Джонатан Нэсоу - Двадцать семь костей

Апгард сел на стул напротив полицейских. Джулиан кивнул Пандеру.

— Мистер Апгард, вы не могли бы рассказать нам, где находились начиная с прошлой ночи? — начал Пандер.

— Что все это…

Пандер прервал его:

— Мистер Апгард, я не хочу показаться грубым, но нам необходимо это знать. Вы можете вспомнить, где вы были начиная с прошлой ночи?

— Да. — Теперь Апгард стал молчаливым — он не любил, когда его перебивали.

— Я слушаю вас.

— С чего начать?

— Скажем, с ужина.

— Я не ужинал.

— А ваша жена?

— А при чем тут Хоки…

— Я прошу вас, мистер Апгард.

— У повара был выходной. Я принес Хоки поднос с едой в спальню.

— Она плохо себя чувствовала?

— Почему бы вам не спросить…

— Мистер Апгард!

— Она… мы пытались зачать ребенка. Мы занимались любовью. Она осталась в постели. Лежала на спине. Вы понимаете? А теперь объясните мне, что, черт возьми, происходит?

Пандер проигнорировал эту вспышку гнева.

— Вы принесли жене ужин. Вы оставались с ней, пока она ела?

— Нет. Я отправился вниз, почитал газету, выпил. Возможно, даже слишком много, потому что уснул. А когда проснулся, вышел на улицу, чтобы проветриться, но на последней ступеньке споткнулся, упал и расшиб себе голову. — Апгард снял бирюзовую бейсболку, демонстрируя повязку с бурым пятном посередине — то ли от крови, то ли от йода. — Крови было столько, словно зарезали поросенка.

— Продолжайте, — сказал Пандер.

Апгард надел кепку.

— Я, наверное, на пару секунд потерял сознание, потом очнулся и увидел, что истекаю кровью. Я снял рубашку и приложил к ране, чтобы остановить кровь, потом вошел в дом и позвал снизу Хоки. Она спустилась и отвезла меня в больницу. Дежурный врач зашил рану и посоветовал мне остаться на ночь в больнице.

Утром я чувствовал себя хорошо, только небольшое головокружение. Я позвонил Хоки, чтобы она приехала забрать меня, но никто не ответил. Я решил, что она, наверное, в «Синей долине», тренируется перед турниром, и поэтому взял такси. Вернулся домой полтора часа назад, у меня был сеанс с доктором Воглером, а потом пришел Джонни и сказал, что приехала полиция. Ну а теперь вы объяснитесь.

— Еще немного. — Пандер оставался спокойным. — Давайте все по порядку. Вы упали, разбили голову. Жена отвезла вас в больницу. Кто-нибудь видел вас вместе?

— Все. Она была со мной, когда меня зашивали и все такое. Я чуть не упал в обморок, но она держалась молодцом. Она уехала, наверное, в полночь. Она бы осталась со мной, но в больнице не было свободных кроватей.

— Вы не покидали больницу ночью?

— Я даже с кровати не вставал. Меня заставляли пользоваться уткой.

— А с вами был кто-нибудь в ту ночь?

— Еще трое больных в палате. Один из них страдал бессонницей. И сестра, которая дежурила у двери. Теперь я начинаю понимать, агент Пандер: что бы вы ни пытались на меня навесить, если это случилось прошлой ночью, то вы не на того напали. Поэтому, если вы не возражаете…

Пандер посмотрел на Джулиана и пожал плечами. Трудно было представить себе более надежное алиби.

Апгард переводил взгляд с одного на другого.

— Шеф, я начинаю беспокоиться. Может, вы расскажете мне, что случилось?

— Льюис, боюсь, у меня для тебя плохие новости. Дело касается Хоки.

— Что случилось? Она попала в аварию? Где она? С ней все в порядке?

Джулиан рассказал Апгарду, что тело его жены было найдено в мельничной башне. Льюис закрыл лицо руками и стал всхлипывать. Коффи прошел по комнате, встал за его стулом и положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить. Он знал Льюиса еще с тех пор, когда все звали его Маленький Губ. Няня Льюиса — Шарлотта Куин — была родственницей его матери. Однажды Джулиан поднял двухлетнего Маленького Губа к себе на плечи, чтобы он мог видеть парад трех королей. Это было в январе 1971-го, за год до того, как Джулиан поступил в ФБР.

Прошло несколько минут, прежде чем Апгард успокоился. Когда он поднял голову, его глаза налились кровью, а голос был глухим.

— Шеф!

— Да, Льюис?

— Кто бы это ни сделал…

— Да?

— Я хочу своими глазами видеть, как его повесят.

— Думаю, мы сможем это устроить, сынок, — пообещал ему Джулиан. — Мы это непременно устроим.

