Джефф Пови - Клуб серийных убийц

— Я займусь этим, ясно?

— Боюсь, этого недостаточно, мистер Кертис. У нас есть право знать, что здесь происходит.

— И когда я что-то узнаю, я тебе сразу скажу, блин. Ясно?

Я вопросительно смотрю на Бетти. Я не понимаю, почему Тони не рассказал им все.

Бетти пытается что-то объяснить мне знаками, но я уже и сам все понял.

Тони задумал подстроить ловушку.

У него есть какой-то план, и, как только ему подвернется случай, он приведет этот план в исполнение.

И приговор Киллеру, думаю, тоже.

Я поворачиваюсь к Тони, который задумчиво сморкается в уголок скатерти. Он заканчивает, выпускает из рук скатерть и смотрит на взволнованные лица членов клуба. Он ведет себя очень спокойно, никому не показывает, какой хитрый план у него в голове.

— И хватит жать на газ, ясно? А то все нервные какие-то стали…

— А чего ты ждал? — И снова Чак демонстрирует прежде неизвестные нам стороны своей натуры. — Куда они все подевались, а? Я имею в виду, кто-то же должен что-то знать?

Я уже начинаю задумываться, не трусит ли наш храбрый Чак.

Тони мрачно смотрит на него.

— Слушай, паникер, я же сказал, что занимаюсь этим.

Чак бросает на Тони кислый взгляд и снова глубоко затягивается сигаретой.

— Кто еще знает о клубе? Я лично думаю, кто-то кому-то что-то сказал — может, другу, — вот что я думаю. И кто-то прослышал о наших встречах и решил, что они ему не нравятся. Ни капельки. Кто-то проболтался — вот что могло случиться.

— Может, хватит психовать, Чак?-Тони протирает глаза, вытаскивает грязь из уголка одного из них и изучает ее несколько секунд.

А я не психую. — Паника Чака видна невооруженным глазом. — Я предлагаю свою теорию. Ясно? Это что, противозаконно? У меня есть теория, и я ее высказываю. И я требую, чтобы к моей теории отнеслись с уважением и вниманием, которых она заслуживает.

— Если не заткнешься, я тебе по губам надаю, — Тони рыгает, потом зевает и закрывает рот, предварительно сунув туда пригоршню салата с тарелки Бетти.

Чак отворачивается, он совершенно выведен из себя.

— А что случилось со свободой слова? Я думал, мы живем в демократическом обществе.

— Давайте оставим пока эту тему, мистер Норрис. Нам всем нужно немного успокоиться.

— Да-а… не стоит делать поспешных заключений. По крайней мере, пока. — Берт встревожен, но хорошо это скрывает, поэтому он медленно и успокаивающе кивает. Бетти тоже кивает, великодушно соглашаясь с ним, а я повторяю ее кивок, так что, когда Тони снова поднимает глаза, все собравшиеся за столом кивают. Он втягивает носом воздух, отхаркивает несъедобный кусочек салата и сплевывает его в платок, который сворачивает и кидает в ближайшую урну. Потом он коротко улыбается нам и склоняется к столу.

— Может, кто-нибудь хочет рассказать историю? Пора нам сменить тему.

Я замечаю, как глаза Берта вспыхивают и он начинает поднимать руку.

А я-то думал, что самое плохое сегодня уже позади.

— Берт… Судя по твоему виду, ты хочешь чем-то с нами поделиться.

— Будем надеяться, что не герпесом, — я смеюсь, хоть это и моя собственная шутка, и продолжаю смеяться, несмотря на угрюмые взгляды остальных членов. Я перестаю смеяться, только когда Берт повышает голос и перекрывает мой смех.

— Я всегда мечтал обрубить целое генеалогическое древо. Нечто вроде весенней обрезки веток… Я хотел обезглавить всех до одного представителей всех поколений… И потому взял телефонную книгу и стал искать по-настоящему редкую фамилию. Такую, какой вы никогда даже не слышали. И нашел я фамилию Гринфингер. Да, Гринфингер. Вы можете в это поверить? И я подумал, что будет не так уж трудно найти всех членов этой семьи, и плевать, где они живут, я отправлюсь даже на Марс, если понадобится.

Берт не забыл о своем триумфе в прошлый раз, но сегодня, хоть он и улыбается всем многозначительно, ему никто не отвечает. Сегодня он умрет лютой смертью комедианта, и я буду наслаждаться этим от всей души.

— Я нашел мистера и миссис Гринфингер в Майами — они держали что-то вроде рыбной лавки…

Сейчас уже никто не слушает — нависшее над нами облако напряжения заглушает все. Голос Берта замирает где-то вдали, и я смотрю на профиль Бетти. Очевидно, она видит, что я смотрю на нее, потому что она поворачивается, и наши глаза встречаются. В таком положении — молча глядя друг на друга — мы остаемся, кажется, целую вечность. Я тону в ее серо-голубых глазах, и ни на секунду у меня не возникает желания всплыть и подышать.

