Питер Бенчли - Бездна
– Вам нужна лицензия?
– Конечно, чтобы можно было нырять в район любого кораблекрушения. Лицензия действует в течение года. Мы могли бы сказать, что работаем с “Голиафом”, район которого открыт для всех, и не возиться с лицензией. Но я все же буду просить лицензию, чтобы все было по закону. Они еще никогда мне не отказывали. В лицензии нас оформят полноправными партнерами. Обычно лодка считается самостоятельным физическим лицом.
– А что это означает?
– Лодка считается владельцем акций, чтобы обеспечивать оборудование и ремонты, участвовать в обсуждениях в планировании затрат. Все такое. Но мы не будем на сей раз беспокоиться об этих вопросах. Мы обсудим лишь разделение затрат. Так что вы и ваша жена разделите свои расходы пополам или как вам это будет угодно. Все, что бы мы ни нашли, по закону принадлежит Бермудам, но до тех пор, пока у них нет оснований считать нас разбойниками, они не будут лезть в наши дела бесцеремонно. То, что захочет получить в свое владение Управление наследием исторических кораблекрушений на Бермудах, оно заставит нас предложить ему. Если там окажется что-нибудь, что они действительно страстно хотят получить, мы должны будем принять их предложение, которое определяется арбитром, назначенным – кем бы вы думали? – конечно, проклятым правительством. То, за что им не захочется платить, они вернут нам, и мы сможем распоряжаться этими вещами в свое удовольствие.
– Продать?
– Возможно. – Трис помолчал. – Но я должен сказать вам сейчас, даже если мы пока просто мечтаем, – именно тогда мы можем дойти до рукопашной.
Сандерс изумился.
– Из-за продажи?
– Именно. У нас с вами есть разница в целях. Мне не нужны деньги, а вас, как я представляю, они интересуют. Я забочусь о сохранении находок в первоначальном состоянии, а вы мало что знаете о том, как обращаться с объектами кораблекрушений.
Это замечание укололо Дэвида.
– Меня можно научить, – сказал он с некоторым вызовом.
– Может быть, – рассмеялся Трис. – Так или иначе, при нынешнем состоянии рынка, возможно, мы ничего не сможем продать. Подонки!
– Кто?
– В конце пятидесятых и начале шестидесятых люди находили массу вещей. Это когда я нашел свой первый корабль, а Вагнер – восемь кораблей 1715 года. Все хотели иметь испанское золото, поэтому несколько сукиных сынов поумнели и начали его подделывать. Это достаточно легко, а подделку трудно отличить. Возраст золота нельзя определить с помощью углеродного метода, а современная технология позволяет любому негодяю изготовить великолепную испанскую монету.
– А вы можете выявить подделку?
– Иногда, но это трудно. В прошлом году мне позвонили из Музея Форрестера. Профессор Пибоди хотел, чтобы я приехал и посмотрел кое-какие вещи. Он не сказал мне, в чем дело, но я догадался, что он почуял недоброе, иначе с чего бы он захотел оплатить мне весь путь до Делавэра. Я поглядел на монеты и, черт меня подери, не нашел в них ничего сомнительного. Но я знал, что-то должно быть не так. Я засел в комнате, глядя на проклятые монеты, и так провел целую неделю. Они были безупречны! Я начал говорить с собой, спорить с собой по поводу каждого штриха на каждой монете. И наконец нашел ответ. На всех монетах была буква “Р”. Это была марка изготовления, она означала, что они были отчеканены в Потоси в Перу. Сейчас это Боливия. А на одной из монет я обнаружил дату: “1621”. Вот и все...
– Что “все”?
– Завод в Потоси не выпустил ни одной золотой монеты до конца 1650-х. Мы схватили негодяя за руку, прямо на месте преступления, можно сказать. Оказалось, что он тратил тысячи долларов, покупая золото в Европе и отливая монеты.
– Для чего?
– От продажи подлинного испанского золота можно получить неплохую прибыль. Хороший королевский дублон может быть оценен в пять тысяч долларов. У меня был брусок, всего сорок восемь унций золота – даже по двести долларов за унцию это меньше, чем десять тысяч, а мне предложили за него сорок тысяч. Но у этого парня была работа посложнее. Он подделывал монеты, чтобы убедить людей, что он нашел остатки кораблекрушения, которое долго разыскивал: “Сан-Диего”, затонувшего в 1580-е годы. Он убедил в этом нескольких людей и вытягивал из них деньги для своей корпорации. Он называл ее “Дублоны, Инкорпорейтед”. Думаю, что его в конце концов поймали на мошенничестве.
– Его монеты были пущены в обращение?
