заманчивого предложения я готовился отбыть в сверхсекретный психиатрический институт, расположенный в-горах-на-островах или, если быть точным, — в Сул Скерри. Учтя этот факт, я пришел к выводу, что «как можно скорее» мистера Йеггмена может растянуться на неопределенный промежуток времени. Я вернул карточку Боксеру — или это был Бульдог? — и покачал головой в классической форме отказа. На такое им ума хватало.
Однако затем я подумал еще разок. «Жесткая Задница» Йеггмен? Помилуйте! Пусть я и направлялся в островную кутузку, но и вполовину не тянул на Мотылька[78].
