Скотт Фрост - Дневник Габриеля
Гаррисон кивнул.
— Вам необязательно входить.
Не успела я и рта открыть, как он быстро прошел внутрь. Я двинулась за ним, не опуская пистолета и озираясь по сторонам. Больше никого. Затем толкнула дверь в ванную. Чисто. Гаррисон тем временем подошел прямиком к человеку, сидевшему на стуле, на груди которого было прикреплено взрывное устройство.
В комнатке на полу расположились два матраса, дешевенький телевизор, молитвенный коврик и несколько картонных коробок с одеждой. У одной из стен недорогой комод и зеркало. Весь пол усеян номерами «Стар ньюз».
Я подошла к Гаррисону и посмотрела на перепуганное лицо человека на стуле. Рот у него был заклеен липкой лентой, но больше свобода движений ничем не сдерживалась. Он спокойно мог бы встать и уйти, если бы не одно «но» — детектор движений величиной с батарейку у него на коленях, чем-то напоминавший строительный уровень. От детектора два проводка вели к маленькому пластиковому контейнеру, служившему детонатором. К грудной клетке парня липкой лентой были прикреплены шесть динамитных шашек, а в центре конструкции расположился маленький электронный таймер, каким обычно хозяйки пользуются на кухне. Бедняга понимал, что если попытается убежать, его просто размажет по стенам. Темные глаза, обезумевшие от ужаса, молили о помощи, а футболка насквозь промокла от пота.
Таймер дошел до одной минуты и теперь отсчитывал назад последние шестьдесят секунд.
— Вас зовут Филипп? — спросила я.
Он сделал мне знак глазами — «да».
— Вы узнаете меня?
Снова «да».
Гаррисон вытащил из кармана швейцарский армейский нож и аккуратно открыл ножницы, потом посмотрел в глаза Филиппу и сказал:
— Думаю, вы и без меня это знаете, но прошу вас не двигаться, иначе нам обоим крышка.
Филипп еле уловимо кивнул. Его пот покрылся испариной.
— А мне что делать? — спросила я.
— Включите свет.
Я подошла к выключателю.
— Убедитесь, что краска на винтах, которыми закреплена крышка переключателя, не тронута.
У меня екнуло сердце. До этого момента я не представляла себе, насколько иначе Гаррисон и ему подобные видят мир. Все, что угодно, может быть оружием. Тебя может убить тостер, обычная лампочка способна разорвать на кусочки, а автомобиль — разнести целый квартал. Нет ничего безопасного. Любая мелочь, любой неодушевленный предмет может представлять смертельную угрозу.
Я тщательно изучила крышку переключателя. Краска толстым слоем забилась в резьбу винтов.
— С краской все в порядке.
— Тогда включайте свет.
Что я и сделала. Комната осветилась светом одинокой голой лампочки.
Гаррисон наклонился к взрывному устройству и стал водить по проводам пальцами, не касаясь их.
— Что еще?
— Думаю, вам стоит уйти.
Я увидела во взгляде Филиппа панику, он умолял не бросать его одного.
— Мы уйдем отсюда только все вместе.
Я не была уверена, что верю в это, но на Филиппа мои слова возымели должное действие, хотя его взгляд все равно оставался безумным, как у перепуганной лошади.
Таймер уже отсчитал сорок пять секунд и продолжил свой смертельный отсчет.
Гаррисон сел на пятки и стал изучать бомбу, легонько водя в воздухе пальцами по воображаемому пути детонации.
Осталось тридцать восемь секунд.
По улице с грохотом проехал тяжелый грузовик, и сигнализация вновь отозвалась воем. Гаррисон резко посмотрел на окно, поскольку грохот грузовика мог вызвать колебания стен и вибрация волной прокатилась по полу. Детектор движений на коленях Филиппа едва заметно задрожал. Казалось, воздух улетучился из комнаты. Паника во взгляде Филиппа усилилась в два раза. Из-под липкой ленты, закрывавшей ему рот, доносились едва слышные стоны.
— Черт, черт, черт, — выругался Гаррисон. Его рука метнулась к детектору и остановилась в паре миллиметров от него. Пол прекратил вибрировать, как только грузовик уехал. Детектор движений еще раз качнулся и замер.
Воздух начал снова заполнять пространство комнаты.
Оставалось тридцать секунд.
Гаррисон протянул руку, аккуратно взял пальцами желтые провода, идущие от детектора, поднес ножницы и перерезал провода одним движением.
— Господи, — облегченно вздохнула я.
Таймер показывал двадцать секунд.
— Еще не все, — пробормотал Гаррисон.
Завывания сигнализации за окном напоминали ночной безумный хохот койота.
Пятнадцать секунд.
