Дэн Уэллс - Мистер Монстр

— Конечно, — сказала она, — вскоре выяснилось, что я едва избежала катастрофы. Сестра, которой пренебрегли, быстро стала опорой для сестры, которая вроде бы получила все, что хотела. Вот, пожалуй, единственный позитивный момент: если бы твой отец действительно оказался тем человеком, которым мы его считали, я, возможно, уехала бы на все четыре стороны и никогда не простила бы Эйприл, что она его увела.

Она задержала на мне взгляд и покачала головой:

— Я не должна плохо говорить об отце в твоем присутствии.

— Что? Ты думаешь, я не замечал, какой он клоун?

— Знаю, замечал, — вздохнула она. — Жаль, что все так получилось.

— Так ты мне советуешь пригласить на свидание Брук, потому что веришь в мечтательную юношескую любовь или потому что хочешь жить отношениями других людей?

Брови Маргарет взметнулись, и она рассмеялась:

— Вот почему твоя мать сходит с ума. Что делать с человеком, который заслуживает одновременно трепки и поцелуя?

— Она просто меня избаловала.

— Компьютер свободен, — объявила мама, входя в комнату. — О чем вы тут говорите?

— Ни о чем, — ответила Маргарет, поворачиваясь к телевизору.

Я извинился и выскользнул из комнаты.

Ничего определенного я не нашел, но узнал достаточно, чтобы понять: лак для ногтей сотрется за восемь месяцев. Если предположить, что Джанеллу Уиллис все это время держали в заточении, связанную по рукам и ногам, то убийца по какой-то причине счел нужным красить ей ногти. Что творится в голове у этого парня?

Мне необходимо было увидеть тело. Я почистил историю поисков в браузере и заперся у себя, уставившись в стену и перебирая все воспоминания о трупе. Убийца преследовал меня, посылал сигналы, но чего он добивался? Если он знал, кто я, почему просто не пришел за мной? Или все-таки не знал и таким образом устраивал мне испытание — проверял, как я отреагирую, выманивал меня. Возможно, ждал ответа.

Джон никогда бы ему не ответил в отличие от мистера Монстра, а он-то и нужен был убийце. Именно мистер Монстр убил демона, именно ему каждую ночь снились новые жертвы. Именно мистер Монстр хотел отправить послание убийце, хотя до сего дня мне удавалось его сдерживать.

Когда убийца все же сделает ход, кого он обнаружит — Джона или мистера Монстра?

Глава 11

Я в подземелье прибивал кого-то гвоздями к толстой доске, когда зазвонил телефон. Я открыл глаза и сел на кровати, слыша шаги мамы, которая шла к сотовому. Было пять утра. Я проспал почти два часа.

— Слушаю, — сказала она.

Голос ее звучал приглушенно, но столь ранний звонок означал только одно: коронер вез труп, которым срочно нужно было заняться. Возможно, днем его собирались отправить родственникам. Я поднялся и надел рубашку.

— Пока.

Я услышал щелчок — это мама захлопнула раскладной телефон, потом заскрипел пол. По шагам я понял, что она вышла в коридор. Мгновение спустя она открыла мою дверь:

— Просыпайся, Джон, нужно… ой. Ты вообще спишь когда-нибудь?

— Рон звонил? — спросил я, натягивая носки.

— Да, они везут… откуда ты знаешь?

— Я гений, — ответил я. — Наверное, нужно сообщить Маргарет, раз такая спешка.

Она несколько секунд смотрела на меня, потом открыла телефон.

— Иди поешь, — сказала она, возвращаясь к себе. — И перестань все знать.

Через полчаса подъехал Рон на фургоне коронера, а с ним двое полицейских. Я оставался наверху, наблюдая через окно, как мама встретила их у задней двери и они занесли тело внутрь.

Когда появилась Маргарет, фургон уже уезжал, и мы все собрались внизу, чтобы надеть маски и фартуки. Мама перебирала бумаги.

— Все части тела на месте, — сообщила она.

После опыта прошлой осени мы привыкли проверять это до начала работы.

— Они провели полную аутопсию, сложили органы в мешок и зашили ее.

Она отложила документы.

— Ненавижу это.

— Сэкономим на полостном бальзамировании, — сказала Маргарет, открывая дверь.

При полостном бальзамировании использовался троакар для отсасывания всякой гадости из внутренних органов и закачивания бальзамирующей жидкости, но в случае аутопсии с удалением органов, как сегодня, Маргарет могла заниматься этим отдельно в углу комнаты, пока мы с мамой делали артериальное бальзами-рование. Трудность, правда, состояла в том, что бальзамировать тело без органов все равно что набирать воду решетом: слишком большое число сосудов повреждено и жидкость постоянно вытекает. Приходилось бальзамировать отдельными участками, четырьмя, а то и больше.

