Михей Натан - Боги Абердина
— Это Эллен, — заявил Артур. — Я велел ей принести для вас подарок в честь возвращения домой.
Доктор улыбнулся и процитировал эпиграмму на латыни о том, как Ева принесла яблоко Адаму, и о том, что если женщина приносит подарки, то это обычно является предвестником неудачи.
Арт отправился к входной двери, а я целиком проглотил прюнель. Дэн убирал со стола вместе с Хауи, который насвистывал что-то себе под нос и нес тарелки в одной руке, что вызывало опасения за их сохранность. Затем внезапно потаились Артур с Эллен, Нил следовал сразу же за парой и тыкался им в ноги сзади. Я помахал рукой у рта, проверяя дыхание, а потом отругал себя за это. У меня был простой план — вести себя абсолютно нормально рядом с Эллен, может даже немного высокомерно или сдержанно. Обращать больше внимания на Артура, льстить ему, как только представится возможность, внимательно слушать, что он говорит, кивать и улыбаться, потом снова кивать и улыбаться… Но самое главное — больше никакого алкоголя.
Она выглядела великолепно в сером свитере с воротом-хомутом и в черных брюках. Светлые волосы свободно падали на спину и сами по себе вились на кончиках. Маленькая грудь прекрасно подчеркивалась облегающей одеждой, спину девушка держала прямо. Этот прямой, как стена, торс, незаметно переходил в талию. Эллен сбросила обувь и встала на цыпочки, чтобы поцеловать Арта. Я смотрел на изгиб ее белых стоп, на кожу, которая сморщилась на сгибе между пальцами и подъемом, на ее гладкие и чистые пятки, на ахиллесовы сухожилия, напоминающие тонкие струны, выходящие из тени с двух сторон. Я знал, какие ощущения вызовут ее стопы при прикосновении к моим. Холодая сухая кожа будет мягко тереться, напоминая кошачий язык.
Ее улыбка привела меня в ужас. У меня возникло ощущение, будто я никогда раньше, до этого момента не видел улыбки. «В сердце красоты лежит что-то бесчеловечное», — сказал Камю. «Как идеально подходит для этой минуты», — подумал я тогда. Человек понимал ужасы тщетности. Плоды наших надежд находятся в геометрической прогрессии к первоначальным мыслям. И я держался за крошечные кусочки надежды, что улыбка Эллен когда-нибудь будет равняться годам наших воспоминаний, связанных с изгибом идеального красного полумесяца — ее губ. Я надеялся, что она станет просто знакомой и не будет наводить ужас.
Внезапно она приблизилась. Арт плелся за ней. Я пришел в панику и потянулся за прюнелью.
— Привет, Эрик, — сказала Эллен, наклонилась и поцеловала меня в щеку. От нее пахло сливой. Или — прюнелью, я не знал. Я был очень пьян.
— Шоколадное печенье с орехами, ради всего святого! — объявил Артур, поднимая коробку с полуфабрикатами, чтобы я мог видеть. — Она принесла шоколадное печенье с орехами!
Девушка выхватила у него коробку.
— Я уже несколько недель не ходила в бакалею. Это все, что у меня стояло дома.
Она посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.
— Ну, тогда будем есть шоколадное печенье с орехами, — согласился Арт. — Я разведу камин.
Он окликнул художника, который вылетел из кухни с извечным стаканом в руке.
— Пошли за дровами, старина, — позвал Арт, хлопая пьяного приятеля по спине.
«Он зовет только его?» — подумал я.
Хауи зевнул и покачал головой:
— Там слишком холодно.
— Несчастный ребенок, — воскликнул Артур. — Пошли!
Эллен схватила меня за руку и потянула к кухне.
— Ты когда-нибудь что-то пек? Такой молодой парень! Ты только взгляни на свои руки!
Она перевернула мою ладонь и уставилась на нее, прищурившись, потом стала водить указательным пальцем по линиям. Ее волосы свисали опасно близко.
— Детская мягкость. Ни дня физической работы.
— Я вырос на ферме, — сказал я. Вторую руку я засунул в карман в отчаянной попытке прижать к ноге эрегированный член.
— Я думала, что ты вырос в Нью-Джерси, в Стултоне. Или это была сказка? Гениальный мальчик выбирается из городского ада. — Эллен рассмеялась и сжала мою руку между ладонями. Они были теплыми. — Давай займемся яичницей.
Хауи продолжал протестовать за нашими спинами, пока внезапно не воцарилось молчание. Арт рассмеялся, громко и дико.
— Ты будешь платить за химчистку, — заорал Хауи, глядя на свое зимнее пальто. Он вылил содержимое бокала на себя. В ответ на это Арт только ткнул пальцем и рассмеялся, согнувшись пополам. Нил завершил картину, подойдя к хозяину. Пес вылакал небольшую лужу спиртного, собравшуюся у ног Хауи.