Гаррисон осторожно пощупал провода, тянувшиеся от таймера.
— А вот это уже интересно, — сказал он себе под нос.
Десять секунд.
Он взялся за два провода от детонатора. Один черный, другой красный. Сигнализация заткнулась. Я слышала биение своего сердца. Гаррисон помялся секунду, покачал головой, а потом перерезал черный провод пополам.
Цифры на дисплее вспыхнули, и отсчет прекратился. Оставалось три секунды. Гаррисон посмотрел на меня и улыбнулся едва уловимой улыбкой, как школьник, только что получивший пятерку по химии. Если у него и повысилось артериальное давление, то вида он не показывал.
— А мне это интересным совсем не кажется, — проворчала я, как только мои легкие снова наполнились воздухом.
Гаррисон посмотрел прямо в глаза Филиппу и сказал:
— Все позади.
Он быстрым движением срезал липкую ленту, крепившую динамит к груди несчастного, и снял его как доктор, освобождающий пациента от повязки. Филипп начал с силой срывать липкую ленту со рта, словно задыхался, и в итоге размотал ее как тюрбан, держась за один конец. Последний кусок ленты с треском отклеился от шеи, наверное причинив боль, но Филипп не заметил. Он вскочил со стула и отпрыгнул в дальний конец комнаты, подальше от динамита, лежавшего на полу. Он словно оцепенел от шока на какое-то время, а потом закрыл рот руками и зарыдал.
На вид Филиппу было чуть больше тридцати. Тощий, глаза впали как у ребенка, который вечно недоедает. Руки с тонкими длинными пальцами. Как только он сорвал липкую ленту, я узнала его — именно он сидел за рулем «хундая» в то утро.
— Спасибо, спасибо, — твердил он между всхлипываниями с еле заметным французским акцентом.
Гаррисон все еще сидел на корточках и изучал взрывное устройство. Я подошла и тоже села на корточки рядом. В глазах Гаррисона зарождался немой вопрос.
— Что такое?
— Я мог бы перерезать любой из проводов и все равно обезвредил бы бомбу.
Он посмотрел на меня со странной смесью то ли страха, то ли восхищения, я сама не поняла точно.
— Это что-то значит? — уточнила я.
Гаррисон кивнул с серьезным видом.
— С нами играют. Мы примчались сюда по телефонному звонку, чтобы обнаружить бомбу, которая не взорвется. Но зачем заманивать нас сюда, если не собираешься убивать?
— Не знаю.
Я повернулась и осмотрела комнату. И тут в глаза мне бросились детали, которые я не успела воспринять до этого. На обоих матрасах спали. И в коробках одежды больше, чем гардероб одного человека. Рядом с одним из матрасов лежали штук пять порножурналов. Мисс Август украшала стену над подушками. Я подошла к Филиппу, забившемуся в угол, словно испуганное животное.
— Вы можете опознать того, кто это сделал?
В его глазах мелькнул страх. Он посмотрел на дверь, потом на окно в поисках выхода.
— Нет, нет, — сказал он, исступленно качая головой, хотя обманщик из него был никудышный.
— А для кого тогда второй матрас?
Его темные миндалевидные глаза прекратили бегать по комнате и замерли на мне.
— Он ночевал здесь, да? Вы знакомы.
Правда была написана на его лице. Филипп потупился.
— Я хотел быть американцем, — еле слышно прошептал он.
— Это он похитил мою дочь? — спросила я.
По мере того как до Филиппа доходил смысл сказанного, на его лице появилось выражение шока. Он слегка приоткрыл рот, словно ахнул. Ему не пришлось отвечать. И так было видно, что он ничего не знает.
Глаза Филиппа наполнились слезами. Если бы он был стеклянным, то разбился бы вдребезги об пол.
— Я просидел на этом стуле всю ночь и весь день… Весь день.
Пока мы ехали в Пасадену, Филипп сидел сзади, курил сигареты одну за другой и без умолку говорил, словно мы высвободили поток слов. Он живет в Америке уже два года по студенческой визе, учится в училище и хочет стать диджеем. Пока он ждал, когда же его возьмут на популярную радиостанцию, то разносил газеты, мыл тарелки и по субботам играл в футбол. Филипп был красивым, хотя внешность у него была довольно заурядная и не выдерживала конкуренции в Голливуде.
Он сказал, что человек, положивший ему бомбу на колени, отнял у него все, что имело хоть какое-то значение. Он потерял все свои документы, включая паспорт, разрешение на работу, письма из дома и автомобиль — тот самый белый «хундай», который, возможно, был связан с исчезновением моей дочери. Но одного взгляда в его испуганные глаза было достаточно, чтобы понять, что он потерял нечто большее, что не включишь в опись имущества.
