Том Клэнси - Красный шторм поднимается

Достаточно было одного или двух конвоев, напомнил себе Робинсон. Действительно, чаша весов колебалась до последнего момента.

– Я предлагаю прекратить огонь уже в полночь, – повторил Алексеев. – После этого, через две недели, мы отведем войска на позиции, которые они занимали до начала войны, и бойня прекратится.

– Как насчет обмена военнопленными?

– Об этом можно договориться позднее. Берлин может стать самым удобным местом. – Как и следовало ожидать, война почти не затронула этот город.

– Судьба немецкого гражданского населения за вашей линией фронта?

Алексеев на мгновение задумался.

– Они смогут беспрепятственно вернуться после прекращения огня – более того, я прикажу пропустить машины с продовольствием через передовые линии – под нашим наблюдением.

– Жестокое обращение с гражданскими лицами?

– Я лично займусь этим. Все, виновные в нарушении устава полевой службы, будут преданы суду военного трибунала.

– Откуда я знаю, что вы не используете эти две недели для подготовки нового наступления?

– А я откуда знаю, что вы не начнете контрнаступление, запланированное на завтра? – возразил Алексеев.

– Вообще-то оно должно начаться через несколько часов. – Робинсону так хотелось принять предложение русского генерала. – Вы уверены, что ваши политические руководители пойдут на эти условия?

– Да. А ваши?

– Я должен получить их согласие, но мне предоставлено право согласиться на прекращение огня.

– Значит, решать предстоит вам, генерал Робинсон.

Адъютанты генералов стояли у опушки, беспокойно поглядывая на своих начальников. С генералов не сводили глаз также русские автоматчики и экипаж вертолета. Генерал Робинсон протянул руку.

– Слава Богу, – выдохнул русский адъютант с облегчением.

– Да, – согласился американец.

Алексеев достал из заднего кармана поллитровую бутылку водки.

– Я не притрагивался к спиртному в течение нескольких месяцев, но мы, русские, привыкли обмывать договор глотком водки.

Робинсон поднес горлышко бутылки к губам, отпил из нее и передал бутылку Алексееву. Тот сделал пару глотков, размахнулся и швырнул бутылку в лес. Ударившись о ствол дерева, она не разбилась. Русский и американский генералы переглянулись и расхохотались. Теперь, когда была достигнута договоренность, их охватила волна облегчения.

– Знаешь, Алексеев, если бы мы были дипломатами, а не солдатами…

– Да, именно поэтому я и приехал. Прекратить войну проще тем, кто понимает ее.

– Совершенно верно.

– Скажи мне, Робинсон, – начал Алексеев и задумался, пытаясь вспомнить имя американского генерала – да, Юджин, а отца звали Стивен, – скажи мне, Евгений Степанович, когда мы прорвались у Альфельда, насколько близко…

– Вас отделяло от победы совсем немного, я даже не знаю, сколько часов. У нас тогда оставалось боеприпасов всего на пять суток, однако пара конвоев сумела пересечь океан почти беспрепятственно, и мы смогли продолжить боевые действия. – Робинсон остановился. – Что вы собираетесь сделать со своей страной?

– Не знаю. И товарищ Сергетов тоже не знает. Однако партия должна нести ответственность перед народом, руководители государства тоже. Мы усвоили этот урок.

– Мне нужно возвращаться, Павел Леонидович. Хочу пожелать вам удачи. Может быть, через некоторое время…

– Да, может быть. – Они пожали руки.

Алексеев следил за тем, как верховный главнокомандующий силами НАТО в Европе подозвал к себе адъютанта, который тоже обменялся рукопожатием со своим русским коллегой. Они поднялись в вертолет. Турбины загудели, четырехлопастный винт начал медленно раскручиваться, набирая скорость, и винтокрылая машина оторвалась от земли. «Блэкхоук» описал круг над поляной, давая возможность русским вертолетам охранения занять позиции, и полетел на запад.

Ты так никогда и не узнаешь, Робинсон, улыбнулся Алексеев, стоя один посреди поляны, никогда не узнаешь, что после смерти Косова мы не смогли отыскать его личные коды, позволяющие привести в готовность ядерное оружие. Понадобились по крайней мере сутки, прежде чем мы сумели бы воспользоваться им. Генерал в сопровождении адъютанта направился к командирскому бронетранспортеру, откуда Алексеев связался по радио со штабом фронта и передал короткое донесение, отправленное затем в Москву.

