Джон Гришем - The Chamber. Камера
– Где ты получил образование?
– В юридической школе Мичигана. После Пеппердайна.
– Никогда не слышал о таком.
– Это в Калифорнии.
– Ты там вырос?
– Да.
– Сколько штатов не отказались еще от смертной казни?
– Тридцать восемь. Но в большинстве она не применяется. Практикуют ее главным образом на Юге: в Техасе, Флориде, Калифорнии.
– Чтоб ты знал: наши чуткие законодатели ввели кое-какие новшества. Теперь нас могут отправлять на тот свет смертельной инъекцией. Это считается более гуманным. Мило, да? Ко мне, правда, такая милость неприменима: приговор был вынесен годы назад. Что ж, придется нюхнуть газу.
– Может, и нет.
– Тебе двадцать шесть?
– Да.
– Родился в шестьдесят четвертом?
– Верно.
Достав очередную сигарету, Сэм постучал ею по столу.
– Где?
– В Мемфисе, – ответил Адам, не глядя на собеседника. – Ты не понимаешь, парень. Штату необходима новая жертва. Луизиана, Техас, Флорида – все они без колебаний избавляются от неугодных. Законопослушные жители Миссисипи недоумевают: почему наша уютная газовка пустует? Чем больше у нас совершается преступлений, тем громче люди требуют смертной казни. Нужно дать им почувствовать силу системы, стоящей на страже их собственных жизней. Перед выборами политики открыто обещают строить новые тюрьмы, выносить суровые приговоры и безжалостно расправляться с убийцами. Вот почему эти клоуны в Джексоне проголосовали за смертельную инъекцию. Обществу она представляется более человечной. Ясно?
Адам едва заметно кивнул.
– Время на них уже давит, а тут я подвернулся. Естественно, они будут нестись на всех парах. Их не остановишь.
– Но мы можем попробовать. Шансы остаются. Кэйхолл закурил, с присвистом выпустил тонкую струйку дыма и подался к зарешеченному окошку.
– Откуда в Калифорнии ты приехал?
– С юга. Из Лос-Анджелеса. – На мгновение взгляды их встретились, и Адам тут же отвел глаза в сторону.
– Твои родичи все еще там?
В груди внезапно похолодело. Сэм смотрел на него в упор.
– Мой отец мертв, – дрогнувшим голосом ответил Адам. Прошла минута, прежде чем Сэм откинулся на спинку стула и задал новый вопрос:
– А мать?
– Живет в Портленде. Со вторым мужем.
– Что с сестрой? Адам прикрыл глаза.
– Учится.
– Ее зовут Кармен, так? – мягко спросил Кэйхолл.
– Откуда вы знаете? – выдавил Адам.
Бросив дымившуюся сигарету на пол, Сэм приник к решетке.
– Зачем ты здесь? – Вопрос прозвучал неприязненно и твердо.
– Как вы узнали, что это я?
– По голосу. Он почти такой же, как у отца. Зачем ты здесь?
– Меня послал Эдди.
Два взгляда встретились вновь, однако теперь первым не выдержал Сэм. Упершись локтями в колени, он опустил голову. Время остановилось.
Правой рукой Кэйхолл прикрыл лицо.
ГЛАВА 10
До пенсии шестидесятитрехлетнему Филлипу Найфеху оставалось всего девятнадцать месяцев. Девятнадцать месяцев и четыре дня. Прослужив двадцать семь лет инспектором департамента исполнения наказаний штата Миссисипи, он пережил шесть губернаторов, армию административных чиновников, выиграл не менее тысячи предъявленных заключенными исков и видел столько казней, что предпочитал не вспоминать об их количестве.
Смотритель, как он привык называть себя сам (хотя официально такой должности в штате не существовало), был чистокровным ливанцем, чьи родители-иммигранты осели в Дельте еще в начале 20-х. Достаток семье обеспечила небольшая продуктовая лавка в Кларксдэйле, жители которого быстро воздали должное нарному искусству матери Филлипа. Особой популярностью пользовались приготовленные ею традиционные ливанские сладости. Окончив школу, мальчик поступил в колледж далеко от дома, образованным человеком вернулся и, по уже давно забытым причинам, избрал для себя ниву борьбы с преступностью.
Смертные приговоры он ненавидел. Он хорошо понимал потребность в них общества и мог без запинки перечислить многочисленные аргументы в их пользу. Казнь как средство устрашения. Ее посредством общество избавляет себя от убийц.
Она служит крайней, но пока еще явно необходимой мерой. Мера эта, упомянутая в Библии, утоляет жажду возмездия, дает выход справедливому гневу семьи и родственников жертвы. При необходимости Филлип Найфех сумел бы представить все эти доводы с убедительностью прокурора. В пару из них он готов был поверить.