Черная столешница оказалась уставленной кастрюлями, мисками и тарелками, плиту залили растительным и сливочным маслом. Очищенные креветки лежали в мойке. Я зачарованно уставился на них, пока Эллен не толкнула меня в бок и не положила три яйца мне в руку:
— Разбей их вон в ту миску.
Мы работали молча, а когда противень уже стоял в плите, девушка опустилась отдохнуть на табурет в нише для завтрака. Она потерла глаза, потом положила ногу на ногу и откинула волосы назад, одной рукой убирая упавшие на лоб пряди. Я продолжал стоять, пытаясь прийти в равновесие, опираясь о кухонный стол под опасным углом.
Надо было прилагать усилия, чтобы выглядеть вежливым и обходительным. Но я не мог не смотреть на нее.
Эллен рассмеялась.
— Пить ты не умеешь, верно?
Я покачал головой.
— У меня это ужасно получается, — пришлось мне выдавить из себя признание.
Она снова рассмеялась:
— Хорошенькое ты дельце выбрал, раз оно у тебя получилось ужасно.
Я кивнул, пытаясь распрямиться. Минуту мы молчали, потом слова все-таки стали вылетать у меня изо рта — правда, мучительно медленно.
— А сколько времени вы с Артом вместе?
Ее губы были слегка приоткрыты. Я видел кончик ее розового языка, спрятанный во рту.
— Несколько лет. Правда, «вместе» — это слишком туманное выражение. Нам правится общество друг друга, у нас отличные отношения, насколько я знаю. — Ее губы изогнулись в саркастической улыбке.
— О-о, — произнес я — больше ничего не мог придумать. — А ты учишься в Абердине?
— Я закончила в прошлом году, — сообщила Эллен. — А работаю помощницей вице-президента Фэрвичского коммерческого банка. Хауи говорит, что я отличная секретарша. Может, он и прав, но, по крайней мере, я независима финансово, чего нельзя сказать про него.
Мы поменялись местами. Я уселся на табурет, она встала и принялась убираться на кухне. Хотелось ей помочь, но у меня невероятно кружилась голова, немного мутило. Поэтому пришлось продолжать сидеть и надеяться, что она не посчитает меня шовинистом. Однако, похоже, это девушку не беспокоило.
Я слушал, как Эллен рассказывает про свою семью на Западе. Когда она открыла духовку, я почувствовал тепло на босых ногах. Ее голос звучал мягко и расслабленно. Такой тон уникален для женщин, занятых на кухне.
То, что она рассказывала, напоминало сюжет фильма. Ее отец был хирургом, специализирующимся на кистях рук, мать — бывшая мисс Теннеси. Они жили у океана, в высоком доме, на берегу залива Сан-Франциско. Детей четверо, Эллен — самая младшая и единственная дочь. Она вспомнила, как впервые купалась в море, как в семь лет ее обожгла медуза. Девушка заочно училась в Брук-колледже в Нью-Гэмпшире, но познакомилась с Артом в Нью-Йоркском университете во время курса лекций по итальянской археологии. Они оба были тогда первокурсниками. Артур жил вместе с ней летом на второй год знакомства, понравился ее родителям, но впал в депрессию. Он ненавидел океан, а работа в кафетерии положила конец идеалистической любви к пролетариату.
Она рассказала мне о первых впечатлениях от доктора Кейдом. Она увидела его впервые не в Абердине, а в Брук-колледже, во время первой недели занятий. Профессора пригласили прочесть лекцию о жизни в монастырях двенадцатого века. Эллен сказала, что во второй раз (теперь их свел Артур) доктор Кейд даже вспомнил, как ее зовут, хотя она не задала во время лекции ни одного вопроса и лишь представилась в конце занятия. Девушка убеждала меня, что Кейд — самый выдающийся человек, которого она когда-либо встречала. Затем она рассмеялась и добавила, что если Арт ее когда-нибудь бросит, то сделает это ради своего преподавателя.
В кухню ворвался Хауи, рыжие волосы падали на лоб так, словно он только что проснулся, глаза медного цвета налились кровью, были не сфокусированными и стеклянными. Он посмотрел на нас, переводя взгляд с меня на Эллен, потом хитро улыбнулся:
— Я чему-то помешал?
— Не будь идиотом, — нахмурилась девушка, подошла к духовке и заглянула сквозь стекло. — Печенье почти готово. Хочешь?
Он кивнул, схватил со стола открытую бутылку вина, налил в запачканный мукой мерный стакан, не обращая внимания на то, что часть темной жидкости пролилась на кухонный стол. Мука всплыла на поверхность и стала кружить в вине белой массой, но Хауи это проигнорировал. Я недоверчиво наблюдал, как он осушил стакан, затем вытер рукавом рот, прислонился к кухонному столу и уставился на меня.