Полковник Эллингтон помогал Эйсли пробираться среди деревьев. Оба летчика прошли курсы выживания во вражеском тылу, которые были настолько трудными, что Эллингтон однажды поклялся, что, если его заставят проходить их снова, он подаст в отставку. Именно потому, что тогда ему пришлось столько трудиться, понимал полковник, сейчас он вспомнил приобретенные им уроки. Только для того, чтобы пересечь одну проклятую дорогу, им понадобилось ждать четырнадцать часов. По его мнению, их сбили в пятнадцати милях за линией фронта. Это расстояние представляло бы собой всего лишь прогулку в мирное время, но сейчас легкая прогулка превратилась в неделю тяжелых испытаний. Им пришлось скрываться в лесу, пить воду из ручьев, подобно животным, и перебегать от одного дерева под прикрытие другого.

Сейчас они стояли на опушке леса. Было темно и удивительно тихо. Неужели русские отступили?

– Давай попробуем, Дюк, – сказал Эйсли. Спина болела у него все больше, так что идти он мог, лишь опираясь на плечо командира.

– О'кей. – Они вышли из леса и пошли по полю, стараясь двигаться побыстрее. Летчики успели пройти всего сотню ярдов, когда заметили, что их окружают какие-то тени.

– Проклятье! – пробормотал Эйсли. – Прости меня, Дьюк.

– И ты меня, – согласился полковник. Ему и в голову не пришло пытаться достать пистолет. Он насчитал по крайней мере восемь человек, и у всех в руках были автоматы. Незнакомцы быстро приблизились к американцам.

– Wer sind Sie? – послышался голос.

– Ich bin Amerikaner, – ответил Эллингтон. Слава Богу, это немцы. И лишь спустя мгновение полковник понял, что ошибся – солдат выдала форма шлемов, Черт побери! Ведь осталось так близко до линии фронта! Русский лейтенант осветил лицо Эллингтона электрическим фонариком. Странно, но он не забрал у летчиков пистолеты. Затем произошло нечто еще более странное. Лейтенант обнял американцев и расцеловал, затем показал на запад.

– Идите туда, два километра, – произнес офицер.

– Не спорь с ним, Дюк, – прошептал Эйсли. Когда летчики пошли через поле, они тяжелым грузом ощущали взгляды русских на своих спинах. Американцы добрались до позиций союзников через час и там узнали о прекращении огня.

Боевая авианосная группа направлялась на юго-запад. Еще сутки, и они смогут нанести удар по русским базам в районе Мурманска. Тоуленд занимался оценкой сил русской противовоздушной обороны, когда был получен приказ возвращаться. Он закрыл папку, запер ее в сейф и спустился вниз, чтобы сказать майору Чапаеву, что они действительно остались в живых и скоро встретятся со своими семьями.

Военно– санитарный самолет «Найтингейл» С-9 тоже направлялся на юго-запад и летел на базу ВВС Эндрюс недалеко от Вашингтона, округ Колумбия. У него на борту были морские пехотинцы, получившие ранения во время сражения за Исландию, один лейтенант ВВС и одно гражданское лицо. Экипаж самолета пытался возражать против гражданского лица, однако генерал морской пехоты с двумя звездами на погонах объяснил летчикам, что морские пехотинцы сочтут личным оскорблением, если кто-то захочет помешать девушке ухаживать за раненым лейтенантом. Теперь Майк большей частью бодрствовал. Ему предстояло перенести новые хирургические операции – у него было перебито ахиллово сухожилие, – но это уже мало его беспокоило. Через четыре с половиной месяца он станет отцом. После этого можно будет подумать и о собственном ребенке.

О'Мэлли уже перелетел на береговой аэродром, захватив с собой репортера. Моррис надеялся, что корреспондент агентства Рейтер успеет опубликовать свою последнюю статью о войне, прежде чем займется другими проблемами – несомненно, послевоенными. Фрегат «Рубен Джеймс» сопровождал поврежденный авианосец «Америка» в Норфолк, где авианосец встанет в док для ремонта. Капитан с крыла мостика глядел на такую знакомую гавань. Не забывая о ветре и приливном течении, он подвел свой корабль к пирсу. Моррис не переставал думать о том, что все это значило, – то, что произошло в течение нескольких последних месяцев.

Потопленный корабль, погибшие друзья, смерти, свидетелем которых он стал, и те, что произошли из-за него…

– Прямо руль, – скомандовал Моррис. Порыв южного ветра помог «Рубену Джеймсу» мягко коснуться причала.