Позже в мужском туалете я не успеваю начать мочиться — появляется рыгающий Тони Кертис и становится рядом со мной. Выглядит он довольно уныло. Мой поток мочи немедленно замирает.

— Берт сегодня ничуть не смешнее, чем судорога мышцы сфинктера.

В соответствии с моим планом я вынужден соглашаться с любыми словами Тони.

— Точно… Если ты спросишь меня, я скажу, что он попросту надорвался в прошлый раз.

Тони заканчивает продолжительное и бурное мочеиспускание. Надеюсь, он не станет смотреть на меня и не увидит, что я попросту игриво держусь за собственный член. Я пытаюсь отвлечь Тони.

— Но ты-то уж, конечно, знаешь, почему он такой скучный сегодня, да? — Тони смотрит на меня и вопросительно поднимает брови. Я сказал это специально, потому что собираюсь остаться в живых, что бы там ни задумывал агент Вэйд.

— И чего это?

— Ну… вообще-то я не хочу ничего сказать…

— Нет, хочешь. — Тони крушит перед собой все преграды в исключительно бестактной и грубой манере. Меня всегда это в нем восхищало.

— Ну… только это между нами, хорошо? Но я думаю, что у нас в клубе появилась крыса.

В туалете становится смертельно тихо. Тони очень долго молчит, потом отряхивается и застегивает молнию. Вытирает руки о свою рубашку. Смотрит на меня и проводит рукой по рту, переваривая услышанные от меня собственные слова.

— Крыса, да?

— Да. Крыса.

Тони подозрительно оглядывается. Он все взвешивает, и я понимаю, что контакт состоялся.

— Ты закончил? — он машет рукой на писсуар.

— Ну… да, да… — Мой мочевой пузырь готов убить меня, когда я застегиваюсь. Я поворачиваюсь и иду мимо Тони к раковинам. Я начинаю мыть руки, чувствуя, что его взгляд сверлит мой затылок.

— И ты думаешь, эта… эта крыса испортила Берту представление? — Я поднимаю глаза и вижу в зеркале, что Тони внимательно смотрит на меня. Я моргаю, чувствуя, как накатывает волна тревоги. Но я никак это не показываю и киваю, медленно и очень значительно.

— Должно быть, так.

— С чего бы это?

Я делаю паузу и снова моргаю.

— Берт и есть крыса.

Сказав это, я чувствую, что напряжение слабеет. Пять секунд спустя я готов сам себя удавить. То, что я сейчас сказал, вполне может стать для меня смертным приговором. У меня нет доказательств, нет фотографий из ФБР, ничего нет. Только мое слово против слова Берта. Тони сохраняет спокойствие. Потом он делает два шага к кабинкам, открывает одну из дверей. Смотрит на меня, рыгает…

— Зайди ко мне в кабинет на минутку.

Не могу поверить, что в состоянии пошевелить хоть одним мускулом. Мне кажется, что за дверью кабинки — полная темнота, бесконечная ночь. Тони отходит в сторону, пропуская меня.

Как бы мне хотелось, чтобы все это было видеофильмом и я мог нажать на перемотку кассеты.

Каким-то образом мне удается заставить свои ноги двигаться. Но я словно окостенел, и пол, кажется, залит клеем. Дверь кабинки ждет меня, тьма зовет, и я знаю, что пути назад нет. Возможно, в первый раз в жизни мне удается пописать в чьем-то присутствии. Но это только от страха.

— Присаживайся, —Тони захлопывает за нами дверь кабинки и поворачивается ко мне. Кабинка, по-моему, в два раза меньше, чем я ее помню, его огромное тело нависает надо мной, гигантская голова наклоняется ко мне, темные, безжизненные глаза смотрят мне в самую душу.

Давай, садись, — Тони поднимает гигантскую ногу и опускает стульчак. Крышка громко хлопает, и я понимаю, что он хочет, чтобы я на нее сел. Я так и делаю, и, несмотря на то что на самом деле я уже почти покойник, я чувствую себя всего лишь чуточку глупо.

— Ты что, гомик, Джуниор? — не знаю, почему он спрашивает, каждому же ясно, что никакой я не гомик. — Заходишь в сортир с чужим человеком… — он сжимает огромный кулак, поднимает его и больно бьет меня по плечу. — Шутка.

Я смеюсь, как гиена. И это блестящий ход. Смех получается такой громкий, радостный и фальшивый, что даже мне самому делается противно, так я пресмыкаюсь перед ним. Но Тони тоже весело смеется и так наслаждается своей шуткой, что пукает. Я притворяюсь, что ничего не слышал, но на всякий случай закрываю рот, чтобы туда ничего не попало.

Тони прислоняется к двери кабинки.

— Итак… —Тони позволяет смеху смолкнуть.

— Итак… — эхом откликаюсь я, хоть и в половину меньшим резонансом.

— Берт крыса.

— Настоящий паразит.