Гордон Томас - Охотники за человеческими органами
— Что сказал вам американский кардиолог на самолете? — спросил доктор Грубер, подходя к постели пациента.
Фогель нахмурился.
— Кажется, он больше привык иметь дело с детьми. Вы же знаете этих американцев.
Грубер не стал ни подтверждать, ни отрицать, что знает.
— Он что-нибудь говорил вам относительно продолжительности вашей жизни?
Фогель нахмурился еще сильнее.
— Он сказал, что мне не о чем беспокоиться. А насчет продолжительности моей жизни… Нет, об этом ничего не говорил. Почему вы спрашиваете?
В каждом подобном случае настает момент, когда нужно произнести главную речь. И доктор Грубер всегда умел сделать так, чтобы одна и та же речь каждый раз казалась экспромтом.
— Все мы смертны, герр Фогель. Но некоторые из нас ближе к смерти, чем остальные. Обычно мы до самого последнего момента не знаем этого. А порой не знаем даже в последний момент. И, ничего не подозревая, умираем во сне. Те, кому повезет больше, умирают в страстных объятиях. Самым везучим дается предостережение. Вы, герр Фогель, один из самых везучих.
— К чему это вы клоните? — спросил Фогель с напускной дерзостью.
Доктор Грубер ответил ему улыбкой, ясно говорящей, что он не видит необходимости в таком вопросе.
— Вам нужно новое сердце, герр Фогель.
Главные слова произнесены, теперь режиссер призывает оратора к молчанию. Он наблюдал, как Фогель уходит в себя, глаза его мутнеют и теряют всякое выражение.
Фогель закрыл глаза и снова очутился в той комнате на Вильгельмштрассе в Восточном Берлине, в сером безликом здании, где располагался отдел внутренней безопасности Штази. Было уже далеко за полдень, когда его провели в кабинет шефа. Он был раздосадован тем, что его вызвали сюда, вынудив отменить встречу с поляками, и так прямо это и высказал. Шеф успокоил его, заверив, что дело не займет много времени — нужно только просмотреть один фильм. Служащий задернул занавески и включил видео.
Мгновение спустя, когда до него дошло, что́ он смотрит, он уже сидел, закрыв лицо ладонями, и что-то бормотал сквозь пальцы, пытаясь как-то оправдаться. Шеф наклонился к нему и, положив руку на плечо, заставил замолчать.
— Просто смотрите на экран, Фогель.
И он так и сделал, смотря кадр за кадром, где растущее беспокойство в глазах маленькой девочки превращалось в панический ужас, когда он выходил из-за камеры и сначала насиловал ее, а потом небрежно тянулся за подушкой и душил до смерти.
Когда фильм кончился, шеф торопливо и равнодушно пожал плечами.
— Как я понимаю, она была цыганкой. Болгарка. Еще были русские, чешки, хорватки, польки — да-да, даже русский ребенок. Бог знает, как вам удалось привезти ее из Москвы. У нас есть все видеозаписи. Можете просмотреть их, если хотите, но они почти одинаковые. Хотя, я уверен, вы и сами это знаете.
— Чего вы хотите?
— Давайте постараемся взглянуть на это более разумно. Мы вовсе не желаем только получать и ничего не давать вам взамен. Давайте рассматривать это как партнерство… — И шеф хищно улыбнулся.
По указке шефа он дистанцировался от официальной политики Министерства финансов, чтобы стать таким банкиром, которому доверяли бы и на западе, и в Москве. Многое из того, что он узнал, удивило его; обо всем он докладывал шефу. Взамен тот снабжал Фогеля детьми.
Фогель раскрыл глаза, чувствуя охватывающий его панический страх, совсем как в последние месяцы режима, перед тем как во всем признаться Кранскому. Русский обещал навести справки, и когда они встретились в следующий раз, успокоил его: Штази уничтожила пленки. Каким же ослом он был, поверив в это! Кто-то из прошлого собирался шантажировать его, угрожая разрушить все, чего он достиг в своей новой жизни. Это не мог быть шеф Штази. Он был мертв. Но кто?
Не знать, сумел ли Кранский выяснить это — и чего они потребуют за возврат пленок — было почти так же страшно, как не понимать, к чему клонит Грубер.
— Что вы хотите этим сказать — новое сердце? — в конце концов спросил Фогель.
— Я говорю о пересадке, — мягко ответил доктор Грубер.
Фогель уставился на него с отвисшей челюстью, совершенно сбитый с толку. Он что, оглох? Спятил? О чем это болтает Грубер? Пересадка? Сколько времени нужно новому сердцу, чтобы прижиться? Он может застрять на несколько недель. Может быть, даже месяцев! И что тогда делать с Кранским? Что будет с негативами? Со всем его будущим?