Тело, все еще в мешке, лежало на металлическом столе. Я быстро вымыл руки, надел одноразовые перчатки и расстегнул молнию на мешке. Коронер из соображений приличия обмотал жертву полотенцами, которые обычно впитывали кровь, вытекавшую во время перевозки, но в этом теле крови почти не осталось. Оно было белым и пустым, словно кукольным.

— Возьми ее под голову, — сказала мама, подводя одну руку под затылок женщины, а другую под ноги.

Я подхватил голову и плечи, и мы по команде приподняли ее, а Маргарет вытащила мешок. Мы положили тело на стол, и мама стала снимать полотенца.

— Закрой глаза, — велела она.

Я закрыл, покорно дожидаясь, когда она сложит полотенца в биологически безопасный мешок и накроет свежими грудь и пах. Я не открывал глаза, пока она не разрешила.

Корпус женщины был вскрыт Y-образным рассечением: два разреза от плеч до грудины и один от грудины до паха. Верхнюю половину зашили, но нижнюю оставили, и внутри виднелся ярко-оранжевый мешок. Маргарет осторожно вытащила из брюшной полости тяжелый мешок, поставила на металлическую тележку и откатила к боковому столу у насоса с троакаром. Мама протянула мне теплую влажную тряпку и баллончик с обеззараживающей жидкостью, и мы принялись обрабатывать поверхность тела.

Обычно бальзамирование успокаивало меня, но на сей раз постоянно возникали какие-то мелкие детали, которые портили настроение. Например, ее запястья — покраснение исчезло, потому что в тканях не осталось крови, но они явно выглядели поврежденными. Они были связаны — и очень туго — в течение какого-то времени, местами кожа вообще отсутствовала, обнажая мышцы. Я представил это тело живым, представил, как женщина отчаянно пытается вырваться из пут. Она вертится, извивается, не обращая внимания на боль от вонзающихся в кожу веревок. Но не может освободиться.

Я вспомнил озеро, спокойное и пустынное, и отбросил мысль о борьбе.

«Я только обмываю ее, не больше и не меньше. Вот сюда еще нужно брызнуть и легонько потереть. Все спокойно. Все в порядке».

Кожа была гладкая, но повсюду виднелись порезы, струпья, волдыри. На вымытом теле это становилось гораздо заметнее, чем тогда, в озере; теперь я понимал, что вся жертва покрыта ранами, как жуткой россыпью конфетти. Чем их нанесли? Волдыри — явные последствия ожогов, места, где кожа вздулась и опухла, как хот-дог на гриле. Я прикоснулся к одному из них, ощущая шероховатую поверхность. Центр волдыря затвердел так, словно это мозоль или его жгли сильнее, чем по краям. Кто-то намеренно прикладывал раскаленный предмет к ее коже, снова и снова, в разных местах.

Кто-то мучил ее.

Теперь происхождение этих порезов и царапин, прежде казавшихся такими странными, становилось понятнее — она не сама поранилась, спасаясь бегством по лесу или пробираясь через густой кустарник, ее целенаправленно кололи и резали бессчетное число раз. По образовавшейся на некоторых ранах корочке я понял, что это длилось какое-то время; я посмотрел внимательнее, нет ли затянувшихся порезов, и нашел в разных местах несколько тонких белых шрамов. Чем нанесены эти маленькие ранки? Опасная бритва оставила бы длинный порез, если только не действовать очень аккуратно. Но я видел короткие шрамы, такие, будто ее кололи. Я поставил баллончик и тщательно обследовал одну из недавних ранок, раздвинув пальцами. Она была неглубокой. Я обследовал другую — крохотное отверстие на бедре. Оно оказалось глубоким и узким, как дырка от гвоздя. Я погрузился в воспоминания об утреннем сне, полном женских криков, и представил, чем бы воспользовался я: здесь гвоздем, здесь отверткой, здесь ножницами. Расположение ран выглядело беспорядочным, но какая-то система все же прослеживалась — разум, руководивший этими действиями, проверял разные инструменты, изучал, какой эффект они произведут. Вызывает ли гвоздь, загнанный в бедро, такой же крик, как и гвоздь, загнанный в плечо? Как гвоздь, загнанный в живот? Чего жертва будет бояться больше, когда ты придешь во второй раз, — раны, пронзающей мышцу, орган или кость?

— Джон?

Я поднял глаза. На меня смотрела мама.

— А?

— Ты в порядке?

Под хирургической маской я не разбирал выражения ее лица, но глаза казались темными, прищуренными, в уголках появились морщинки. Она была озабочена.