Бывают моменты, когда кажется, что твоя душа уходит в пятки. Вернувшись вместе с Бенни из магазина и увидев припаркованную под американским лавром около дома полицейскую машину, Эмили почувствовала, что от страха у нее перехватило дыхание.

Но делать было нечего — пришлось встретиться с опасностью лицом к лицу. Эмили шепотом велела Бенни пройти через черный ход и взять мачете, а сама поднялась по ступенькам, нашептывая ниасианскую молитву: «Смотри за моим домом, смотри за моими свиньями», — и повернула налево. Входная дверь была открыта. Она увидела Фила — он стоял в прихожей и разговаривал с толстым черным мужчиной в дешевом костюме.

— А вот и она, — сказал Фил. — Детектив Гамильтон, это моя жена, доктор Эмили Эпп. Эм, это детектив Гамильтон. Он хотел узнать, не слышали ли мы чего-нибудь подозрительного прошлой ночью.

— Нет. Что-то случилось в Большом доме? Полицейские машины снуют под окнами целый день.

— Я не уполномочен говорить об этом, госпожа доктор.

Заметив Бенни, крадущегося на цыпочках в спальню, Эмили махнула ему рукой.

— Это наш слуга Бенни. Бенни, ты не видел и не слышал ничего необычного прошлой ночью?

Лишь Эмили заметила, как вспыхнули его глаза, когда он сказал «нет».

— Спасибо, Бенни. Что-нибудь еще, детектив Гамильтон? Не хочу показаться грубой, но нужно подготовиться к завтрашнему дню. Мы уезжаем в Сан-Хуан на ежегодную встречу Ассоциации антропологов и археологов США, которая проходит в эти выходные. Если, конечно, вы разрешите нам покинуть остров.

— Сколько времени вы планируете там пробыть?

— Мы вернемся не позже чем в воскресенье вечером.

— Тогда я не вижу никаких проблем, госпожа доктор.

— Я не вижу никакой разницы между головой и задницей, госпожа доктор, — передразнила Эмили детектива несколько минут спустя. — Тебе не показалось, что он был под мухой?

— Они всегда производят такое впечатление, — отозвался Фил. — Но некоторое время нам нужно побыть на виду.

— Что ты делал, когда он приехал?

— Печатал. Я так разволновался, что оставил рукопись на столе. Все время, что мы с ним говорили, я думал об одном: только бы он не стал осматривать комнату!

— Я же говорила, что неразумно все это описывать.

— Если быть точным, Цеп, то ты спросила меня, разумно ли писать об этом. Я сказал, что это очень важно. И до сих пор так считаю.

— Давай не будем испытывать судьбу — вот все, что я хочу сказать. Давай не будем испытывать судьбу.

— Согласен, — сказал Фил.

Именно так заканчивалось большинство их споров.

Комната Фила была обставлена по-спартански: односпальная кровать, письменный стол на колесиках, складной стул и карточный столик, где стояла машинка. Он взял отпечатанные страницы, чтобы посмотреть, насколько продвинулась его рукопись, перечитал последние записи, затем с отвращением смял лист, выбросил его, потом быстро вытащил из мусорной корзины и порвал на мелкие клочки. В который раз он добрался до сути дела, но не смог найти слов, чтобы описать ее. Писать о сексе было забавно, и он с замиранием сердца следил за тем, как развивался их ритуал в течение многих лет: ошибки, поврежденные легкие, ихеха, которые они упустили, блестящее предложение Бенни убивать жертвы, отрезая им правую руку; но слова, которыми можно было бы описать ощущения во время ритуала, никак не приходили на ум.

Фил вытащил из ведра еще один скомканный лист, перечитал и порвал на мельчайшие клочки. Вставляя очередной лист в добрый старый «Ремингтон», он опять подумал о том, что нужно купить уничтожитель для бумаг. Потом снова принялся печатать.

«Во многих отношениях объект X. подвел их переживания к кульминации. Все прошло идеально, включая последний удар. Б. прекрасно обращался с мачете, и они рассчитали все до мелочей. Объект почти не страдал, ее дух был необычайно сильным и трепетным для жительницы острова — без сомнения, причина крылась в ее молодости. Переход произошел гладко. Но суть передачи ихеха оставалась эмпирической, не поддающейся описанию и…»

Лист снова был выдернут из машинки, смят, извлечен из корзины и изорван в мелкие клочки.

В четверг днем все силы полицейского управления Сент-Люка были брошены на расследование. Сотрудники полиции ломали сахарный тростник вокруг холма, просеивали землю с пола мельницы, обыскивали машины Апгарда в поисках улик. Были сняты отпечатки пальцев с каждой двери, с каждого подоконника и с каждого предмета мебели в Большом доме; полицейские взяли мазки крови во дворе для идентификации (как и предполагалось, она принадлежала Льюису); досматривали личные вещи Хоки, опрашивали ее родных и друзей, составляя список возможных свидетелей.