Джон Вердон - Загадай число
— Детектив Гурни?
— Я в отставке, — ответил Гурни.
— Неужели? — переспросил Том Круз, не выражая никакого интереса. — Должно быть, это приятно. Идемте за мной.
Гурни шел следом за ним по тропинке, которая огибала главное здание и вела к малому особняку, и думал, до чего же несколько сантиметров снега видоизменили эти места. Все превратилось в простой холст, без лишних деталей. Казалось, что ступаешь по только что созданной планете, и этот образ — нового нетронутого мира — резко контрастировал с кровавой реальностью. Они обошли старый георгианский особняк, где Меллери жил, и остановились у засыпанной снегом террасы, где он умер.
Место его гибели было хорошо заметно. В снегу еще сохранялся отпечаток тела. Там, где лежали голова и плечи, расплылось огромное кровавое пятно. Гурни не в первый раз видел это кричащее сочетание ярко-красного с ослепительно-белым. Он был новичком в полиции и дежурил на Рождество, когда один пьющий коп, которого жена не пустила домой на праздники, выстрелил себе в сердце, сидя на заснеженном берегу реки.
Гурни прогнал от себя это воспоминание и сосредоточился на том, что открылось его взору.
Криминалист сидел на корточках возле следов на снегу, идущих к кровавому пятну, и чем-то их сбрызгивал. Гурни не смог разглядеть на канистре надпись с указанием химиката, но предположил, что это специальный воск, закрепляющий форму следов, чтобы с них можно было сделать слепки. Это была чрезвычайно трудоемкая задача, зато такие следы могли на многое пролить свет. Гурни не в первый раз наблюдал за работой специалиста по отпечаткам, но снова поймал себя на восхищении.
Большая часть террасы была перетянута желтой полицейской лентой, тянувшейся до заднего входа в дом. Лента также тянулась по обе стороны от следов в снегу, идущих от большого сарая рядом с домом к кровавому пятну и дальше, в сторону леса.
Задняя дверь в дом была открыта. На пороге стоял полицейский из группы расследования и рассматривал вид на террасу от входа. Гурни отлично понимал, чем он занят. На месте преступления много времени уходит на то, чтобы вжиться в него, попытаться представить, что видела жертва в свои последние минуты. Существуют четкие, хорошо проработанные правила для обнаружения и сбора улик — крови, оружия, отпечатков пальцев, следов, волос, фрагментов ткани, засохшей краски, образцов земли или растений и так далее, — но проблемы восстановления общей картины они не решают. Иными словами, нужно допускать разные варианты того, что именно, где и как произошло, потому что слишком поспешно сделанные выводы заставляют пропустить улики, которые не вписываются в первоначальную версию. В то же время важно иметь хотя бы приблизительную гипотезу, чтобы поиски происходили системно. Можно совершить массу досадных ошибок, поторопившись с выводами о сценарии преступления, а можно потратить кучу драгоценного времени и сил, исследуя квадратный метр по миллиметру в поисках неизвестно чего.
Хорошие детективы, к которым, как показалось Гурни, относился и тот, что стоял сейчас в дверях дома Меллери, поступали так: переключались с дедуктивного метода на индуктивный, и обратно. Что я здесь вижу и о какой последовательности событий говорит мне эта картина? И если результат правдоподобен, какие дополнительные улики мне нужно найти и где их искать?
Ключом к успеху, по опыту Гурни, был правильный баланс между наблюдательностью и интуицией. Главной опасностью тут было тщеславие. Старший детектив, который не торопится с рабочей версией, может потерять драгоценное время и вовремя не направить группу расследования в нужном направлении, однако детектив, который с первого взгляда заявляет, будто знает, что произошло в забрызганной кровью комнате, и выстраивает расследование в пользу собственной правоты, причиняет куда больше проблем, которые далеко не ограничиваются потерянным временем.
Гурни было интересно, какой подход преобладает в текущей ситуации.
По ту сторону желтой ленты, недалеко от кровавого пятна, Джек Хардвик инструктировал двух серьезного вида молодых людей, один из которых был подражатель Тома Круза, а другой казался его братом-близнецом. За девять лет, прошедшие с их последней встречи по делу Пиггерта, Хардвик постарел на все восемнадцать. Лицо стало краснее и шире, волосы поредели, в голосе появилась характерная хрипотца от избытка курева и текилы.
— Здесь двадцать гостей, — говорил он близнецам. — Каждый из вас займется девятью. Запишите их имена, адреса, телефоны, проверьте документы. Патти Плюшкина и дезинсектора оставите мне. Со вдовой я тоже сам поговорю. Жду отчета в четыре часа.