– Вот здесь и зарыта собака. Никто не может быть ни в чем уверен. Но даже если его монеты и не были в денежном обращении, мог объявиться кто-то другой и с еще лучшими монетами. Сейчас нельзя даже надеяться продать монету или золотой брусок, не получив на них документы из Смитсоновского института и каждого агентства, какие существуют по этим вопросам в мире. Я видел на аукционах монеты, которые не могли стоить более пятнадцати долларов. Они сделаны на Филиппинах. Сожмите такую монету посильнее, и вы сотрете с нее дату изготовления. Пробиться стало настолько трудно, что некоторые парни – прямые, честные парни, владеющие подлинными вещами, вынуждены продавать испанские монеты дантистам, которые расплавляют их для изготовления пломб. Монеты трехсотлетней, четырехсотлетней давности, источающие аромат истории, находят место в дырявом зубе какой-нибудь пожилой леди.
– А что мы можем сделать с тем, что найдем?
Трис рассмеялся.
– Если найдем, – сказал он. – Бог знает. Есть одна хорошая вещь, однако. Похоже, на этом корабле могут находиться не только монеты, а еще и ювелирные изделия, по крайней мере некоторое количество. До сих пор подделок ювелирных изделий было не так уж много.
Он вынул медальон из своего водолазного костюма и стал рассматривать его в мутном свете нактоуза.
– Индейцы говорят: “Золото – это бог испанцев”. Оно развратило индейцев, развратило испанцев и, похоже, будет продолжать развращать людей до самого конца света.
* * *Поздно вечером, уже после одиннадцати, Трис направил “Корсар” в пещеру под маяком Сент-Дэвидс. Тусклый свет низкой луны освещал шаткий пирс, на котором никого не было. Две другие лодки Триса, плоскодонка и “Бостонский китобой”, тихо покачивались на своих швартовах.
Они быстро привязали “Корсар”, убрали снаряжение и прошли до конца пирса. Первые несколько ярдов земляной тропки, ведущей на холм, просматривались в лунном свете. Затем тропинка свернула налево и исчезла в темных кустах.
– Это местечко чертовски подходит, чтобы напасть на кого-нибудь, – сказал Сандерс, защищая руками лицо от ломающихся прутьев.
– Для кого-то достаточно глупого, чтобы сделать такую попытку, – возразил Трис.
Сандерс внезапно ощутил приступ раздражения против несокрушимой веры Триса в собственную защищенность.
– Вы что, пуленепробиваемый?
– Никогда и не помышлял такого о себе. Но обо мне здесь ходит легенда. Многие здешние верят, что, если кто-нибудь нападет на меня, он не проживет и дня. Хороший миф, можно было бы его расклеить, как афиши.
Они добрались до вершины холма и подошли к деревянной ограде дома Триса. Собака, вполне оправившаяся от нападения, уже перескочила ограду и что-то обнюхивала на первой ступеньке крыльца.
– Завтра? – спросил Сандерс.
– Я буду рыться в бумагах целый день.
– Позвонить вам от Кевина?
– Как хотите. Или приходите, если испытываете любопытство и пожелаете увидеть, как захватывающе интересно копаться в пыльных бумагах в поисках инициалов. – Трис открыл калитку и ступил во двор. – Так или иначе, мы завтра поговорим.
Он пошел к передней двери дома.
Сандерс снял навесной замок с переднего колеса своего мопеда. Как и все мопеды, сдаваемые напрокат туристам, его машина не имела автоматического стартера, переключателя скоростей, и ее максимальная скорость не превышала двадцати миль в час. Он сел на сиденье, повернул на пол-оборота рукоятку газа и надавил на педали.
Мопед медленно сдвинулся с места; мотор чихнул дважды и завелся.
Тут он услышал оклик Триса:
– Эй!
Сандерс уменьшил газ и проехал на педалях по малому кругу обратно к калитке.
– Взгляните на это.
Трис что-то держал в руке. Это была бутылка из-под колы, в нее было вставлено белое перо.
– Что это такое?
– Чертова чепуха. Наверно, чтобы испугать меня, хотя, честно сказать, не представляю, как может подействовать их вуду на индейца-могиканина, прошедшего полный курс обучения в шотландской пресвитерианской школе. – Трис оглядел густой кустарник, окружающий его двор. – Но я порадую их: они заработали лишние баллы, даже просто пробравшись сюда.
Он покачал бутылку, затем со злостью подбросил ее высоко в воздух. Бутылка, вращаясь, ловила лучи света и разбивала их на сверкающие зеленые и желтые искры, а затем упала где-то за холмом.
* * *Фонарь мопеда Сандерса давал слабый свет, его едва хватало, чтобы осветить люки на дороге Сент-Дэвидс. Он ехал медленно, скорее ощущая дорогу, чем видя ее. У основания невысокого холма дорога резко свернула вправо. Сандерс затормозил на спуске с холма, и к тому времени, когда он спустился, мопед двигался столь медленно, что даже шатался. Дорога пошла вверх. Он прибавил газу и помогал себе педалями, но не мог набрать необходимую скорость. Мопед наклонился. Сандерс слез с седла и начал толкать машину по холму вверх, помогая себе резкими подачами газа рукой.