— Вы уверены, что это необходимо? — спросил он.
Доктор Грубер взял с постели один из факсов и посмотрел на колонки цифр. Пересчет миллиардов немецких марок в десятки миллиардов русских рублей.
— Могу я начертить здесь? — Голос его звучал примирительно. Сначала плохие новости, потом — хорошие.
— Да. — У Финкеля есть копия счета перевода в Москву.
Положив листок на историю болезни, доктор Грубер принялся набрасывать рисунок. Закончив, он объяснил некоторые детали небрежного наброска сердца.
— Главные артерии, ведущие к вашему сердцу, забились осадками кровяного потока. Сигаретным дымом, алкоголем, всей той жирной пищей, которую вы так любите…
— Американец уже говорил мне все это! — грубо оборвал Фогель.
Доктор Грубер сделал вид, что не расслышал.
— Приток крови к вашему сердцу очень слаб. Но дело не только в артериях. Сама сердечная мышца уже изношена. Ваш случай просто классический для трансплантации.
— Я хотел бы выслушать не только ваше мнение, — сказал Фогель.
Доктор Грубер и глазом не моргнул.
— У меня уже есть два других. Профессора Лэтхема в Лондоне и доктора Морелла в Нью-Йорке. В нашей области они — лучшие. Я отправил им по факсу компьютерное изображение вашего сердца. Они согласны с моим диагнозом.
— И ваш прогноз?
Доктор Грубер окинул своего пациента профессиональным взглядом. Фогель выглядел как книжный червь, заботящийся о своем теле.
— Вы еще молоды и, если не считать сердца, в хорошем физическом состоянии. Обычно я даю года четыре, может быть, пять, но в вашем случае могу быть более оптимистичным. Думаю, с новым сердцем вы вполне можете рассчитывать по крайней мере лет на десять, а может, и больше.
С глаз Фогеля спала пелена.
— Очень хорошо. Как скоро вы можете сделать эту пересадку?
Доктор взглянул на Фогеля: да, этот сделан из стали. Никакого страха, никаких эмоций, сразу принял решение.
— В идеале прямо сейчас. Но нам, вероятно, потребуется месяц, чтобы найти сердце для замены. И в лучшие времена доноров всегда не хватает. Никто точно не знает причины, но за последний год это стало обычным делом в Европе. Количество обладателей донорской карточки сократилось. А родственники не желают давать разрешение на удаление органов у усопших близких. Старые предрассудки живучи.
— Посвятите меня в детали, доктор. Где я могу достать сердце? Деньги — не проблема. Банк заплатит.
Врач мрачно кивнул.
— Меня уже поставили в известность. Но вопрос не в деньгах — дело лишь в подходящем сердце. Я уже дал знать всем донорским организациям в Европе и Британии.
— А как насчет других мест?
— Мы ищем и там тоже. Но нехватка ощущается везде. Постарайтесь набраться терпения. У нас мало времени.
Фогель издал слабый безрадостный смешок.
— И вы хотите, чтобы я провел его здесь? Валяясь в постели, пока вы с вашей командой будете ждать телефонного звонка? Так?
Прежде чем ответить, доктор Грубер смял листок со своим наброском и положил на место историю болезни.
— В идеале, конечно, будет лучше, если вы останетесь здесь, герр Фогель. Но, как мне уже сказал канцлер и как вы сами продемонстрировали, вы — не обычный пациент.
— Ну и? — Фогель смотрел на него, как хищник, готовый к атаке.
— В вашем случае я бы сделал такое клиническое заключение: риск будет одинаков и в том случае, если останетесь здесь, и если вы будете продолжать вести свой обычный образ жизни, ожидая нового сердца. Я считаю, что вы один из тех редких людей, которым последний вариант на самом деле идет на пользу.
Хищный огонек потух в глазах Фогеля. Уголки губ доктора Грубера тронула тень улыбки.
— Я предлагаю следующее. Мы прилагаем все усилия к тому, чтобы найти для вас сердце. Вы тем временем можете выписаться и приступить к своим обязанностям. Естественно, я буду постоянно держать вас в курсе наших поисков.
Фогель потянулся к листку бумаги для факса, быстро написал на нем что-то и протянул Груберу.
— Вот номер телефона, по которому вы всегда можете связаться со мной в любое время суток.
Доктор Грубер сунул листок в карман длинного белого халата.
— Когда я могу уехать? — требовательно спросил Фогель.
— Ваш шофер ждет вас внизу, — произнес Грубер все таким же ровным голосом.
Он вышел из комнаты, чтобы сделать первый из двух важных телефонных звонков. После хороших новостей для Дитера Фогеля опять наступит черед плохих. Но в конце концов он ведь всего лишь обычный смертный — ничего больше.