Они обменялись еще какими-то негромкими репликами, перемежавшимися ослиным ржанием Хардвика, — слов Гурни не расслышал. Провожатый Гурни что-то сказал и кивнул головой в его сторону, затем парочка отправилась к главному зданию.
Как только они скрылись из виду, Хардвик повернулся и приветствовал Гурни чем-то средним между улыбкой и гримасой. Его странные голубые глаза, в которых когда-то светился скептический ум, теперь приобрели усталое и циничное выражение.
— Какая честь, — пробасил он, обходя вокруг лент в сторону Гурни, — профессор Дэйв собственной персоной.
— Всего лишь преподаватель, — поправил его Гурни, размышляя, что еще Хардвик успел узнать о его работе в университете.
— Не надо тут прибедняться. Ты звезда, дружище, и прекрасно об этом знаешь.
Они без особого дружелюбия обменялись рукопожатием. Гурни поразило, как изменилась свойственная Хардвику манера подтрунивать: теперь его шутки сочились ядом.
— Насчет места смерти особо сомневаться не приходится, — предположил Гурни, кивая на кровавое пятно. Ему хотелось поскорее рассказать Хардвику все, что он знал, и убраться отсюда.
— Сомневаться приходится всегда, — заявил Хардвик. — Смерть и сомнение — вот единственное, что мы знаем наверняка про жизнь.
Гурни промолчал. Тогда тот продолжил:
— Впрочем, насчет места смерти сомнений поменьше, чем насчет кое-каких других вещей. Тут натуральный дурдом. Все говорят про жертву так, будто он Копро-чувак из телевизора.
— Ты имеешь в виду Дипака Чопру?
— Ну да, этот Черпак, какая разница!
Слова Хардвика вызывали у Гурни все большую неприязнь, но он промолчал.
— Зачем люди вообще приезжают в такие места? Послушать, как какой-то шарлатан будет впаривать им что-то про смысл жизни, запустив ручонки в их кошельки? — Хардвик покачал головой, сокрушаясь о легковерности своих сограждан и кивая в сторону особняка, как будто архитектура восемнадцатого века была отчасти всему виной.
Гурни не выдержал.
— Насколько мне известно, — сказал он как можно спокойнее, — погибший не был шарлатаном.
— А я и не говорю, что был.
— А мне показалось, что говоришь.
— Да я в общем рассуждал, абстрактно. Наверняка твой приятель был исключением из правила.
Хардвик начал не на шутку его раздражать.
— Он не был моим приятелем.
— Из сообщения, которое ты оставил по телефону, я понял, что вы давно знакомы.
— Мы были знакомы в колледже, потом двадцать пять лет не виделись, а две недели назад он прислал мне имейл.
— О чем?
— О кое-каких письмах, которые он получал по почте. Они его испугали.
— Что за письма?
— В стихах. Эти стихи были похожи на угрозы.
Хардвик задумался:
— А что он хотел от тебя?
— Совета.
— И что ты ему посоветовал?
— Обратиться в полицию.
— Как я понимаю, он ему не последовал.
Сарказм этой фразы задел Гурни, но он не подал виду.
— Тут был еще один стишок, — сказал Хардвик.
— То есть?
— Стишок на листке бумаги. Лежал прямо на теле, придавленный камешком. Опрятненько так.
— Он вообще довольно аккуратен. Перфекционист, я бы сказал.
— Кто?
— Убийца. Возможно, крайне неуравновешенный тип, но однозначно перфекционист.
Хардвик с любопытством посмотрел на Гурни. Он даже перестал язвить, по крайней мере на время.
— Пока мы не продолжили, я хочу знать, откуда тебе известно про бутылку.
— Я просто угадал.
— Угадал, что это бутылка из-под виски?
— Если быть точным, виски «Четыре розы», — ответил Гурни и улыбнулся, увидев, как расширяются глаза Хардвика.
— Объяснись, — потребовал Хардвик.
— Это была догадка, основанная на стихах, — сказал Гурни. — Ты сам поймешь, когда прочитаешь их. — И, предвосхищая вопрос, добавил: — Стихи и пара других сообщений лежат в ящике стола в кабинете. По крайней мере, последний раз я видел, как Меллери их туда убирал. Кабинет — это большая комната с камином.
Хардвик продолжал таращиться на него, как будто надеясь разглядеть что-то полезное.
— Идем со мной, — сказал он. — Хочу, чтобы ты кое на что взглянул.