Но как бы то ни было, бремя лишить человека жизни лежало на его плечах, и тяжкая эта обязанность вызывала в Филлипе отвращение. Именно он сопровождал приговоренного в “комнату сосредоточения”, как ее называли, где закон обязывал смертника провести свой последний час. Именно он раскрывал дверь находившейся напротив газовой камеры и убеждался в прочности ремней, которыми фиксировались ноги, руки и голова несчастного. Именно он двадцать два раза за двадцать семь лет произнес фразу: “Хотите что-нибудь сказать напоследок?” Затем, согласно инструкции, Филлип Найфех отдавал охране команду закрыть герметическую дверь. По его кивку оператор нажимал на красную кнопку, и в камеру устремлялся газ. У него на глазах менялись лица первых двух из казненных. Позже Филлип решил наблюдать за лицами свидетелей, что стояли перед стеклянной стеной в соседней комнате. Свидетелей он отбирал лично. Пункт за пунктом он выполнял официальное руководство по умерщвлению приговоренных: констатировал и объявлял смерть, выносил тело, опрыскивал его специальным аэрозолем, чтобы удалить из одежды остатки газа, и так далее.
Выступая как-то раз в Джексоне перед законодательной комиссией штата, Филлип поделился с аудиторией своими взглядами на смертную казнь. “Предлагаю идею получше, – взывал он к глухим. – Почему бы не оставить убийцу в одиночном заключении навеки, под усиленной охраной, исключив возможность побега или пересмотра приговора? Ведь в конце концов они все равно умрут – но не от руки государства!”
Слова эти, вынесенные в кричащие газетные заголовки, едва не стоили Филлипу работы.
Девятнадцать месяцев и четыре дня, думал он, ероша пальцами жесткую щетку седых волос и вчитываясь в постановление окружного суда. Сидевший напротив него у стола Лукас Манн терпеливо ждал.
– Четыре недели, – произнес Найфех и отодвинул документ в сторону. – У него еще осталась возможность подать апелляцию?
– Единственная и последняя, – ответил Манн.
– Когда пришла эта бумага?
– Сегодня утром. Сэм направит жалобу в Верховный суд, где ее скорее всего оставят без внимания. Возня продлится около недели.
– Что скажете, советник?
– Каждый из аргументов в пользу осужденного давно известен. Шансы, что казнь состоится через четыре недели, – пятьдесят на пятьдесят.
– Это много.
– Сдается, новой отсрочки уже не будет.
В нескончаемой круговерти рулетки, где ставкой является жизнь или смерть, пятидесятипроцентный шанс почти равнозначен абсолютному. Процесс вступит в очередную фазу, начнется проработка рутинных деталей. После долгих девяти с половиной лет четыре недели пролетят в мгновение ока.
– Ты уже говорил с Сэмом? – спросил Найфех.
– Очень кратко. Рано утром принес ему копию постановления.
– Вчера звонил Гудмэн, сказал, что направил сюда своего молодого сотрудника. Он еще не объявился?
– Я говорил с Гарнером и успел пообщаться с посланцем, Адамом Холлом. В данную минуту он беседует с Сэмом. Интересная должна быть беседа. Сэм – его дед.
– Его кто?
– Ты слышал. Сэм Кэйхолл – дед Адама Холла по отцовской линии. Вчера мои люди покопались в биографии внука и обнаружили пару неясных моментов. Я связался с отделением ФБР в Джексоне. Через два часа по факсу прислали самую подробную информацию. Сегодня утром у меня в кабинете он все признал. Не похоже, чтобы парень рассчитывал скрыть это.
– Но он носит другое имя.
– Долгая история. В последний раз дед и внук виделись, когда Адам был еще несмышленым ребенком. После ареста Сэма отец мальчишки перебрался на Запад. Менял имена, частенько оставался без работы, словом, вел жизнь настоящего неудачника. Покончил с собой в восемьдесят первом. Адам же с успехом окончил колледж, поступил в юридическую школу Мичигана, одну из лучших в стране, возглавил профессиональный журнал. Год назад он пришел на работу в “Крейвиц энд Бэйн”, а сегодня утром оказался здесь, у нас. Найфех покачал головой:
– Есть от чего прийти в восторг. Мало нас склоняет пресса? Мало дураков-репортеров, задающих дурацкие вопросы?
– Беседа-то все равно идет. Думаю, Сэм согласится, чтобы внук представлял его интересы. По крайней мере очень на это надеюсь. Мы пока ни разу не отправили на смерть заключенного, у которого бы не было адвоката.
– Следовало бы хоть однажды послать на смерть адвоката, без всяких заключенных, – с натянутой улыбкой проговорил Найфех.
